Татуированная кожа - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 48

– У него пятно на голове. Лысина и пятно. Такое розовое, вытянутое, с брызгами, – Вольф сунул бесценную визитку под подушку.

–У кого?

– У Грибачева. Он шляпу снял, я и увидел.

– Показалось. На плакатах-то он без шляпы. И по телевизору сколько раз показывали. Никакого пятна не видно.

– Может, и так... – неуверенно сказал Вольф. Иногда ему казалось, что вообще ничего не было, кроме прыжка, сильного удара о землю и лазарета. А в промежутке – галлюцинация, как следствие пережитого шока. Правда, визитная карточка вполне материальна. И еще подарок...

Подаренные часы приятно тяжелили запястье, кожаный ремешок еще хранил тепло человека, перед которым стоял на цыпочках не только всесильный командир бригады, но и богоподобный министр. Неужели все происходило в реальности?

Ладони были перебинтованы, кончиками пальцев Вольф расстегнул ремешок и внимательно рассмотрел подарок. Отечественная «Слава» с двойным календарем. На крышке гравировка: «Делегату XXIV съезда КПСС тов. Грибачеву С. М. от ЦК КПСС».

Судя по порядковому номеру – 00043, это не серийная продукция, а спецзаказ. Если поднести их к уху, слышно звенящее тиканье точного механизма.

– Нравятся «котлы»?

После капельницы Сержу стало получше, и он тоже принялся рассматривать японский хронометр.

– Конечно. У меня была старенькая отцовская «Победа», и ту разбил на первом прыжке. А здесь и числа, и дни недели, и стрелки светятся!

– Фигня! Вот у меня машина – «Королевский ныряльщик», такие под «комком» на Ленинском проспекте по пятьсот рэ улетают. Вечный календарь, хрустальное стекло, погружение до двухсот метров. А ход! Давай выставим и посмотрим, у кого точнее идут. На спор. Идет?

– Идет.

Но довести спор до завершения не удалось. Через час пришел адъютант Раскатова – рослый краснощекий лейтенант, с лицом надменным и неприступным.

– Вот твои часы, – он положил на тумбочку маленькую белую коробочку. – А генеральские давай назад.

– Как назад? Он же мне их подарил?

– Ты что, маленький, не понимаешь? У него-то при себе других не было, он свои и отдал. Символически. Потом деньги выписали и тебе купили вот эти. Они твои. А это – его. Знаешь, сколько они стоят?

– Знаю! – Серж рывком расстегнул браслет и почти кинул часы адъютанту. – И эти тоже забирайте. Мне они не нужны, а генералу пригодятся для следующего раза!

– Эти твои, подарок от комдива. Носи и радуйся, – невозмутимо сказал лейтенант и вышел из палаты.

– Вот суки! У меня даже руки задрожали! – Серегин побледнел, голос нервно вибрировал.

– Брось, Коля. Из-за чего нервничать? Из-за часов? Да мы с тобой сегодня заново родились!

– При чем здесь часы! Дело в отношении. Они нас, выходит, за людей не считают! Того и гляди – твои тоже отберут. Хотя нет, Грибачева побоятся... Он же от души подарил. Выходит, он не такой жадный, как наши пидоры!

Серегин раскрыл белую коробочку и презрительно усмехнулся.

– Ну, су-у-ки...

Двенадцатирублевые часики «ЗИМ» с тонкими желтыми стрелками на белом циферблате были самыми дешевыми из продающихся в гарнизонном магазине. В конце учебного года родители дарили их отличникам, окончившим четвертый класс.

– Спасибо, товарищ генерал! – Серж с размаху швырнул их о стену. Осколки стекла и детали механизма разлетелись по палате.

– Зря ты психуешь...

Вольф рассматривал клочок ваты со следами губной помады. Этот амулет спас его дважды: от «Дождя» и от падения под погашенным куполом с трехсотметровой высоты. Вещи, к которым прикасалась Софья, обладали чудодейственной силой! Если бы она сама заглянула в палату... Может же учительница проведать учеников!

Вместо Софьи Васильевны вечером к ним зашел Пряхин. Он был заметно напуган.

– Слухай, Серегин, ты ж правильно парашют уложил! Я-то кажную операцию пальцем щупал! Я ж завсегда! К укладке претензиев не было! Вы хоть скажите, не забойтесь!

– Конечно, подтвердим, – успокоил старшину Серж. – А что случилось-то?

– Что, что... То! А меня Семенов с помощником два часа мурыжили... Проверял – не проверял, да не украл ли из штаба листки с печатью... Какими мешок заклеивают... На кой они мне? Всю душу перековыряли. Потом расписаться раз десять заставили. Не к добру...

– Да не бойтесь, все обойдется, – сказал Вольф. Ему стало жаль маленького косноязычного человечка. – Раз уж у нас обошлось...

– Обойдется...

Старшина шмыгнул носом, провел узловатым пальцем по ноздрям.

– Шмелева-то арестовали... Да что там какой-то сержант... Генерал на Чучканова так орал, сам слыхал... «Отстраняю, передавай должность Шарову! За энтот парашют под суд пойдешь...» Вона как!

– Чучканов полковник, он за все отвечает. А вы человек маленький.

– Ото ж... Грибачев меня звал – не схотели! Как прыгать – пожалте, а так – сиди... Ничо, майор сказал: Бахрушин все одно грамоту даст. Фамилию поменяю, и все. Зато к пензии прибавка – десюнчик лишний. Тож негде взять!

– При чем здесь фамилия? – не понял Вольф. Инструктор махнул рукой.

– Они меня Прялкиным записали. А раз так, то уж все. Проще документы переделать. Подумаешь... Пряхин, Прялкин... Без разницы. Оно и похоже...

На другой день с утра пришли особисты.

– Кто, сынки, на вас зуб имеет? – спросил Семенов, испытующе переводя взгляд с одного на другого. Половинко, как обычно, устроился за листком бумаги.

– Большой зуб? Чтобы жизни лишить хотел? Кто?

– Разве парашют нарочно испорчен?! – вскинулся Серж и снова отвалился на подушку. Его все еще мучило головокружение.

– Похоже, что так, сынок. Сам-то он не распакуется, печать сам не поменяет, да и подпись не подделает... Очень похоже, что его переложили заново, вот какая штука!

– Как так можно? – усомнился Вольф. – Это же долгая песня! Кто бы это сделал?

– О том и речь, сынок. Накануне там сержант Чувак дежурил – день и всю ночь, – Семенов многозначительно смотрел на Вольфа. – И если бы он за рассроченную челюсть тебя хотел гробануть – все ясно-понятно... Но его-то за что? – особист перевел взгляд на Сержа, выдержал паузу, по-домашнему причмокнул губами. – На него Шмель во-от такой зуб имеет! И как раз он вечером Чувака подменял, пока тот на ужин ходил! Вроде все в цвет ложится... Да не совсем! Он недолго один оставался – переложить не успел бы...

Семенов тяжело вздохнул. Вид у него был усталый и озабоченный. Глаза красные, веки припухли.

– Видите, какая штука получается! Несли бы службу как положено – и мне голову не ломать. Так нет... Один сержанту морду бьет, второй... А нам теперь расхлебывать! А тут еще новая напасть – парашют-то не на своем месте лежал! Значит, что? Может, Чувак их перепутал? Вы-то сами что думаете?

– Я вообще ничего не знаю, – сказал Вольф. – У меня никаких врагов нет.

– И у меня, – повторил Серегин.

Майор опять вздохнул и потер небритую щеку. Формально он не подчинялся командованию бригады и потому клал на уставную дисциплину с прибором.

– Так я и знал. Ну, да вы теперь герои, какой с вас спрос! Я объяснение Чувака на во-от такие кусочки разорвал. Ты меня понял, сынок? Он там полный расклад дал: какой разговор промеж вами шел, да за что ты его шибанул... Нет ничего этого! Ну а я – могила!

Вольф потянулся.

– Я этого дурака пальцем не тронул. Видно, анаши обкурился и болтает.

– А он что, тоже анашу курит? – вскинулся Семенов.

– Не знаю. Я просто так сказал.

Особист с мрачноватым одобрением усмехнулся.

– Молодцы. Парни-кремни. Ну да я вас потрошить не собираюсь. Дай бог, чтобы и противнику не пришлось... Поправляйтесь!

– Какая же падла это сделала? Как думаешь? – спросил Серж, когда контрразведчики ушли.

– Откуда я знаю...

– А узнать надо! Он же, гад, притаился где-то рядом и в любой момент повторить может... Сыпанет песка в ствол, или замедлитель в запале испортит, или выстрелит в спину на боевых!

– Разве за разбитую морду убивают? Будет тебя Шмель мочить? Или меня Чувак?