Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 76

— Десять градусов вправо, погружение сто метров! — Щелкове кий вспомнил, что этим премудростям их учил профессор Хвощ. Он пропустил лекцию по уважительной, для себя, причине: ходил к врачу лечить гонорею. А потом переписал конспект у Сашки. Тому тоже была назначена процедура в связи с тем же самым недугом, но он пропустил укол и промывание, зато законспектировал «Тактику подводных лодок». Железный парень!

— Цель обнаружена. Дистанция восемь кабельтовых! — бодро доложил акустик.

— Вот так! — от избытка чувств Шелковский ударил кулаком в ладонь. Когда они встретятся с Чижиком, надо будет рассказать, как пригодился его конспект. Ну а пока…

— Второй аппарат к залпу товьсь!

В радостном возбуждении победителя командир «тигра» взял микрофон.

— Кто ж так выполняет маневр отрыва? Да если блядей с Невского привести, они и то лучше сделают! Глуши двигатель и всплывай! А не то «пистолетным» потоплю, и никакой заслон не поможет!

— Генка, ты? — отозвалась цель. — Давай, топи, это самое лучшее…

— Как «топи»! — возмутился в центральном посту «барракуды» Лисогрузов. — Какой Генка? Ты что, спятил?!

Но Чижик уже не обращал на него внимания. То, что преследовал его лучший друг, сломило капитанлейтенанта окончательно. Судьба много раз поворачивалась к нему спиной и сейчас состроила последнюю гримасу.

— Второй аппарат к залпу готов, — доложили из торпедного отсека. Но командир «тигра» пребывал в таком же ошеломленном оцепенении, как и командир «барракуды». Стоит произнести короткое слово «залп», и приказ командующего флотом будет выполнен. На дистанции в несколько километров, в непроглядной черноте двухсотметровой глубины последствия прямого попадания не видны и выполненная задача носит довольно абстрактный характер. Но сейчас он точно знал, что убьет Сашку Чижика! Какой черт снова занес его на «барракуду», какие обстоятельства привели к приказу на уничтожение, почему в центре чрезвычайных событий снова оказался этот хронический неудачник — ничего этого Шелковский не знал. Но совершенно точно знал одно: убивать товарища он не станет! Воинский долг, присяга, обязательность приказа… Значимость этих понятий отодвинулась на второй план. Как шелуха, отлетели должности, звания, субординация… Осталось одно, очень простое и понятное: Генка Шелковский не станет стрелять в Сашку Чижика!

— Готовность понял, — наконец нарушил он молчание. Теперь надо очень осторожно выходить из ситуации. Чтобы никто и никогда не смог подкопаться к нему.

— «Барракуде» сбавить ход до пяти узлов и всплыть на поверхность! — механически повторил Шелковский. — В противном случае будете потоплены!

В центральном посту много глаз и ушей. Особист будет проводить оперативную проверку причин невыполнения приказа. Поэтому он говорил все, что должен был сказать. Хотя и не собирался делать то, о чем говорил. Но проникнуть в душу человека не дано никому на земле, даже особому отделу флота. Через пятнадцать-двадцать миль начинаются большие глубины — до трех тысяч метров. «Барракуда» имеет титановый корпус и может погружаться на километр. Предельная глубина для «тигра» — триста пятьдесят метров. Так что все должно решиться само собой. Разные технические возможности — вполне объективная причина…

Монотонные требования сбавить ход и всплыть бесконечно повторялись в центральном посту «барракуды». Чижик все понял. Он знал характер Шелковского: тот всегда делал, что обещал. И если бы собирался топить, то крейсер с развороченной кормой уже лежал бы на дне. Генка отпускал его. Они приближались к океанской впадине. Глубина росла. Пятьсот метров, семьсот, восемьсот…

Уже можно нырять. Но имелась одна загвоздка: возможность погружения АПЛ с титановым корпусом на тысячу метров была чисто теоретической, расчетной, потому что существовала только на бумаге. Ни одного глубоководного погружения в мире не производилось. «Барракуда» являлась второй лодкой титановой серии, и после столь же глупой, сколь и трагической гибели «Комсомольца» ее не решались отправить на рискованный эксперимент. Впрочем, другого выхода не было.

— Погружение восемьсот метров! — приказал Чижик.

Бесцветный рулевой испуганно оглянулся на Лисогрузова, но выполнил команду. Кормовые рули и напоминающие крылья рули на рубке медленно отогнулись вниз, и набегающий водяной поток направил «барракуду» в пучину.

— «Барракуде» сбавить ход до пяти узлов и всплыть, в противном случае будете потоплены! — терпеливо передавал Шелковский. Но его никто уже не слушал. Ракетный крейсер косо падал в океанскую толщу.

— Здравствуй, дорогой! — услышав голос Верлинова, Горец вздрогнул. Он понимал, что сейчас генерал выполнит одну из своих угроз. Или сразу несколько.

— Хочешь поговорить со своим родственником? — Наступила недолгая пауза, и в трубке раздался голос дяди Исы.

— Это ты, Магомет? — дядя Иса говорил, как всегда, спокойно. — Ну и что страшного? Получу за этот штык пять лет — всего и делов! Не делай для них ничего. Делай то, что я тебе сказал. А обо мне не беспокойся. И адвоката не надо, год больше, год меньше — какая разница? Ты меня понял?

— Я тебя понял, дядя. Дай ему телефон.

Если бы речь шла о следователях, адвокатах, суде и незаконно хранимом штыке, Тепкоев бы не беспокоился: это дела привычные, которые легко и просто улаживаются. Но этот дьявольский Верлинов оперирует совсем другими категориями: кольями, заложниками, кровной местью. А это дает поводы для самого серьезного беспокойства даже невозмутимому Горцу.

— Ясно, Магомет? — с нехорошей вкрадчивостью осведомился Верлинов. — Как понимаешь, это только начало.

— Через час она будет дома, — тяжело дыша, произнес Тепкоев. — Ты делай как знаешь, но помни: мы враги!

— Да уж точно не друзья, — подтвердил генерал. — Когда она придет, я отдам Ису следователю. Попробуй его выручить.

Горец со злостью бросил трубку.

Верлинов придвинул последний отчет из-под земли. Группа аудионаблюдения докладывала, что обращение мнимого президента произвело эффект разорвавшейся бомбы. От бесстрашия и демонстративной бравады боевиков ничего не осталось, они озабочены грозящими последствиями и склонны сдаться. Главарь удерживает их страхом, одного «гвардейца» он застрелил, чем остальные тоже крайне недовольны. Вряд ли при штурме деморализованные бандиты окажут серьезное сопротивление. Но пульт управления Бузуртанов намертво привязал к руке и намерен в любую минуту нажать кнопку.

Сейчас самый подходящий момент для начала операции. Но есть загвоздка… Генерал снял трубку внутренней связи.

— Как у вас дела? — не здороваясь, спросил он.

— Задача не имеет технического решения, — в очередной раз сообщил Лыськов. — По крайней мере без непосредственного контакта.

— А что Евсеев?

— Не знаю, — не скрывая раздражения, ответил Лыськов. — Мы ему показали схему, принесли тумблеры включения… Но что толку?

— Передайте Федору Степановичу трубку.

Сейчас все зависело от того, что скажет неприметный усталый человек с глазами неудачника.

— Кажется, я разобрался, — неуверенно проговорил Евсеев. Если бы не комплексы и старомодные принципы, он мог быть долларовым миллионером, одним из хозяев сегодняшней жизни. Впрочем, когда-то такие комплексы назывались совестью, порядочностью и другими отмершими сейчас названиями.

— Вы сможете запустить двигатель? Хорошо подумайте, это очень важно, ошибки быть не должно.

— Я представляю, как это сделать. И смогу замкнуть нужную цепь. Но что произойдет потом — гарантировать не могу. Вдруг он не включится? Или там нет горючего? Или…

— Ясно. Спасибо. Сейчас вас отвезут ближе к месту и вы попытаетесь сделать все, что от вас зависит.

Верлинов отдал необходимые распоряжения и откинулся на спинку кресла. Он сделал все, что мог. Теперь оставалось ждать результатов.

Почти сразу зазуммерил телефон. Генерал схватил его, как выпавшую из рук солдата-первогодка взведенную гранату.