Акция прикрытия - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 33

Когда читали приговор, все стояли. Процедура была долгой и утомительной. Вместо того чтобы сразу сказать – расстреляют Пашаева или нет, судья монотонно повторял то, что многократно говорилось в зале, что все и так знали и что никого не интересовало. Наконец дошла очередь до главного.

– ...к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного...

Никто, в том числе и солдаты конвоя, не заметил, как мальчик вынул из перевязи на шее загипсованную руку и развернул ее в сторону подсудимого. От закрытого бинтом среза гипсовой трубы до Пашаева было не больше двух метров. Предварительно взведенный курок облегчил усилие спуска.

Бах!

Бинт в торце гипсовой культи проела вспышка желтого пламени. Энвер дернулся, на рубашке под сердцем лопнул красный волдырь.

Второй раз спуск подавался туго, но легче, чем на тренировках, – адреналин в крови придавал пальцу недетскую силу.

Бах!

Пашаева отбросило назад, он ударился о стену и медленно сползал вниз, к отполированной задами многих сотен подсудимых позорной скамье.

Конвоиры медленно поворачивались, явно не понимая, что происходит.

Бах!

Вытянутая, как обличающий перст, сломанная рука мальчика со сжатыми в кинжальное лезвие губами указывала на убийцу его отца. Бинт на конце культи горел, остро пахло порохом. Медленно поворачивались на неожиданные звуки головы присутствующих в зале людей.

Бах!

Здоровенный сержант понял, откуда раздаются выстрелы, и медленно двинулся к Магомету. Дядя Иса на репетициях действовал гораздо быстрее.

Бах!

Сержант надвигался, огромные кулаки вытягивались вперед, но Магомет не отвлекался на посторонние вещи.

Бах!

Некоторые пули не попадали в цель, вонзаясь в стену и брызгая крошками штукатурки, другие пронзали человеческое тело, и Магомет чувствовал, как они проходят сквозь трепещущую плоть, разрывая ткани, сосуды, ломая кости.

Бах!

Уже все присутствующие поняли, что стреляет маленький мститель, и сержант был совсем близко, и рядовой с перекошенным лицом выдвигался откуда-то сбоку, отведенное Магомету время истекало, но он знал, что выполнил свою обязанность; как положено мужчине.

Щелк... Он успел нажать спуск восемь раз, на тренировках это ему никогда не удавалось. Приговоренный к десяти годам колонии Энвер Пашаев четырьмя пулями был убит наповал. Правосудие свершилось.

Замедленность движений окружающего мира прошла, сержант сбил Магомета с ног, сорвал гипсовую маскировку, вырвал револьвер. Рядовой схватил его в охапку и перебросил за железный барьер, ограждающий скамью подсудимых, мальчик больно ударился и опустился на пол, рядом с истекающим кровью телом осужденного. Крики, плач, шум и гомон заполнили помещение суда.

– Очистить зал! – надрывно кричал прокурор. – Очистить зал!

Когда приехала милиция и Магомета вели сквозь толпу к желто-синей машине, он встретил ободряющий взгляд дяди Исы. «Не бойся, все будет в порядке», – как бы говорил он.

Так и оказалось. Месяц он просидел в детприемнике, потом его грозились отправить в спецучилище, но угрозу не выполнили, и он вернулся домой героем. Хотя с тех пор прошло много лет, геройский поступок Магомета не забылся на родине, да и в самых разных уголках России земляки до сих пор пересказывают эту историю. Лихая расправа над кровником легла краеугольным камнем в фундамент авторитета Тепкоева-старшего, да и положение младших братьев существенно укрепила.

Наверняка те семь выстрелов в зале суда сыграли свою роль, когда Магомет утверждался в роли главы всего чеченского криминалитета Москвы. Во всяком случае, и Хуссейн Лысый, и Магомед Большой, и Хозе, и другие руководители крупных группировок не хотели терять самостоятельность, но когда вопрос встал ребром – или подчиняться, или начинать войну между единоверцами, они спросили совета у старших и... пошли под него, признали верховенство.

А уж по вопросам мести Магомет считался признанным специалистом. Если у кровника нет по прямой линии родственников мужского пола, допустимо ли призывать к ответу мужа сестры? Или если виновный уехал за границу, а сейчас такое происходит все чаще, равнозначно ли это тому, что его не могут отыскать и наступает черед следующего в роду мужчины? Жизнь подкидывает много проблем, и важно не допустить ошибки, поэтому со всех концов страны приезжали земляки спрашивать совета. Магомет толковал ситуацию в соответствии со своим пониманием, и его слушали, как будто был он мудрым стариком или муллой.

Сейчас Лечи чувствовал, что хозяин в затруднении. Действительно, так и было. Но заботила Тепкоева не обязанность возникшей мести – тут дело ясное и привычное, в Гудермесе ждет сигнала бригада «командированных», да и здесь есть отчаянные ребята...

Заботил его странный «пивной ларек». Интуитивно Магомет понимал: они столкнулись с чем-то чрезвычайно важным и секретным, могущим сыграть определяющую роль в дальнейшей судьбе общины. Ясно, что это объект специального назначения – военный или Комитета госбезопасности, как бы он сейчас ни назывался. А прикосновение к Большой Тайне чревато самыми непредсказуемыми последствиями... Вдруг завертятся запыленные и проржавевшие шестеренки полупарализованной государственной машины да вмиг перемелют всех проживающих в столице чеченцев! Было ведь, когда за три дня погрузили в «студебеккеры» и отправили через всю страну и старых, и малых – под гребенку... В спинном мозге у каждого до сих пор таится страх...

Но, с другой стороны, давно уже нет Иосифа Виссарионовича, и отлаженного, как швейцарские часы, аппарата власти, и всемогущего НКВД, у которого всего хватало – и штатов, и техники, и тюрем... Раз продали такой объект официально, по бумагам с подписями и печатями, значит, окончательно у них там все развалилось и бояться нечего. В случае неприятностей можно адвокатов нанять, следователей подкупить, про права человека и геноцид нации шум поднять...

– Давай автоген, попробуем... – негромко сказал он. И, подумав, добавил: – Вызывай ребят из Гудермеса. Завтра уже будет ясно, чья это работа.

Лечи с облегчением перевел дух и кивнул. Лема поспешно извлек трубку сотового телефона. Хозяин решил обе проблемы. Оставалось самое простое – исполнять его распоряжения.

Пассажирский самолет с надписью «Пан-Америкэн» на фюзеляже описал огромный полукруг в ярком голубом небе над лазурным морем, выходя на посадочную глиссаду Афинского аэропорта. Прокатившись по бетонной полосе, самолет остановился на стоянке под номером семь. Четырем молодым мужчинам, выделявшимся в толпе пассажиров прямой осанкой, короткими стрижками и мускулистыми фигурами, это показалось доброй приметой.

Первым ступил на трап Джерри Виндоуз – в легком сером плаще, сорочке с расстегнутым воротом и плоским кейсом-"атташе" в руках. На его счету было двести глубоководных погружений и шестьдесят боевых операций в чужих территориальных водах. Следом шли похожие на спортсменов лейтенанты Генри Джонсон и Боб Гарднер – куртки свободного покроя, облегающие джинсы, небольшие, со множеством карманов, сумки через плечо. Генри рассказывал анекдоты, и оба весело смеялись, демонстрируя крепкие белые зубы. У Генри за спиной сто восемьдесят погружений на глубины свыше ста метров, сорок шесть специальных операций, Боб если и отставал от товарища, то ненамного. Капрал Дик Томпсон придерживал за локоть симпатичную девушку с длинными волосами и, блестя черными круглыми глазами, что-то шептал ей на ухо. Он был любителем женщин и случайное соседство в полете умел превратить в бурный роман. Если, конечно, ему не надо было уходить под воду. Подвижный, как капелька ртути, волокита нырял за сотню сто сорок раз, участвовал в тридцати двух специальных операциях.

Прямо у трапа их встречал третий секретарь посольства США Роберт Смит с несколькими помощниками. Пока те сноровисто загружали в микроавтобус багаж прибывших – три огромных брезентовых тюка, неподъемных даже на вид, Смит с дружеской улыбкой рассказывал о благословенной земле Эллады, будто гид туристического бюро готовил гостей к предстоящим им удовольствиям.