Последний алхимик - Мэрфи Уоррен - Страница 41

— Скажи, что все дело в проклятом золоте, и оставь меня в покое.

— Ни за что.

— Ладно, только не говори, пожалуйста, что ты не собираешься мне этого говорить. Я не могу больше это слышать.

— Ну хорошо, скажу. Я тебя предупреждал, — сказал Чиун. — Но ты ведь меня на слушаешь. Никогда не слушаешь. А я говорил тебе, что на этом золоте лежит проклятие. Но нет, мы же не верим в такие предрассудки, как проклятие, даже если на это прямо указывают хроники славного прошлого Синанджу.

— Ты опять про Мастера Го и испанское золото?

— Нет. Про Мастера Го и проклятое золото.

— Я помню. Мастер Го. Кто-то расплатился плохим чеком — то есть дрянным золотом, — и он отказался его взять. Что-то около шестисот лет назад. А может, трехсот. Где-то в том районе. Можно мне стакан воды?

— Я принесу. Если бы ты с самого начала послушал, что я говорил тебе о проклятом золоте, тебе не пришлось бы сейчас просить меня налить тебе стакан воды.

— Ты обещал больше об этом не вспоминать.

— Я и не вспоминаю. Я только сказал, что сейчас принесу тебе воды. Но тебе было бы невредно повторить наизусть летопись Мастера Го.

— Только не сейчас. Сейчас меня меньше всего тянет цитировать наизусть твоих Мастеров.

— Не “Мастеров”, а одного Го.

— Даже Младшего Вана было бы больше чем достаточно, — заметил Римо, поскольку вся история Младшего Вана заключена в двух фразах, тогда как на Великого Вана понадобилось бы полтора дня, и то, если бежать галопом по Европам. Младший Ван был Мастером Синанджу в странный период истории, когда на всей земле вдруг воцарился мир. Эта эпоха получила название “неудачного стечения звезд”. Поскольку правители государств вели себя очень тихо и смирно, Младший Ван провел большую часть жизни сидя в Синанджу в ожидании какого-нибудь переворота, нападения или появления хотя бы одного приличного узурпатора. Когда наконец его попросили об услуге, оказалось, что речь идет о такой ерунде, ради которой нет нужды даже покидать деревню. В результате в летописях Синанджу о Младшем Ване осталась следующая запись: “Ван был. Но не стал”. Это была единственная лаконичная запись из всех хроник, которые так любил цитировать Чиун. Но для Римо и этого было много.

— Тогда это сделаю я, — пришел на помощь Чиун. — Ты должен знать, от чего пострадал.

И Чиун стал пересказывать хронику Мастера Го, который в Год Утки, во времена, когда процветание Дома Синанджу, было весьма скромным, поехал на Запад и служил многим испанским дворам. По всей Европе было много работы, поскольку повсюду бушевали междоусобицы, но Мастер Го остановил свой выбор на довольно миролюбивом короле Испании, и вот почему: король сказал, что Мастер Синанджу должен будет убить его будущих врагов.

И Мастер Го мысленно восхитился столь новому и мудрому способу использования ассасина! Почему короли сначала заводят себе врагов и только потом призывают наемника? Почему не позаботиться заранее? Служение такому мудрому королю лишь приумножит славу Синанджу.

Когда же он явился ко двору и получил аудиенцию у короля, то выяснилось, что, говоря о будущих врагах, король не имел в виду никого конкретно.

— Моими врагами станут все, кто не является мне другом, и даже некоторые из моих друзей.

— Как так, Ваше Величество? — воскликнул Мастер Го, соблюдая все правила этикета, принятые при испанском дворе.

— Я стану самым богатым человеком в мире, — объявил король.

На это Мастер Го ничего не сказал. На Западе немало мелких царьков, для которых существует только их маленький мир и их собственная эпоха — как дети малые. И хотя в своих пределах эти царьки были действительно богаче всех, в других местах существовали такие богатые люди, о которых на Западе и не слыхали, и перед их несметными сокровищами самый богатый монарх Западного мира показался бы нищим. Но, как и полагается. Мастер Го промолчал, ибо Мастера Синанджу приходят избавлять королей от врагов, а не от невежества.

— У меня есть нечто большее, чем золотая жила. У меня есть человеческий разум. — С этими словами король приказал принести много мер свинца и призвал к себе придворного алхимика. — Покажи-ка этому человеку с Востока, как ты превращаешь свинец в золото.

И алхимик, справедливо опасаясь разоблачения, тихонько проделал все превращения. Но хотя от многих людей не составляет труда отгородиться, сделать что-либо втайне от Синанджу еще никому не удавалось. Мастер с легкостью превратился в безмолвную тень алхимика и стал смотреть, действительно ли тот превратит в золото свинец.

Так и вышло, он смешал свинец с другими компонентами, только на самом деле добавил туда и настоящего золота — того, каким расплачивался с ним испанский король. И все это, объявил он, получено из свинца. Мастер Го не очень разобрался, что все это значит, пока не увидел, как алхимику выдали еще денег, чтобы он продолжал делать золото для короля. Деньгами, конечно, были золотые монеты. На этот раз алхимик прибавил к тому, что он якобы получил химическим путем, еще больше королевского золота.

И снова алхимик получил в уплату за труды золото, и опять он вернул больше, чем в предыдущий раз, и так до тех пор, пока королевская казна не опустела. Имея столько денег, алхимик и вероломный министр частично пустили их на нечто более ценное, чем любое богатство, — они перетянули на свою сторону армию, после чего уже в королевскую казну не вернулось ни крупицы золота.

Но прежде чем алхимик и министр захватили трон, к королю явился Мастер Го и рассказал о заговоре. Алхимик ударился в бега, прихватив с собой только малую часть золота и свою тайну. Король отблагодарил Го тем, что вручил ему немного золота, сделанного неверным алхимиком.

Но Мастер Го отверг его.

— Ваше Величество, для вас это золото, возможно, годится, но для нас оно проклято. Я видел, из каких ингредиентов оно делалось, и что-то в них было такое, что лишает силы самое тренированное тело.

— Не хочешь ли ты сказать, Мастер Синанджу, спасший короны Арагона и Астурии, явивший нам свою мудрость и величие, что это дурное золото?

— Нет, Ваше Величество. Это золото хорошо настолько, насколько им можно расплачиваться, покрывать для красоты разные вещи, использовать для изготовления каких-то инструментов, но для нас оно является проклятым.

И тогда король дал Мастеру Го хорошего золота, на котором не было проклятия и не было клейма неверного алхимика с изображением аптечной колбы.

Спустя столетия это клеймо обратило на себя внимание Мастера Чиуна, но осталось не замеченным запальчивым и непочтительным Римо. Вот как упрямец Римо навредил своему телу, ибо ему важнее дурные белые привычки, нежели слава Синанджу.

— Ты приплел к старинной легенде какую-то отсебятину, папочка, — сказал Римо. К тому моменту, как Чиун кончил свой рассказ, он уже сидел на кровати. У него было такое чувство, словно от этого рассказа в жилах у него вместо крови потекла газированная вода. — Я-то думал, летописи вечны и незыблемы. И переписывать их нельзя.

— Все, что я добавил к истории, — это история. Неужели, держа на теле эту подвеску, ты ничего не чувствовал?

— Я злился, что ты ко мне привязался.

— Любая глупость вроде злости и раздражения притупляет естественную чувствительность. Похоть, жадность — все это притупляет чувствительность. И чем сильней эти вспышки, тем хуже мы воспринимаем действительность, — сказал Чиун.

— Но ты ведь тоже злишься. Ты все время злишься!

— Я никогда не злюсь, — возразил Чиун. — От твоих упреков у меня кровь вскипает!

— Когда мне станет лучше?

— Никогда. Ты испорченный ребенок, Римо. Придется это признать.

— Я имею в виду свое физическое состояние. Когда я поправлюсь?

— Организм сам скажет.

— Ты прав, — вздохнул Римо. — Не надо было и спрашивать. — Он допил воду и встал с кровати. Было приятно вновь ощутить радость движения, хотя пока ему приходилось думать о каждом шаге.

— А что входило в состав реагентов, которые использовал этот алхимик? Мастер Го пишет что-нибудь о яде?