Страх - Константинов Владимир - Страница 9

Голос Варданяна сразу стал почтительным, даже заискивающим. Алик Иванович прекрасно понимал, что босс последнее время, особенно после проколов с братьями Татиевыми и мнимым подполковником ФСБ Кольцовым (Варданян только-что узнал, кто скрывался под этой фамилией) был очень недоволен его работой. Да тот и не скрывал этого. А это могло привести к тому, что генерал мог её потерять. А что значит — потерять такую работу с его-то информированностью? Нет-нет, только не это. Потому, он, как мог, пытался загладить свою вину.

— Здравствуйте, Виктор Ильич! — воскликнул он радостно, будто все время сидел у телефона и ждал звонка любимого шефа, и вот, наконец, дождался. — Как отдыхаете?!

— Да ладно… Чего там, — недовольно проворчал Сосновский. — Ты того… Ты дело, ага.

— Прямо не знаю с чего и начать, Виктор Ильич.

— А ты этого… Начни с главного. Нашли эту… Как ее?

— Нашли, Виктор Ильич. Моим ребятам это стоило больших трудов.

— Это хорошо, ага. Это молодцы! И что там? Действительно, как в письме? Действительно?

— Да, Виктор Ильич.

— Ты смотрел, да?

— Я ведь должен был удостовериться — та ли эта пленка, — будто в чем оправдываясь проговорил Варданян.

— А ещё кто? Еще кто-нибудь смотрел?

— Нет-нет, лишь я один. Я ведь прекрасно понимаю, что к чему.

— И как там? Что там? Все так?

— Да, Виктор Ильич, от начала до конца.

— Ты вот что давай. Ты приезжай давай. Что б одна нога того, а другая… Вот именно. Завтра что б. Сам хочу. Посмотреть хочу. До свидания, ага.

Сосновский положил трубку. Откинулся на спинку кресла, расслабился.

Вот и на этот раз все того… Все прояснилось, ага. Устал. Сколько можно? Спать что-то. Может выпить коньячка и часок другой? Нет, тогда ночью не того. А вот коньячка стоит. Очень даже стоит.

Сосновский встал и засеменил к бару. Но он не знал, что Варданян в телефонном разговоре сознательно упустил многие важные моменты. Если бы Виктор Ильич сейчас о них знал, то не был бы столь благодушен.

Глава пятая: Еще одно убийство.

Вадим Сидельников с какого-то времени потерял интерес к жизни. Ну, не то, чтобы совсем потерял, но только какой-то пресной она стала, совсем пресной. Если раньше он просыпался бодрым, заряженным, сознавая, что впереди его ждут увлекательнейшие события. То теперь и просыпаться-то было лень. Кроме шуток. Нет, работу свою он выполнял. Довольно профессионально выполнял. Но так, скорее по укоренившейся привычке делать все на совесть. А вот радости или удовлетворения, как прежде. не испытывал. Но днем ещё ладно. Днем работа, ребята. А по вечерам совсем было кисло, совсем невмоготу. Так было порой нехорошо, что ничего не хотелось, жить не хотелось. Иногда срывался — надирался, как горький пьяница, плакал, костарил всех и вся, а потом долго ещё испытывал от этого угрызения совести. Так вот и проживал безрадостные, однообразные дни, будто себе и другим одолжение делал. Понимал, что дальше так нельзя, что нужно со всем этим что-то делать, но ничего не получалось. Раньше он считал себя крутым парнем, а на поверку вышло, что его не только крутым, но и парнем назвать, язык не поворачиывается. Кроме шуток. Так, слизняк, дерьмо собачье — вот кто он такой. Слабак — и этим все сказано. Горько это осознавать, но только это так и есть. Да, долбанула его Светлана, здорово долбанула. Сколько раз он давал себе обещание выбросить её из головы, забыть, но ничего не получалось. Сколько женщин перебывало в этой квартире. Были среди них и красивые, и даже очень. Но только эти встречи ничего, кроме опустошения и угрызений совести, не принесли. Видно, таким однолюбом он уродился. А «горбатого», как говорится, только могила исправит. Точно. А может, не в Светлане дело, а в нем самом? Может быть, может быть.

В Светлану Козицину он влюбился с первого взгляда. Правда. Впервые увидел её на совещании у Рокотова и сразу по уши. Он даже не предполагал, что такое возможно. И вот случилось. Светлана относилась к нему нормально, как к товарищу, но не более того. Он это понимал и любил молча, безнадежно, не лез со своими признаниями и всем прочем. Кто знает, чем бы все кончилось, если бы Светлана сама не предложила ему пожениться. Лишь позже он понял, что её толкнуло в нему отчаяние неразделенной любви к Иванову. А тогда был на седьмом небе от счастья. Впрочем, и тогда он понимал, что она его не любит, но очень надеялся, что это случиться. Но, увы, не случилось. Это как в той песне: «Повстечалися два одиночества, развели у дороги костер, а костру разгораться не хочется. Вот и весь разговор». Точно. Вместе они чувствовали себя даже более одинокими, чем прежде. Долго это продолжаться не могло, и они разошлись. Узнав, что Светлана выходит замуж за Сергея Ивановича он искренне за неё порадовался. Кроме шуток. Хорошо, что хоть у неё жизнь склеилась. Иванова он очень уважал. Вот уж кого жизнь не щадила. Сам едва выбрался, можно сказать, с того света, любимую жену потерял. Выдюжил, не потерял вкуса к жизни. А он, Сидельников… Он слабак. Как не горько осознавать, но только это так. Черт те что и с боку бантик. Лишь до поры до времени изображал из себя крутого уокера, но на первом же повороте слетел с катушек. Да и что он? Такими, как он, сейчас хоть пруд пруди. Устраиваются же как-то в жизни. Может быть и у него ещё что-то получится. Не должно так продолжаться вечно. Не должно.

Зря он вылез со своей версией на совещании у Иванова. О её несостоятельности он понял сразу после выступления Димы Беркутова. Вот парень! Прямо-таки фейерверк идей. Молоток! Но, как бы там не было, но и его, Сидельникова, сверсию отрабатывать кому-то надо. Верно? А уж коли он с ней сам вылез, то ему и сам Бог велел. Все правильно.

Вадим взялся за дело с изучения всей имеющейся у них информации по преступной группировке Степаненко. Возникла она в начале девяностых и объединяла почти всех воров Заельцовского района, была поначалу что-то вроде прежней воровской малины. Но вскоре, благодаря изворотливому уму и энергии Бублика группировка взяла под контроль почти весь преступный бизнес в районе. Ладил Степаненко и с главарями других группировок, был у них даже кем-то вроде идеолога. На совещаниях сидел по правую руку от самого Коли Яценко по кличке Хват, вора в законе и большого авторитета. В группировке Степаненко милиция имела своего человека Юрия Кузовкина по кличке Тузик, регулярно поставлвшего иформацию о готовящихся, либо уже состоявшихся преступлениях. Информация была так себе и часто не подтверждалась. Тузик был неавторитетным вором, шестеркой и ему мало доверяли. В милиции он значился как Туземец. Странная кличка агента. Тузик был таким же туземцем, как, к примеру, абориген острова Новой Гвинеи членом палаты лордов. Четыре года назад Кузовкина взяли на мелкой квартирной краженке, но, учитывая, что он уже имел две судимости за кражи, светило ему по меньшей мере года четыре, никак не меньше. Тузик же недавно переболел двухсторонним воспалением легких и понимал, что попасть в лагерь с его слабыми легкими, верная смерть. Потому очень охотно согласился работать на милицию.

Сейчас Вадим на конспиративной квартире ждал прихода Кузовкина. Прежде он с ним никогда не встречался. С Туземцем работали оперативники Заельцовского РУВД. Сидельников посмотрел на часы. Полчаса четвертого. Агент опаздывал на полчаса. Не случилось ли с ним чего. И в это время в дверь раздался условный стук.

Кузовкин оказался высоким худосочным мужиком с худым нервным лицом. Кличка Тузик ему удивительно шла. Неряшливый, лохматый, обросший недельной щетиной, он очень походил на бездомного беспородного дворнягу. Впрочем, кличка Туземец ему тоже шла.

— Привет, начальник! — пробасил он, ощерив темные, никогда не видевшие зубной щетки зубы. — Я тут того, этого… Проспал чуток. Извини. Вчера Бугай подмешал мне в пиво какой-то дряни. Ну я и того, этого… всю ночь почту гонял.

Вадим поздоровался, представился и попросил Туземца рассказать о причинах убийства Бублика, что говорят об этом в группировке.