Страх - Константинов Владимир - Страница 10

— Что говорят? — Кузовкин энергично почесал затылок. И этим ещё больше стал походить на Тузика. Так дворняга пытается нескрести надоедливых блох. — Дак того, этого… Разное говорят, начальник.

— Мог его убить кто-то из своих?

— Исключено, начальник, — категорически ответил Кузовкин. — Папа был авторитетом, его все любили.

— Тогда может быть кто-то из других группировок?

— Нет, — замотал головой Тузик. — Он со всеми был в корешах. Братва говорит, что это дело рук залетных.

— А что за причина?

Кузовкин, прежде чем ответить, вновь долго чесал затылок.

— Точно не знаю, но говорят, что Бублик обещал навести большой шухер.

— В каком смысле?

— В смысле устроить кое-кому подлянку.

— Это касалось кого-то из местных?

— Вот чего не знаю, начальник, того не знаю, — развел руками Кузовкин. — У тебя бутылки пивка случайно нет?

— Случайно нет. А кто знает?

— Дак того, этого… Те, кто знает, мне не докладали, начальник, — вновь ощерился Кузовкин. — А чая у тебя нет? А то голова, что качан, ни хрена не соображает.

— Нет. А другие паханы могут знать?

— Наверное, — пожал плечами Тузик. — Говорят, что Бублик на сходняке авторитетов заявлял устроить кипеш.

— Когда это было?

— Недели две назад.

— Что тебе ещё известно об этом?

— Больше ничего, начальник.

— Хорошо. Можешь идти.

Кузовкин медленно встал и, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, просительно проговорил:

— Мне бы аванес, начальник. А то меня вчера Бугай всего обшмонал. Здоровый падла. Издевается.

— Сколько?

— Дак того, этого… Мне бы сотнягу.

Вадим достал сотенную купюру, протянул Кузовкину.

— Вот, возьми.

— Порядок, начальник! — сразу повеселел Кузовкин. Молниеносно выхватил сотенную и спрятал в карман. Острый кадык на его тонкой жилистой шее пару раз дернулся в предвкушении похмелья. — Покедова! — Он пулей вылетел из квартиры.

После ухода Кузовкина Сидельников долго размышлял над полученной от него информацией. Несмотря на её скудность, было ясно, что Степаненко обладал какой-то серьезной информацией и намеревался либо использовать её в своих целях, либо обнародовать. Знает ли кто, что это была за информация? Если кто и знает, то это может быть лишь Хват. Ведь недаром на сходках Бублик сидел по правую от него сторону.

Сидельников решил встретиться с Геной Яценко и обо всем перетолковать. Почему Гена, а не Геннадий? Вадим не знает, что у него там в метриках, а в паспорте собственными глазами видел, так и записано: «Гена Иванович Яценко». Кроме шуток. То ли родители Яценко были большими чудаками, то ли он сам к шестнадцати годам стал таким оригиналом, что пожелал до конца дней своих оставаться Геной, но факт есть факт.

Люди, далекие от юриспруденции вообще и от работы милиции в частности, считают, что арестовать главаря преступной группировки проще паренной репы. Еще и возмущаются: «Продались менты авторитетам! Как есть продались, Ведь знают же всех главарей наперечет. Тогда почему медлят, почему не арестовывают? А потому, что продались!» Сидельников же по собственному опыту знает — насколько это трудно сделать. Знать — одно, а доказать вину — совсем даже другое. Во-первых, братва ни при каком раскладе не сдаст своего пахана, не даст против него показаний. Во-вторых, если оперативникам и удастся собрать на него достаточные доказательства, то его «сынки» выставят целую армию подставных свидетелей, которые с пеной у рта будут утверждать, что обвиняемый не мог находится на месте преступления, так как в это время был на годовщине свадьбы троюродного племянника. Недавно Верхъовный суд Италии оправдал всех главарей «Коза Ностра». По мнению нашего воинствующего обывателя — члены суда поголовно куплены мафией. Но причина более чем тривиальна — у суда не хватило доказательств, а те, что были, уничтожены полчищами лжесвидетелей. Вадим с ребятами пробовал прищучить того же Яценко, но эта попытка кончилась полным провалом. Хват имеет в городе пятикомнатную квартиру в двух уровнях, за городом — «пятизвездочный» коттедж со всеми удобствами, разъезжает на шестисотом «мерседессе». Все это, как он утверждает, куплено им на доходы вполне легальной фирмы «Ксения», занимающейся поставкой бижутерии. Яценко и налоги платит исправно в установленный срок. Нет, такого голыми руками не возьмешь.

Зная, что Хват днем обычно находится в офисе фирмы, откуда и руководит своим преступным сообществом, Сидельников позвонил его референту, назвал свою фамилию и попросил к телефону Яценко.

— Гена Иванович в курсе вашего звонка? — спросила референт довольно мелодичным голосом.

— В каком смысле? — не понял Вадим.

— Он знает, что вы должны ему позвонить?

— Нет, но… — начал в замешательстве Сидельников, но референт его перебила:

— В таком случае, очень сожалею, но Гена Иванович занят. Вы оставьте свои данные, я вам обязательно позвоню, как только он освободится.

Подобного развитя события Сидельников явно не ожидал. Вот так вот, скоро к воровскому авторитету надо будет записываться за неделю на прием. Разозлися.

— Вот что, дамочка, — раздраженно проговорил, — Если вы считаете, что у меня много свободного времени, то очень ошибаетесь! Скажите своему боссу, что с ним хочет переговорить майор милиции Сидельников из управления уголовного розыска. Как поняли?

— Извините! Одну минутку, — пробормотала референт, а ещё через несколько минут Вадим услышал недовольный голос её шефа:

— Яценко слушает.

— Здравствуйте, Гена Иванович! Вас беспокоит Сидельников.

— Юрка! Корефан! Когда приехал! — радостно взревел Яценко, да так, что Вадим был вынужден отстранить трубку от уха. — А что у тебя с голосом?

— Никакой я вам не корефан, Гена Иванович, а майор милиции Сидельников.

— Ах, это вы, — сконфузился авторитет. — Извините! Вадим Андреевич, кажется?

— Он самый.

— Здравствуйте, Вадим Андреевич! Неужто вы опять по мою душу? Хотите взять меня за эти… за жабры? Но только заранее предупреждаю — не получится. Теперь тем более не получится.

— Нет, я совсем по другому вопросу. Мне необходимо с вами переговорить.

— А о чем будет разговор? Или это секрет?

— Да нет, никакого секрета нет. Я по поводу убийства Степаненко.

— Что ж, в таком случае, приезжайте. Жду, — сухо и лаконично прогворил Хват и положил трубку.

Сидельников не виделся с Яценко пять лет, и, надо сказать, они не прошли для того даром. Как же он за эти годы раздобрел, стал гладким и ухолженным. Одет с иголочки в добротный твидовый пиджак, белоснежную сорочку с ярким модным галстуком. На безымянном пальце правой руки массивная золотая печатка, а на лице столько самодовольства, что его с лихвой бы хватило всем операм страны. Кроме шуток. А ведь этому Хвату уже ничего в жизни не надо, он достиг всего, чего желал. И Вадим почувствал, как в груди возбуждается черная энергия, закипает такая лютая злоба на всех этих Хватов, Сватов, Белых, Серых, Слонов и Носорогов, ставших вдруг хозивами жизни. Как же такое могло случиться, что эти козлы жируют, а учительница падает на уроке в голодный обморок? Кто довел страну и людей до такого состояния? Может быть и его хандра и апатия вовсе не из-за Светланы, а от бессилия что-либо изменить, как-то повлиять на ситуацию. Действительно, все их усилия напоминают мартышкин труд — они трудятся в поте лица, а этих паразитов становится все больше и больше.

Вадим с трудом взял себя в руки, нарисовал на лице добродушие, прошел к столу, протянул руку авторитету.

— Здравствуйте, Гена Иванович! И вы здорово изменились с момента нашей последней встречи.

— Здравствуйте, Вадим Андреевич! — Яценко привстал, пожал Сидельникову руку. Снова сел, откинулся на спинку кресла и, ослепительно улыбаясь, заранее приготовившись на комплимент, спросил: — Ну и как я вам?

— Сильно потолстели, — ответил Вадим, улыбаясь в ответ.

Лицо Хвата разом как-то потускнело.

— Да-да, вы правы. Расчебучило меня малость, — проговорил он обиженно. — Так что же вас интересует, Вадим Андреевич?