Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Константинов Владимир - Страх Страх

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Страх - Константинов Владимир - Страница 22


22
Изменить размер шрифта:

— А нельзя поподробней, Андрей Петрович? — сказал я.

После рассказа Говорова об обстоятельствах встречи с Виноградовой, Рома Шилов растерянно проговорил:

— А мне она ничего… Я её спрашивал, а она ничего.

— Успокойся, Рома, — сказал Говоров. — Под большим секретом Виноградова мне сообщила, что сделала это сознательно, чтобы оставить повод для вашей повторной встречи.

— Скажешь тоже, — смутился Шилов, густо покраснев.

— Вот всем этом меня смущает лишь одно обстоятельство — почему киллеры оставили в живых такую важную свидельницу? — сказал Колесов.

Его тут же поддержал Рокотов:

— Сергей Петрович прав. Действительно — почему?

— Я и сам пытался ответить на этот вопрос, — сказал Говоров.

— Ну и? — выжидательно посмотрел я на Андрея.

Он пожал плечами.

— И ничего путнего придумать не смог.

— Что скажут другие? — спросил я.

— А не водит ли нас эта дамочка за нос? — высказал предположение Беркутов.

— С какой целью? — спросил Рокотов.

— А фиг её знает, — пожал плечами Дмитрий. — К примеру, чтобы сбить нас с пути, заставить искать там, где искать нечего.

— Версия интересная. — Я повернулся к Говорову. — А что ты скажешь, Андрей Петрович?

— Не знаю, — пожал он неопределенно плечами. — Но только Виноградова показалась мне искренней. Впрочем, чем черт не шутит. Отвергать версию Беркутова я не берусь. Возможно, в дальнейшем именно он окажется прав.

— А что так мрачно и обреченно? — спросил я, кое-что заподозрив.

— Вам показалось, — ответил Андрей и, как не старался, не смог скрыть смущения. И я понял, что мои подозрения не беспочвенны.

— Роман Владимирович, — обратился я к нашему Добрыне, — и какова же эта Виноградова?

— Как это? — растерялся Шилов, вскочил, уронив с колен папку.

— Наверное, молода и красива?

— Ах, это… Да вроде бы.

— Я так и думал, — понимающе вздохнул я и красноречиво посмотрел на Говорова. Все заулыбались, поняв мой довольно прозрачный намек, а Андрей явно забеспокоился.

— Нет, это не вэрба магистри (слова учителя), — проговорил он с сожалением.

— Это ты о чем? — спросил я невинно.

— Знаете, что говорили древние греки по этому поводу?

— Сгораю от любопытсва. Да, думаю, и другим это будет полезно узнать. Просвятите.

— Нихиль пробат, кви нимиум пробат (ничего не доказывает тот, кто доказывает слишком много).

— Очевидное не нуждается в доказательствах, — снисходительно усмехнулся я.

— Квод волюмус, крэдимус либэнтэр (мы охотно верим тому, чего желаем), — печально проговорил Андрей, а весь его облик выражал оскорбленную добродетель.

— А желаем мы очень многого, — в тон ему ответил я. — Особенно при отсутствии тормозов.

— Что ты, Сережа, прицепился к парню? — решил вмешаться в наш затянувшийся диалог с Андреем Рокотов. — Как на прежнем партсобрании, честное слово!

— Почему вы, полковник, позволяете себе вмешиваться в мой воспитательный процесс?! — «возмутился» я. — Я же в твой не вмешиваюсь. И вообще, мне странно слышать это именно от тебя, поборника нравственности.

— Ты для этого нас и собрал?

— И для этого тоже… Какие будут предложения относительно Самохвалова и этой… современной Гретхен?

— А может быть у директора завода машину угнали, — высказал предположение Колесов.

— От него не поступало заяления об угоне, — ответил Говоров. — Я проверял.

— Возможно, он сам о нем не знал.

— Ну, это, Сережа, уже из области фантазий, — усмехнулся Андрей.

— А что если преступники сменили номер, чтобы его подставить? — не сдавался Сергей.

— Вот вы, Сергей Петрович, это и проверите, — сказал Рокотов. — И вообще, выясните о нем все. При необходимости, установите наружное наблюдение.

— Слушаюсь.

— Да, но что же нам делать с Виногорадовой? Андрей Петрович, ты не собираешься с ней в ближайшее время встретиться, — спросил я, как бы между прочим.

— Нет. Но если мне будет приказано, то я это сделаю.

— Вот-вот, сделай, голубчик, уважь старика. И вообще, поработай с этой красавицей как следует. Я очень на тебя расчитываю.

— Будьте спокойны, Сергей Иванович, не подведу, — очень серьезно ответил Говоров.

Все, кроме Романа Шилова (до него всегда доходило с опазданием), рассмеялись.

— Теперь вся информация должна сосредотачиваться у меня, — сказал я.

— А что так? — спросил Рокотов.

Я встал, одернул генеральский китель и торжественным голосом провозгласил:

— Отныне командовать парадом буду я. Нутром чую, что мы начинаем самое широкомасштабное дело и всех нас ждут нелегкие времена. Но потому-то мы с вами и избрали такие профессии, что не можем сетовать на обстоятельства и трудности. Главное — преодолеть их.

Часть вторая. Противостояние.

Глава первая. Разговор с Варданяном.

А ночью… Никакого покоя от этого, ага, не стало. Ночью Виктор Ильич проснулся от музыки. Будто кто на этой… Как ее?… На скрипке. Будто кто на скрипке. И мелодия такая… печальная. За душу, ага. Будто хоронили кого. Жутко! Сердце того, заледенело, ага. А за окном ветер. Когда все кончится?! Открыл глаза. А в углу этот. В кресле этот сидит. Зрачками красными… Зрачками сверкает. И Сосновский понял, что теперь уже не того. Не уснуть теперь ничего. Устал! Так жалко себя… Жалко себя стало. Таким несчастным и жалким себя… Почувствовал себя. И он заплакал.

Этот встал, подошел, сел к Сосновскому на кровать, проговорил своим скрипучим… голосом проговорил:

— Экий ты, Витя, право, размазня! Такие дела делаешь, а ведешь себя как последний сукин сын — смотреть неприятно.

— Скажите — зачем вы ко мне?!… Привязались зачем?! Мучите зачем?! Что я вам? Сделал что? Оставьте вы меня… Пожалуйста, а?!

И Виктор Ильич понял, что это уже не этот… Это уже не сон. Там мысли плавно. И слова им того… Соответствовали им. А тут… Тут мысли впереди… Бежали впереди. А слова не поспевали, запинались, ага.

Этот снисходительно… Рассмеялся снисходительно. И голосом, каким с детьми, говорят с детьми:

— Нет, Витя, не для того я с тобой столько возился, чтобы вот так вот — взять и оставить. Да ты успокойся. Я не вижу причин для паники. Все идет отлично. Я тобой очень доволен. Твоя идея со взрывами домов и нападением на Дагестан просто великолепна. Порадовал ты меня. Очень порадовал. Откровенно скажу — не ожидал я от тебя подобной прыти. Такое мог придумать лишь большой злодей. Этим ты и нынешнего презедента крепко связал. Можно сказать — спеленал, как младенца. Молодец! И с Лебедевым вы придумали все очень хитро. Ты начинаешь оправдывать мои надежды. Теперь вижу — ты способен вершить великие мерзости.

— Ну, зачем вы того? — продолжал хныкать Сосновский. — Зачем вы так?… Я ведь хочу… Как лучше хочу.

— А-а, брось ты это! — пренебрежительно махнул рукой Этот. — Не надо этих сантиментов. Они тебе не к лицу. Я тебя насквозь вижу и прекрасно знаю чего ты хочешь. Ты все делаешь правильно.

— Трудно мне. Страшно, — пожаловался Виктор Ильич. — Все время как в этом… Как его?… Окопе. Все время, как в окопе. Устал.

— Страх — нормальное чувство. Не боятся только идиоты, так как не ощущают опасности.

— Теперь вот с этой… С видеокассетой этой… Вы бы помогли.

— Я и рад бы, но не могу. Мне это запрещено. Мое дело душа. Я её ты мне давно продал. Слушайся её. Она поможет. Ну, будь здоров злодей! — Этот встал, потянулся. Спохватился: — Да, чуть не забыл. Ты поосторожнее со своими откровениями. Не к чему они.

— Это вы о чем? Не пойму — о чем?

— Твое высказывание на конференции о полутора тысячах погибших. Это лишнее. Люди и так тебя ненавидят.

— А зачем они?… Не люблю их. Пусть знают.

— Ну и дурак.

— Как сказал… Кто-то сказал… В Риме сказал: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись.

— Я не об этом. Не нужно самому подогревать и ещё больше разжигать эту ненависть.