Старый патагонский экспресс - Теру Пол - Страница 9

— На двое похорон, — уточнила она.

— Простите?

— Мой отец тоже умер.

— Недавно?

— Во вторник.

Сегодня у нас была суббота.

— Боже… — вырвалось у меня.

— Мне нравится, как вы это говорите! — улыбнулась она.

— Я хочу сказать, что мне очень жаль вашего отца.

— Его хватил удар. Я-то думала, что приеду домой и похороню маму, но пришлось хоронить их обоих. «Тебе следует почаще бывать дома, детка!» Вот что папа мне сказал. И я согласилась. Флагстафф — не ближний свет, но там у меня своя квартира и хорошая работа. А потом он умер.

— Грустная выдалась поездка.

— И мне еще придется вернуться. Они не могут их похоронить без меня. Я должна присутствовать на погребении.

— Но я думал, что все уже сделано.

— Они не хоронят людей в Нью-Йорк-Сити, — сообщила она с сердитым взглядом.

Я попросил повторить это странное утверждение. И она повторила в тех же самых укоризненных тонах.

— Боже, — снова вырвалось у меня.

— Вы совсем как Джек! — И она улыбнулась, снова продемонстрировав свои неповторимые зубы.

— Но почему они не хоронят людей в Нью-Йорке?

— Земля слишком твердая. Она застыла. И они не могут выкопать…

«В суровые холода зимы 1978 года, — подумал я строчками из книги, — когда земля застыла настолько, что невозможно стало хоронить людей и могильщикам пришлось переквалифицироваться в плотников, я решил сесть на поезд, идущий в самые южные страны Латинской Америки».

Леди из Флагстаффа удалилась, но на протяжении восьми или девяти часов, перемещаясь из вагона в вагон, я то и дело слышал ее суховатый, бесцветный голос, повторяющий нараспев:

— …потому что они не хоронят людей в Нью-Йорк-Сити.

И дважды, увидев меня, она восклицала:

— Быожже! — и весело смеялась.

Замерзшие стрелки, обледенелые рельсы, снег — все это увеличивало наше опоздание, и проводник старательно уговаривал меня оставить надежду успеть на пересадку на поезд до Форт-Уорта.

— Черта с два вы куда-то успеете, — сказал он на станции Индиана. В руках у него был плотный снежок.

Кроме того, насколько я смог понять, что-то случилось в хвостовом вагоне: оттуда резко потянуло горелым, и, чтобы избежать взрыва, нам пришлось тащиться со скоростью не больше тридцати километров в час. Только в Элкхарте наш состав «Лейк-Шор Лимитед» смог избавиться от взрывоопасного вагона, но и на эту операцию ушло ужасно много времени.

Пока мы торчали на станции, в спальном вагоне царила тишь да гладь, и только проводник сильно нервничал. Он говорил, что на таком холоде могут совсем замерзнуть тормоза. Мотаясь по вагону взад-вперед со своей щеткой, он повторял, что все равно эта работа ему нравится больше, чем прежняя. Раньше он был электриком, но ему гораздо больше подходит работа с людьми.

— Твоя проблема в том, — сказал ему кондуктор, проверявший билеты и желавший успокоить коллегу, — что ты раздуваешь из мухи слона.

— Наверное, — ответил проводник и принялся счищать щеткой наледь с двери в тамбур.

— В этот раз все не так плохо, как в прошлый. Тогда вообще все застыло.

— Но я должен заботиться о моих пассажирах! — сказал проводник.

О моих пассажирах! Нас осталось всего трое в спальном вагоне: чета Бунсов и я. Первое, о чем поведал мне мистер Бунс, — предки его матери прибыли в Америку на «Мэйфлауэр».На мистере Бунсе была кепка с ушами и два толстых свитера. Он желал поговорить о своей родне на мысе Код. Миссис Бунс заявила, что Огайо гораздо хуже этого мыса. Оказалось, что предки мистера Бунса были еще и гугенотами. И старина Бунс изложил типичную американскую историю: какими бедными и несчастными были его предки-иммигранты и как он сумел всего достичь с самого нуля, исключительно своими силами. Я слушал, проявляя посильное терпение. Кажется, это именно Бунса я умудрился обидеть в самом начале пути («Прямо как Транссибирский экспресс. — Нет, не похоже»). Впоследствии я старательно избегал Бунсов.

И все же на подъезде к Элкхарту в поезде «Лейк-Шор Лимитед» все сильнее нарастала паника. Теперь уже все пассажиры понимали, что рушатся их планы на Чикаго. Большая компания девушек направлялась в Новый Орлеан на карнавал «Марди Грасс». Несколько семейных пар должны были успеть на круизные суда в Сан-Франциско и очень переживали, что у них пропадут билеты. Молодой парень из Канзаса боялся, что жена подумает, будто он ее бросил и ушел к другой. Чернокожая парочка о чем-то тревожно шепталась, и я расслышал, как девушка сказала:

— Ох, черт!

— Мы уже давно должны были быть в Чикаго, — сказала одна из подружек, ехавших на «Марди Грасс».

Только леди из Флагстаффа, чьи родители недавно скончались, воспринимала все в розовом свете и пребывала в отличном настроении. Она объясняла всем и каждому, что ехала на этом поезде на восток всего-то десять дней назад. И в пути происходило то же самое: заносы, задержки, опоздания. Но «Амтрак» поселил всех в Чикаго в «Холидей Инн» и дал каждому по четыре доллара на такси и талоны на обед, и оплатил один телефонный звонок. И она нисколько не сомневалась, что «Амтрак» точно так же облагодетельствует и нас.

Новости разносились по составу со скоростью молнии, и словно в подтверждение добрых намерений «Амтрака» сообщили о том, что в вагоне-ресторане подают бесплатный обед: суп, жареный цыпленок и мороженое. Это привело леди из Флагстаффа в полный восторг, и она воскликнула:

— Это еще что! Вот подождите, что будет в Чикаго!

И ее соседи по вагону принялись строить планы, как будут тратить четыре доллара на такси, которые пока никому выдавать не собирались.

— О’кей, Ральф, — обратился к бармену юнец с сальными волосами, шикарным жестом выкладывая доллар, — мы сейчас надеремся.

— Да мы и так торчим здесь восемь часов, — возразил его приятель, — и уже успели надраться!

— А моя смена давно кончилась, — сказал бармен Ральф, но тем не менее послушно насыпал льда в пластиковые стаканчики.

Отовсюду доносились голоса пассажиров.

Вот, например:

— Лучше бы я поехал домой весной. Это совсем другое дело.

Или:

— Иисус Христос (пауза) был черным. Настоящий эфиоп. Черты лица белого, а лицо черное (пауза). А все эти иконы — дерьмо.

И снова знакомое:

— …потому что они не хоронят людей в Нью-Йорк-Сити.

Как ни странно, но все эти люди испытывали необычайный подъем настроения. Они были рады тому, что поезд опаздывал, что вокруг столько снега (тем временем снегопад возобновился) и что, по обещаниям леди из Флагстаффа, им предстоит ночь (а то и две) провести в «Холидей Инн». Я не разделял их радости и не испытывал к ним ни малейшего расположения. А когда оказалось, что загоревшийся вагон находится на пути к моему спальному вагону, подозвал проводника и сказал ему, что собираюсь вернуться в купе.

— Разбудите меня, когда мы будем подъезжать к Чикаго.

— Это будет не раньше девяти.

— Вот и чудесно, — сказал я. И погрузился в сон, прикрыв лицо «Дикими пальмами».

Проводник разбудил меня в десять минут девятого.

— Чикаго!

Я вскочил и схватил свой чемодан. Пока я поспешно спускался на платформу в густых облаках пара, струившегося из-под вагона и придававшего моему прибытию в Чикаго атмосферу драматизма и загадочности (как в старых фильмах), линзы моих очков так густо заиндевели, что я практически ослеп.

Леди из Флагстаффа оказалась настоящей провидицей. Я получил свои четыре доллара и талоны на заселение в «Холидей Инн» и три обеда. Тех же милостей были удостоены все пассажиры, чьи планы пострадали из-за опоздания: чета Бунсов, подвыпившие юнцы из ресторана, парень из Канзаса, девчонки, ехавшие на «Марди Грасс», рабочий, проторчавший всю дорогу на дешевых местах в сидячем вагоне, пожилая пара, спешившая в Сан-Франциско, и леди из Флагстаффа. Нас встретили служащие «Амтрака» и проводили до гостиницы.

— До встречи! — крикнула леди, чей багаж состоял из двух пакетов из магазина.