Дело об императорском пингвине - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 19

— Лукошкина, ты веришь в любовь с первого раза, тьфу, взгляда?

Я подозрительно уставилась на Железняк. История с размещением моей фотографии на сайте знакомств в Интернете и все, что с ней связано, было еще свежо в моей памяти. Я решила пресечь на корню все попытки Нонны устроить мою личную жизнь. Все еще разозленная после разговора с Обнорским, я не нашла ничего умнее, как сказать:

— Ты бы, Нонна, высокими материями не увлекалась. У тебя вон Модестов к Горностаевой зачастил, а ты про любовь с первого раза…

Озаренное какой-то мыслью лицо Железняк после моей реплики омрачилось. Я подосадовала на себя за собственную бестактность, но извиняться не собиралась.

— Лукошкина, тебе никто не говорил, что твоя непробиваемость отталкивает от тебя хороших людей? — Железняк, хлопнув дверью, как днем Обнорский, гордо удалилась.

Ну вот, теперь и в приятельнице нажила себе врагиню, мимоходом подумала я и, пытаясь сосредоточиться, погрузилась в чтение опуса Соболина.

Соболин вместе с «полицией нравов» ликвидировал очередной притон.

Надо же, как интересно — проститутки принимали клиентов в квартире, которая расположена в том же подъезде, что и моя. По всей видимости, эта дама с горделивой осанкой, которая при встрече одаривала меня царственной улыбкой, и была содержательницей дома любви. Нет, я нутром подозревала, что благочинность моей соседки какая-то гипертрофированная для нормальной женщины, но в крайнем случае я могла предположить, что дама занималась предсказанием будущего, наведением порчи или снятием сглаза… Чтение статьи Соболина о перипетиях его журналистского пути начинало меня увлекать. Выяснилось, что оперативники решили использовать актерские навыки Володи и просили его сыграть роль клиента, жаждущего любви и ласки. Видимо, у Соболина с его томным взглядом это хорошо получилось. Доверчивые жрицы любви, откликнувшиеся на желание клиента, были повязаны «с поличным», то есть с Володей. Соболин описывал это смачно, не гнушаясь весьма пикантных подробностей. Изобилие местоимения "я" в статье начинало утомлять, а юридический аспект действий оперативников и Соболина, употребление утвердительных формулировок там, где ситуация еще не была до конца прояснена, с легкостью позволяли мне не визировать этот шедевр главного репортера в нашем Агентстве.

Но тут я представила лицо Обнорского, который так рассчитывал на «изюминку» в номер… И, внеся необходимую правку, завизировала материал.

Открыв ежедневник, я записала себе — провести юридический ликбез с Соболиным. Дело в том, что Володя давно мечтает стать лауреатом премии «Платиновое перо». Под это дело он готов пойти на какие угодно лишения и риск. Например, недавно мне сообщили, что Соболин хочет изнутри узнать иерархию одной из организованных преступных группировок, прояснить, на чем она специализируется, и написать потрясающий репортаж с одного из «дел». Бедный Володя не догадывается, очевидно, что Обнорскому будет очень трудно номинировать Соболина на «Перо», если того повяжут за соучастие. Эту тонкость мне и предстояло объяснить пока не «оперившемуся»

Володе. Бросив взгляд на календарь, я застонала от разочарования — завтра пятница,

значит, будет «летучка», или десятиминутка ненависти, как я ее называю, вспоминая «1984» Оруэлла.

Последние «летучки» проходили в атмосфере крайней напряженности. Причиной тому была угроза банкротства «Золотой пули». Если бы суд удовлетворил в полном объеме иск очень известной в Петербурге пивоваренной компании «Нерпа» к Агентству — приставам пришлось бы вынести из «Золотой пули» все вплоть до скрепок. Гендиректор «Нерпы» Аллоев пришел в ярость, прочитав статью Спозаранника об убийствах дилеров, которые Глеб с легкостью связал с деятельностью компании. Я имела несчастье поверить главному расследователю на слово, что все необходимые документальные подтверждения будут получены, и завизировала материал до того, как убедилась в этом. Доказательств Глеб не получил. А «Нерпа» вчинила нам астрономический иск.

— Анна Яковлевна не желает ставить свою визу на сенсационном материале об убийствах санитаров морга. — Спозаранник произнес это безо всякого выражения. — Предоставить в номер что-либо аналогичное по степени сенсационности мы не имеем возможности. Большая половина личного состава отдела ушла в отпуск, сейчас в моем распоряжении всего два человека, включая меня.

С этими словами Спозаранник захлопнул свою папочку и выжидающе посмотрел на Обнорского. Сидящие на «летучке» затаили дыхание в предвкушении скандала. Агеева не спеша прикурила тонкую цигарку и, поправив оправу от Гуччи, направила свой взор туда же, куда и Спозаранник. Соболин, недовольный внесенными в его материал о притоне правками, приготовился поддержать Спозаранника и принял стойку № 1. Повзло, утомленный очередной командировкой, меланхолично расставлял фишки шиш-беша у Обнорского на столе. Я решила, что пауза затягивается и начала:

— Во-первых, половина — она всегда половина. Она не может быть большей или меньшей. Это что касается вашего личного состава. А во-вторых, ты, Глеб, не предоставил мне те документы, которые бы подтверждали изложенное в статье. Без этого я ее визировать не буду. У меня и без того сейчас полно дел в суде. — Уже закончив последнюю фразу, я поняла, что совершила большую ошибку.

Обнорский, увлеченно рассматривавший собственную фотографию, обрадованно окинул взглядом аудиторию.

— Интересно, Анна Яковлевна, где же была ваша юридическая дальнозоркость, когда вы подписывали этот пресловутый материал про «Нерпу», из-за которого нам теперь банкротство светит? — Голос Обнорского был полон сарказма.

Я, по привычке досчитав до десяти, чтобы не совершить необдуманного поступка, попыталась сгладить напряженность:

— Мне казалось, что человек, назначенный на должность начальника отдела расследований, достоин доверия. Откуда мне было знать, что Глеб не достанет документов?

— Правильно ли я вас понял, что это руководство Агентства такое говенное, потому что с кадрами плохо работает? — в интонациях шефа появились вкрадчивые нотки.

Дальнейшее поведение Спозаранника стала для меня полной неожиданностью. С каким-то гортанным звуком главный расследователь встал, подтянув свои короткие брюки, и, шагнув к столу Обнорского, выпалил:

— Я с себя вины не снимаю. Готов понести справедливое наказание. — Тут Спозаранник повернулся ко мне:

— А вы, Анна Яковлевна, оказались слишком доверчивой для юриста нашего Агентства.

Присутствующие явно не ожидали такой скорой развязки. Очевидно, признательные показания Спозаранника не входили и в планы Обнорского, который настроился на обличительную речь.

— Вы реверансы друг другу будете в коридоре отвешивать. От того, что вы, господин Спозаранник, будете тут благородство разыгрывать, ничего не изменится. А что, Анна Яковлевна, с руководством «Нерпы» вы не состоите в близких отношениях, эту проблему никак полюбовно не решить? — Обнорский вперил в меня нахальный взгляд.

«Какая скотина!» — подумала я, но решила не начинать дискуссию. Шеф был явно разочарован отсутствием бурной реакции на свой выпад. У меня возникло подозрение, что остальные участники этого шоу под названием «летучка» тоже остались недовольны отсутствием драматургии.

— Впрочем, мировое соглашение нам тоже не нужно. Мы должны выиграть этот процесс — и точка. Надеюсь, вы в состоянии выполнить свой профессиональный долг, мадам Лукошкина, или нам пора искать другого юриста? — Я знала, что у Обнорского нет тормозов, и он может глумиться до последнего. Но о другом юристе он заикнулся зря. Это стало последней каплей. Неспешно поднявшись, я одернула юбку и, стараясь скрыть подступавшие слезы, смогла (как мне показалось) с достоинством произнести:

— Думаю, есть необходимость рассмотреть этот вариант, — и, как было уже накануне, вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Все, закончится эта история с «Нерпой» — ухожу, к чертовой матери. Обнорский с его казарменной манерой общения мне осточертел. Тут я заметила уютно примостившуюся на Ксюшином столе Завгороднюю. Ксюша очень трепетно относилась к своему рабочему месту и терпеть не могла, когда кто-нибудь покушался на него, даже с такой невинной целью, как написание заявления на отпуск, — чтобы сразу же можно было отдать его на подпись шефу. Видимо, Завгородняя рассказывала что-то увлекательное — в духе «Elle» или «Cosmopolitan», от которых Ксюша была без ума. Светкина юбка достигла критической отметки и грозила перестать быть данным предметом туалета. Даже мой взгляд на какие-то секунды был прикован к открывшемуся мне зрелищу. В общем-то, присутствие Завгородней в приемной шефа — вещь редкая. Во-первых, Обнорский не раз во всеуслышание говорил, что Светка полная дура, хотя и очень красивая. Во-вторых, несколько «военно-морских историй», связанных с похождениями Завгородней, основательно потрепали в свое время нервы шефа, о чем он не преминул сообщить с тихой угрозой в голосе самой Светлане. Правда, последние подвиги Завгородней на репортерской ниве и ее самоотверженность в истории с Лялей-наркосбытчицей несколько подкорректировали образ нашей дивы в глазах Обнорского. Тем не менее Света избегала шефа, а потому ее возлежание на столе секретаря Обнорского показалось мне довольно странным.