Пока еще жив - Джеймс Питер - Страница 40

— Для нас принимать ее — большая честь.

— Подожди-ка, Эндрю, — вмешалась Гея. — Не вижу здесь проблемы. То, что говорит офицер Грейс, вполне справедливо. Мы внесем свой вклад, почему бы и нет?

— Потому что так не принято! — заупрямился Галли.

— Прошу извинить, — вежливо и дипломатично вставил Грэм Баррингтон, — но так принято в нашей стране.

— Чушь! — Галли повысил голос почти до крика.

Грейс поднялся с дивана.

— Не могли бы мы с вами переговорить с глазу на глаз?

— Хотите что-то сказать, говорите здесь.

— Я хочу поговорить с вами приватно, — твердо, не допускающим возражения тоном произнес Грейс.

Люди часто принимали его вежливость за мягкость и считали слабаком. Но Галли, похоже, вдруг обнаружил в детективе другую грань и, недовольно пыхтя, встал и указал на дверь в соседнюю комнату.

Гея превратила комнату в некое подобие кабинета, и Грейс, войдя первым, присел на край стола и знаком показал Галли закрыть дверь. Из окна открывался вид на поднимающийся над тихой гладью моря Западный пирс, и сердца, как всегда, коснулась тень грусти. В детстве Рой любил это место, и нынешнее состояние некогда величественного волнолома глубоко его печалило.

— Мистер Галли, сколько платят вашей клиентке за этот фильм? — спросил он, поворачиваясь к американцу.

— Знаете что? Думаю, детектив, это не ваше дело.

— Вообще-то детектив-суперинтендент, — поправил Грейс.

Галли промолчал.

— Все, что связано с этим городом, — мое дело. Я читал, что Гее заплатят пятнадцать миллионов долларов — примерно десять миллионов фунтов — за четыре недели работы здесь и три недели съемок в студии.

— Гея — одна из величайших мировых звезд, и вот такие деньги они зарабатывают, — проворчал, как будто оправдываясь, Галли. — Вообще-то она согласилась работать за меньшую, чем обычно, плату, потому что этот фильм — независимый, а не студийный проект.

— Нисколько не сомневаюсь, что она стоит всех этих денег, до последнего пенни. Я сам ее поклонник. Но вам следует понять кое-что. Из-за кризиса бюджет полиции сокращен на двадцать процентов. Полиция Суссекса потеряла пятьдесят два миллиона фунтов. Это означает, что опытных офицеров отправляют в отставку после тридцати лет службы, хотя многие из них рассчитывали оставаться на работе. Некоторым придется по-настоящему нелегко. Большинство поступили на полицейскую службу, когда им не было и двадцати, а значит, без работы они остаются в еще относительно молодом возрасте, если мерить сегодняшними стандартами. Кто-то не сможет платить по кредиту и лишится дома. Вы, конечно, можете не считать это своей проблемой.

— Верно, это не моя проблема.

Грейс достал из кармана мобильник.

— Я скажу вам, что собираюсь сделать. Позвоню Майклу Берду, редактору нашей местной газеты «Аргус». Расскажу о нашем с вами разговоре и о том, что ваша клиентка, Гея Лафайет, зарабатывая десять миллионов фунтов за этот фильм, не готова потратить даже пенни на обеспечение своей безопасности на время пребывания в этом городе. Вас такой расклад устраивает? Гарантирую, через двадцать четыре часа эта новость попадет на первую страницу всех газет. Довольны?

Галли угрюмо посмотрел на него:

— О каком вкладе может идти речь?

— Так-то лучше, — кивнул Грейс. — Вот теперь, как говорят у вас в Штатах, мы ведем дело на одном языке.

52

— А это спальня, — объявил агент по недвижимости, молодой, двадцатипятилетний парень, подтянутый, мускулистый, с напомаженными волосами, в темно-сером костюме и стильных туфлях. — В сегодняшних домах таких спален уже нет, — продолжал он. — Посмотрите, какая большая.

Она заглянула в листок с характеристиками дома, полученный от представителя агентства «Майшон Маккей», потом обвела взглядом комнату: большая, с декоративными украшениями металлическая кровать, туалетный столик красного дерева с разнообразными бутылочками и баночками и рядом с ним шезлонг в стиле ар-деко. На столике — фотография в серебряной рамке. Пара в купальных костюмах лежит на палубе яхты, застывшей посреди безмятежного синего моря. Он — улыбается, лицо загорелое, в уголках ясных голубых глаз сеточка морщин, как будто он щурится от яркого солнечного света, светлые волосы взъерошены ветром. Она — приятная женщина с блондинистыми волосами, тоже растрепанными ветром, со счастливой улыбкой на лице, изящное тело в бикини лазурного цвета.

«В фотографиях это есть», — подумала она. Вот эти пойманные мгновения. Та женщина, может быть, нахмурилась через десять секунд, но снимок навсегда запомнил ее улыбающейся. Как в «Оде греческой вазе» Китса, которую она учила наизусть в школе. Про двух любовников на барельефе, запечатленных за мгновение до поцелуя. Они ведь так и остались, они никогда не поцелуются, не проживут свои отношения, и поэтому они, эти отношения, будут длиться вечно.

В отличие от действительности.

С легким уколом грусти она отвернулась от фотографии и подошла к окну. Оно выходило на задний сад и задний дворик соседского дома. Она посмотрела на широкую полоску лужайки с кучкой гладких камней в центре, высохшим канальцем вокруг нее и неработающим фонтаном. Траву недавно подстригли, но цветочные клумбы заросли сорняками.

— Боюсь, нам придется поспешить, — бесцеремонно поторопил ее агент. — У нас через двадцать минут другой клиент. На этот дом большой спрос.

Она немного задержалась и, прежде чем последовать за ним, еще раз оглядела комнату. Чисто, аккуратно, на кровати не спали, ничего не валяется. И ощущение такое, что здесь никто не живет.

Она прошла за молодым человеком в другую комнату, мягко направив в нужную сторону сына, занятого какой-то компьютерной игрой.

— Это самая большая из свободных спален, — заговорил агент. — Я бы сказал, прекрасно подойдет вашему сыну. — Он посмотрел на мальчика, ожидая подтверждения, но тот даже не оторвал глаз от устройства, как будто сама его жизнь зависела от исхода игры.

Она с любопытством осмотрелась. В этой комнате кто-то жил. Взрослый. Мужчина. Аккуратно поставленные у плинтуса туфли, начищенные до блеска, похоже дорогие. Несколько костюмов в целлофановых мешках, как будто они только что получены из химчистки. Неубранная постель.

Дальше — ванная. Несколько одеколонов, лосьон после бритья, бальзам для кожи, электрическая зубная щетка, дорогие черные полотенца на сушилке. На стенке душевой кабинки — капли, указывающие на то, что душем недавно пользовались. Сильный запах мужского одеколона.

— Почему владелец его продает? — спросила она.

— Насколько я понимаю, он работает в полиции Суссекса.

Она промолчала.

— Дом семейный, — продолжал агент, — и он вроде бы расстался с женой. Вообще-то я не знаю. Если интересует, могу узнать.

— Нет, не интересует.

— У меня двоюродный брат в полиции. Говорит, среди полицейских процент разводов очень велик.

— Могу представить.

— Да. Наверное, все дело в их образе жизни. Много посменной работы. Часто задерживаются, поздно приходят.

— Конечно.

Агент повел ее вниз и через узкий холл в гостиную, обставленную в минималистском стиле — раскладная софа, японский столик. В углу — древний музыкальный автомат, на полу перед ним разъехавшаяся кучка виниловых пластинок, некоторые без конвертов, и стопки компакт-дисков.

— Большие окна, камин в рабочем состоянии. Хорошая семейная комната.

Пока она осматривалась, мальчик продолжал играть, и устройство у него в руках постоянно издавало неупорядоченные «бип-бип-бип», «бип-бип», «бип». Взгляд ее задержался на музыкальном автомате. Память унесла на десять лет назад.

Они прошли дальше, в совмещенную со столовой кухню.

— Насколько я могу судить, здесь было первоначально две комнаты, которые владелец соединил в одну. Можно оставить как есть, а можно и снова разделить на кухню и столовую.

«Конечно можно», — подумала она и тут увидела золотую рыбку. В круглом аквариуме рядом с микроволновкой. На стенке — воронка-дозатор с кормом.