О гномах и сиротке Марысе - Конопницкая Мария - Страница 2

Целый день карабкался наш ученый, прежде чем выбрался на поверхность земли. Дорога, вся в узловатых корневищах вековых дубов, круто поднималась в гору. Гравий, камни, обломки скал с глухим шумом осыпались из-под ног в пропасть. Замерзшие водопады блестели, как ледяные зеркала, и ученый путешественник скользил по льду, с трудом подвигаясь вперед. В довершение всех бед он не взял с собой никакой еды. Силенок хватило только книги тащить, да большую чернильницу, да большое перо. И совсем бы выбился из сил Чудило-Мудрило, не попадись ему по дороге домик одного хомяка, запасливого и богатого.

Кладовая у хомяка ломилась от зерна и орехов. Он накормил голодного странника и даже позволил ему отдохнуть на сене, которым был устлан пол, но с условием, что тот никому в деревне не проболтается про его жилье.

– Там такие сорванцы! Пронюхают, где моя нора, – прощай, спокойная жизнь!

Приободрясь и подкрепившись, Чудило-мудрило поблагодарил гостеприимного хомяка и пустился в путь.

Шагал он теперь легко и весело, поглядывая из-под темного колпака на крестьянские поля, на луга и рощи. Зеленя изо всех сил тянулись вверх; в низинах пробивалась молодая травка, над разлившимся ручьем краснели ветви ивняка, а высоко-высоко в туманном небе курлыкали журавли. Любой другой гном сообразил бы по этим приметам, что весна не за горами. Но наш ученый просидел всю жизнь, уткнувшись в книги, и, кроме них, ничего на свете не знал и не видел.

И все-таки даже у него стало легко и радостно на душе, и, размахивая своим большим пером, он запел старинную песенку:

Но не успел пропеть и куплета, как услышал чириканье воробьев на плетне, огораживающем поле, и сразу замолчал, чтобы не уподобляться этому сброду. Нахмурив лоб, с важным видом прошествовал мимо – пусть знает эта голытьба, что ученый им не товарищ.

Вот уж и деревня показалась. Свернув на тропинку, наш путник под прикрытием прошлогодних сорняков незаметно подобрался к первой хате. Деревня была большая. Вся в садах, черневших голыми деревьями, она широко раскинулась среди полей, упираясь одним концом в темную стену густого соснового леса.

Из труб свежевыбеленных ладных хаток поднимался сизый дым; во дворах скрипели колодезные журавли, батраки поили лошадей и мычащих коров; по дороге, обсаженной тополями, с криком носились стайки ребятишек, игравших в прятки и салочки.

Но весь этот гомон перекрывали удары молота и лязг железа, доносившиеся из кузницы, возле которой причитала толпа крестьянок. Увидев их, Чудило-Мудрило осторожно прокрался вдоль забора и, притаившись за терновым кустом, стал слушать.

– Ах, злодейка! Ах, разбойница! – кипятилась одна. – Ну разве убережешь теперь от нее кур, коли она к самому кузнецу не побоялась забраться!

– Да что все твои куры против этой! Не курица, а золото! – перебила другая. – Каждый день яйца несла с кулак! Другой такой во всей деревне не сыщешь!

– А у меня кто петуха задушил? Не ее разве проделки? – жаловалась третья. – Как увидела я перышки разбросанные, так и обмерла. Да у меня его за пять злотых с руками бы оторвали – еще грошей пятнадцать прибавили бы.

– Вот пролаза! Вот злодейка! Эдакую дыру в курятнике проделала! – подхватила первая. – Да тут когтищи железные нужны. Мужик лопатой и то лучше не выроет. Неужто управы нет на нее, разбойницу? Тут из лачуги без зипуна выскочила кузнечиха, остановилась на пороге, поднесла фартук к глазам и заголосила:

– Ах, ты пеструшечка моя милая! Пеструшечка златоперая! И что я без тебя, сиротиночка, делать стану!

Недоумевая, слушал ученый летописец этот плач. Он прикладывал руку то к одному уху, то к другому, но никак не мог взять в толк, о чем тужат женщины. Вдруг он стукнул себя по лбу, уселся среди сорняков под забором, откупорил чернильницу, обмакнул перо, стряхнул его и, раскрыв огромную книгу, записал:

«На второй день странствия пришел я в несчастную страну, на которую совершили набег татары и перебили, передушили или угнали в полон всех кур и петухов. Кузнец ковал мечи для похода, а перед кузницей раздавались плач и стенания».

Не успел он кончить, как на пороге появился кузнец и рявкнул басом:

– Слезами горю не поможешь! Горшок с жаром надо взять да выкурить злодейку из норы! Кто же не знает лисьей норы на опушке! Выкурить ее оттуда или нору раскопать. Живей, Ясек! Собирайся, Стах! Кликните ребят, берите лопаты, и айда. А ты, мать, чем слезы лить, лучше бы горшок углей приготовила. Я бы и сам пошел, да работа срочная!… Сказал – и воротился в кузницу, и оттуда снова послышался звон железа. А двое подмастерьев, бросив раздувать мехи, помчались по улице с криком:

– На лису! На лису!

Женщины тоже разошлись по домам – снарядиться в поход. Тут летописец, внимательно следивший за событиями, снова обмакнул перо в чернильницу и записал:

«Возглавляет орду хитрый и неустрашимый хан, по прозванию Лиса. Татары скрываются в лесных пещерах, а местное население выкуривает их оттуда пороховым дымом».

Едва успел он поставить точку, как до слуха его донесся оглушительный шум. Глядь – по деревенской улице валит толпа женщин, детей, подростков с лопатами, палками и горшками, а за ними с яростным лаем мчатся Шарики, Жучки и Барбоски.

Еще раз обмакнул перо Чудило-Мудрило и сделал такую запись:

«В этой стране с татарами сражаются не мужчины, а женщины, дети и безусые отроки. Войско с криками и шумом мчится по деревне, а за ним несется целая свора псов, яростным лаем возбуждая в воинах отвагу. Все это видел я собственными глазами и собственноручной подписью удостоверяю».

Ученый гном склонил голову набок, прищурил левый глаз и расписался внизу страницы: «Придворный Историк Его Величества Короля Светлячка Чудило-Мудрило», изобразив в конце замысловатую закорючку. Вдруг откуда-то из-за забора пахнуло можжевеловым дымком, а гномы очень любят этот запах.

Чудило-Мудрило потянул своим носищем раз, другой, потом раздвинул сухие стебли и стал озираться: где горит? На опушке леса заметил он синюю струйку дыма, а протерев хорошенько очки, увидел костер, а вокруг него – пастушат.

Добрый старичок очень любил детей. И вот прямиком через пашню, смешно перескакивая через борозды, направился он на дымок. Пастушата очень удивились, увидев маленького человечка в плаще, в колпаке, с книгой под мышкой, с чернильницей на поясе и пером на плече.

Юзек подтолкнул Стаха и шепнул, показывая пальцем:

– Гномик!

А Чудило-Мудрило, который подошел уже совсем близко, кивнул им и улыбнулся приветливо.

Ребята смотрели на него разинув рот, как зачарованные. Они не то чтобы испугались, а просто онемели от неожиданности. Бояться тут нечего – ведь даже малые дети знают, что гномы никому не делают зла, а бедным сиротам еще и помогают.

Стах вспомнил, как позапрошлой весной вот такой же малюсенький человечек помог ему найти и пригнать на пастбище убежавших в лес телят. А на прощание насыпал полную шапку земляники, погладил по голове и сказал:

«На вот тебе, не бойся!»

Подойдя к костру, ученый летописец вынул трубочку изо рта и сказал вежливо:

– Здравствуйте, дети!

– Здравствуй, гномик, – серьезно ответили пастушата. А девочки, вытаращив на пришельца голубые глазенки, съежились, натянули на лбы платочки – только носы выглядывают, как пуговки.

Чудило-Мудрило, улыбаясь, посмотрел на них и спросил:

– Можно мне у костра погреться? Холодно что-то!

– Почему ж нельзя? – рассудительно ответил Ясек.

– Места не жалко! – прибавил Стах.

– Присаживайтесь! Гостем будете! – сказал Юзек, подбирая полы своего серого зипуна и освобождая местечко у огня.

– Картошка испечется – и поесть можете, коли захотите, – радушно предложил Куба.

– Конечно, кушайте на здоровье! Картошка почти готова, по запаху слышно!