Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью - Седугин Василий Иванович - Страница 4

– Выходит, так. Только я не хотел бы столько спать. Это весь белый свет проспишь и ничего не увидишь!

– А с другой стороны, интересно узнать, что будет через столько много годов!

– Ладно, читаем дальше. Давай я: «На Крите есть высокая гора, где царица Елена поставила большой кипарисовый крест на изгнание бесов и на исцеление всяких недугов, вложила в этот крест гвоздь, которым был прибит Христос при распятии. Бывают у этого креста и ныне знамения и чудеса. Стоит на воздухе этот крест, ничем не скреплен с землей, только духом святым держится на воздухе. И я, недостойный, поклонился этой святыне, видел ее своими очами грешными и походил по всему острову успешно…» Вот бы нам с тобой, Яким, побывать на этом чудном острове и повидать необыкновенный крест. Я бы, кажется, все отдал за это!

– А давай отправимся! – тотчас загорелся Яким. – Тут совсем недалеко. До Киева дорога известная, а потом с купцами по Днепру и Черному морю к Царьграду приплывем. А от Царьграда до острова, судя по описанию, совсем близко. Зато сколько всего интересного и загадочного увидим!

– А если спросят, кто мы такие, что будем отвечать?

– Скажемся послушниками, собираемся иноческий обет принимать. А для этого, дескать, совершаем паломничество в Святые места.

– Не поверят. Вернут к родителям, а те горяченьких всыпят, это у них быстро получается.

– Сразу – и всыпят! Мы в монашеские одежды облачимся – кто дознается, кто мы такие? Послушники и послушники, Боговы люди…

– Деньги понадобятся на дорогу. У тебя есть в запасе?

– Я знаю, где у Федора лежат. А ты нисколько не сможешь достать?

– Смогу. Отец свои сбережения от нас, сыновей, не таит. У него в горнице ларец стоит, в нем лежат золотые и серебряные гривны.

– Тогда все в порядке. Возьмем на первый случай еды побольше, подготовим монашескую одежду и через неделю двинемся!

– Так скоро?

– А чего ждать? Пока лето, минуем Русь, а на юге всегда тепло, там будет легче.

Андрей подумал, ответил:

– Нет, через неделю не смогу.

– Это почему?

– Жениться решил.

– Это на ком? Уж не на нашей ли взбалмошной?

– На ней. На Улите.

– Тоже мне невесту нашел! Конечно, она мне сестра, я ее люблю, но характер у нее!.. С выкрутасами она – нет-нет да отмочит чего-нибудь. Намучаешься с ней!

– А мне нравятся ее причуды. Может, за них и полюбил.

– Это дело твое. Значит, побег отменяется?

– Женюсь, а там посмотрим.

Через два дня из Голубиного вернулась Улита. Андрей с крыльца княжеского дворца видел, как она вышла из возка и – тонкая, худенькая, трепетная – направилась в терем. Он взгляда не мог оторвать от нее, ему казалась она какой-то неземной, будто исходило от нее чудесное сияние. Им овладело щемяще-радостное чувство, и те чарующие мгновения, когда она шла, показались долгими-предолгими, и потом он вновь и вновь воссоздавал их в своей памяти…

На луг возле речки Нерли пришли парни и девушки всех окрестных селений. Едва село солнышко, как зажглись костры. Андрей проходил между гуляющих, и ему казалось, что он не идет, а плывет над травой и воздух напоен каким-то особым, загадочным, невидимым, но ощутимым светом, он входит в его сердце, сдавливает грудь, мешает дышать. И оттого на душе у него было беспокойно и сладостно-тревожно, и весь он был в ожидании чего-то чрезвычайно важного, необычного, которое внезапно появится перед ним и изменит всю его жизнь.

И тут он увидел Улиту. Она стояла в кружке молодежи и беспокойно оглядывалась. Он направился к ней. Увидев его, она вздрогнула, прижалась к подруге, а потом вдруг схватила какого-то парня за руку и повела за собой в хоровод. Андрей почувствовал, будто чем-то острым резануло по сердцу. Но он сделал вид, что ничего особенного не случилось, неторопливым шагом прошел до реки, постоял, бездумно вглядываясь в ее темные текучие воды, повернул назад. Где теперь Улита, неужели с тем парнем? Да, она была с ним. Но кто он такой и почему она ушла к нему? Ведь она видела, как он подходил, и вдруг сорвалась с места, будто убегая от него. Чем он ее обидел? Недавно в Голубином они так хорошо простились, уговорились встречаться, признались в любви… И вот на тебе такое!

К Андрею подошел Яким, увидел его удрученным, необидно улыбнулся:

– Я же тебе говорил, что от нее всего можно ожидать.

– А что это за парень? Она с ним раньше встречалась?

– Да ни с кем она не дружила до тебя. Так, случайный подвернулся, Силантием звать, ты ее чем-нибудь обидел?

– Да нет. После отъезда из Голубиного вообще не разговаривал.

– Ну это на нее просто что-то нашло. Подожди немного, опомнится – сама подойдет.

Но Улита не подошла, а после гулянья парень пошел ее провожать.

Андрей не утерпел, отправился за ними. Сам понимал, что поступает глупо, но ноги сами несли его за Улитой. Яким шел следом.

– Смазливенький такой, видно, маменькин сынок, – говорил он негромко. – Давай ему хрюкало начистим, чтобы неповадно было к чужим девкам приставать!

– Он не приставал, она сама его утащила в хоровод.

– Не все ли равно! Разок накладем как следует, потом дорогу к Улите забудет.

– Вдвоем на одного – нечестно так…

– Давай я один!

– Ты-то при чем?

– Ну вроде как за сестру заступаюсь.

– Он ее вовсе не обижает.

– Тогда ты.

– Потом она мне не простит.

– Ну как хочешь.

Постояли, помолчали. Наконец Андрей спросил:

– А этот Силантий – кто он такой?

– Из новых бояр. Твой отец даровал его роду имение недалеко от Суздаля, вот он и заявился… на твою голову. Хочешь, с Улитой поговорю?

– А о чем?

– Ну так, о ваших отношениях.

– Мне-то что. Валяй.

На другой день Яким сказал:

– Говорил я с сестрой.

– И что?

– Да ничего. Фыркнула, как кошка, и убежала. Может, сам подойдешь?

Андрей подумал, ответил:

– Погожу.

А через неделю его позвал к себе Юрий Долгорукий и стал говорить:

– Надумал я, сын, храм возвести во Владимире. Городок небольшой, но важный, пути с юга на Суздаль прикрывает. Народ там в основном мастеровой, особенно много каменщиков, недаром суздальцы в шутку называют владимирцев «наши холопы-каменщики». Это не бояре, от которых в любой момент можно ждать подвоха. Горожане – нам надежная опора. Есть там небольшая деревянная церковь Святой Богородицы, ее еще дед твой, Владимир Мономах, воздвиг. Но она уже не вмещает всех прихожан, жители города просят построить еще один храм.

– На сей раз каменный?

– Нет, пока опять деревянный. Средств маловато. Вот поднакопим, к каменному зодчеству приступим. Еще весной я говорил с посадником Терентием, он должен провести подготовительные работы. Приедешь во Владимир, он введет тебя в курс дела, потом возьмешь бразды правления в свои руки. Дело хлопотное. Надо и средствами умело распорядиться, и проследить, чтобы вовремя поставляли камни, бревна и чтобы подрядчики не обманули, не провели на какой-нибудь сделке. Вникай в каждую мелочь. Чуть что, ко мне, сам буду разбираться.

На другой день к вечеру Андрей уже подъезжал к Владимиру. Город стоял на крутом берегу Клязьмы, был обнесен частоколом с единственной деревянной вратной башней. По узкой улочке, усыпанной навозом, золой, клочками сена и соломы, проехал к терему, подвернувшемуся слуге приказал известить посадника о своем приезде. Тот выскочил сломя голову, кинулся к возку княжича:

– Да как же не предупредил заранее. Встретил бы у ворот, как подобает…

В трапезной усадил в передний угол, под его строгим взглядом челядь носилась по терему, собирая ужин. Скоро стол был уставлен разнообразными яствами и питьем, хозяин и хозяйка наперебой предлагали гостю отведать блинцов с вареньем или медом, соленых грибочков, огурцов, а также сырники, хворосты, кисели, куриные пупки, шейки, печенки, сердца, рыбу соленую, копченую, жареную… Андрей ни от чего не отказывался и, к великой радости хозяев, пробовал все, что ему ни предлагали, ел охотно.