Пассажир - Гранже Жан-Кристоф - Страница 5

Они помолчали. Мужчина сплел вместе несколько ивовых прутиков. Вдруг он поднял голову. В тени, отбрасываемой на лицо стетсоновской шляпой, его глаза вспыхивали, словно две искорки.

— Что скажешь, док? Что все это значит?

— Очевидно, это символическая версия случившегося с тобой происшествия, — наобум предположил Фрер. — Белая вспышка может означать потерю памяти. Ты пережил какое-то потрясение, и оно как бы накрыло все твои воспоминания белым листом бумаги.

Это, конечно, была полная хрень, псевдопсихиатрический бред, но звучало вполне убедительно. Хотя он точно знал, что затронутому повреждениями мозгу плевать с высокой колокольни на красивые фразы и логические построения.

— Да, но тут нестыковочка, — тихо пробормотал больной. — Этот сон… Он ведь мне уже давно снится.

— Тебе просто так кажется, — сказал Фрер. — Было бы странно, если бы ты помнил, что тебе снилось до того, как ты потерял память. Эти воспоминания принадлежат твоей внутренней памяти. Твоей личной памяти. Той самой, которую ты потерял. Понимаешь?

— У нас что, несколько памятей?

— Ну, скажем так. У нас есть культурная память, общая память — с ней, например, связаны твои познания о Хиросиме. Но есть и автобиографическая память — она касается только твоих личных переживаний. Как тебя зовут. Какая у тебя семья. Кем ты работаешь. Что тебе снится.

Великан медленно покачал головой:

— Не представляю, что со мной станет. У меня в башке пустота.

— Не волнуйся. Все твои воспоминания при тебе. Чаще всего они довольно быстро возвращаются. И у нас есть способы стимулировать твою память. Разные тесты и упражнения. Мы разбудим твой мозг.

Незнакомец обратил на него взгляд своих зеленоватых глаз.

— Почему сегодня утром ты отказался от рентгена?

— Не нравится мне это дело.

— Тебе уже делали рентген?

Ответа Фрер не дождался, но решил не настаивать.

— А насчет прошлой ночи, — снова заговорил он, — ничего не удалось вспомнить?

— Ты имеешь в виду, почему я оказался в той хибаре?

— Ну например.

— Не-а.

— А про разводной ключ? И про телефонный справочник?

Мужчина нахмурил брови:

— На них вроде кровь была, да?

— Да, на них была кровь. Откуда она взялась?

Фрер говорил уверенным и властным голосом. Лицо великана напряглось, затем на нем проступила досада.

— Не помню. Ни шиша не помню.

— А как тебя зовут? Как твоя фамилия? Откуда ты родом?

Фрер пожалел, что не сдержался. Зря он обрушил на беднягу такое множество вопросов — словно из пулемета стрелял. Испуг мужчины на глазах перерастал в панику. У него даже губы задрожали.

— Ты согласишься пройти сеанс гипноза? — намного мягче спросил он.

— Что, прямо сейчас?

— Лучше завтра. Когда ты немного отдохнешь.

— А это поможет?

— Трудно сказать заранее. Но внушение позволит нам…

У него на поясе зазвенел сигнал вызова. Бросив взгляд на экранчик, он быстро поднялся:

— Мне пора. Срочный вызов. А ты пока подумай над моим предложением.

Ковбой медленно встал из-за стола — точно, росту в нем было не меньше метра девяноста, — и протянул врачу раскрытую ладонь. Это был вполне дружеский жест, но сквозняк, который он поднял, перемещаясь, не мог не подействовать на Фрера устрашающе.

— А чего там думать-то? Согласен я. Я тебе верю, док. До завтра.

Мужчина заперся в туалете, примыкающем к холлу отделения скорой помощи. Он сидел там уже полчаса и наотрез отказывался выходить. Фрер стоял перед кабинкой. Рядом топтался слесарь с чемоданчиком инструментов в руках. После нескольких оставшихся без ответа призывов и предупреждений Фрер велел слесарю ломать дверь. Мужчина сидел на полу возле унитаза, подобрав колени и обхватив руками голову. Свет в кабинке не горел. В тесном пространстве стояла удушающая вонь.

— Я психиатр, — сказал Фрер, плечом закрывая за собой дверь. — Вам нужна помощь?

— Отвали.

Фрер опустился на одно колено, стараясь не вляпаться в лужу мочи.

— Как вас зовут?

Молчание. Мужчина все так же сжимал руками голову.

— Пойдемте ко мне в кабинет, — предложил Фрер и положил руку мужчине на плечо.

— Сказал же, отвали.

У мужчины явно были проблемы с дикцией. Он сильно шепелявил, словно обильно смачивал каждый произносимый слог слюной. Вздрогнув от прикосновения, он поднял вверх голову. Даже в темноте Фрер рассмотрел, до чего тот уродлив: его лицо, одновременно изможденное и одутловатое, было перекошенным, словно состоящим из отдельных, плохо связанных между собой кусков.

— Вставайте, — приказал он.

Мужчина вытянул вперед шею, и картина прояснилась. На ней буквально не было живого места — сплошные кровоподтеки, бугры и глубокие ссадины. Ужас в чистом виде.

— Доверьтесь мне, — проговорил Фрер, с трудом сдерживая отвращение.

Нет, это не ожоги, думал он. Больше похоже на проказу. Страшная болезнь, постепенно пожирающая человека и превращающая его в монстра. Однако, прищурившись, он понял, что ошибся: шрамы и язвы имели рукотворное происхождение. Судя по всему, мужчина сам собрал кожу на шее в складки, а затем склеил их синтетическим клеем. После чего явился в больницу в надежде на госпитализацию. Синдром Мюнхгаузена, поставил диагноз психиатр и повторил:

— Идемте.

Мужчина наконец-то поднялся. Фрер открыл дверь, с облегчением возвращаясь к свету и относительно чистому воздуху. Они вместе дошли до выхода из туалета. Клоака осталась позади, но кошмар никуда не исчез. Целый час он беседовал со склеенным мужчиной и убедился в правильности первоначального диагноза. Тот был готов на все, лишь бы его положили в больницу и окружили заботой. Пока что Фрер направил его в Пелегрен, чтобы там занялись его лицом и шеей — клей уже начал разрушать ткани.

Половина шестого.

Фрер сдал дежурство в скорой помощи и вернулся к себе в отделение. Он устроился в своем консультационном пункте, где располагались его кабинет и секретариат. Народу не было. Он проглотил сэндвич, медленно приходя в себя после пережитого кошмара. В университете его уверяли: «Ко всему привыкнешь». Но в его случае общее правило не сработало. Он так и не привык. Мало того, чем дальше, тем все обстояло хуже. Его восприимчивость к безумию превратилась в тонкую сверхчувствительную мембрану, постоянно подвергающуюся раздражению, а может, даже инфицированию…

Шесть часов.

Он опять пошел в отделение скорой.

Здесь все было более или менее спокойно. Всего несколько пациентов — все кандидаты на добровольную госпитализацию. Он их уже знал. За полтора месяца работы успел познакомиться с этой категорией больных. В больнице они обычно приходят в себя, после чего выписываются, но дома прекращают прием нейролептиков и снова слетают с катушек. Результат — здравствуйте, доктор.

Семь часов.

Еще немножко, и все. От усталости у него уже слипались глаза. Он вспомнил ковбоя с амнезией. Впрочем, он не переставал думать о нем весь день. Этот случай его заинтересовал. Запершись у себя в кабинете, он нашел номер полицейского участка на площади Капуцинов и попросил к телефону Николя Пеласа — того самого капитана, который составил протокол задержания неизвестного мужчины. Ему сказали, что в эту субботу тот не работает. Фрер немножко надавил, и ему продиктовали номер мобильного.

Пелас ответил после второго гудка. Матиас представился.

— Так чего вам надо? — недовольно спросил тот.

Очевидно, не любил, когда его беспокоили в выходной.

— Мне хотелось бы знать, насколько вы продвинулись в расследовании.

— Я сейчас дома. С детьми сижу.

— Но вы же начали разрабатывать какие-то версии. И уже наверняка получили некоторые результаты.

— А вас-то это с какого боку касается?

Фрер усилием воли заставил себя говорить спокойно:

— Я отвечаю за этого пациента. Моя работа — вылечить его. Что, в числе прочего, означает необходимость установить его личность и помочь ему вернуть память. Мы с вами в этом деле партнеры, неужели не понятно?