Сердце волка - Хольбайн Вольфганг - Страница 104

А может, объяснение было еще более простым. Роберт говорил ему об этом, но Штефан, конечно, уже давно в глубине души понимал это и без него. Ребекка и эта девочка теперь составляли одно целое. Если с Евой что-то случится, Ребекка этого просто не переживет. Отсюда следовало, что он в действительности защищал не эту девочку-волчонка, а свою жену. И они теперь были неразрывно связаны друг с другом. Род — это единое целое, и каждый из сородичей так же важен, как и весь род в целом.

Штефан еще ниже склонился над Ребеккой, легонько поцеловал ее в лоб и совершенно неожиданно для себя почувствовал, как сильно взволновало его это легкое прикосновение — взволновало в сексуальном смысле.

Уже сама мысль об этом показалась ему абсурдной и грязной. Только не сейчас! Не в такой ситуации. Какой-то бред!

Однако возбуждение не только не проходило, но и становилось все сильнее. Вскоре оно достигло такой силы, что стало причинять ему физическую боль. Штефан задрожал всем телом. Он резко выпрямился, как будто собрался убежать подальше от Ребекки, однако смог отодвинуться от нее всего лишь на несколько сантиметров. Его гормоны словно взбесились.

Ребекка открыла глаза и посмотрела на Штефана. Она не произнесла ни слова, так же как и он.

Впрочем, в этом и не было необходимости. Что-товнутри нее установило связь с чем-товнутри него, и, какой бы ни была эта связь, она затрагивала такие глубины души, куда не могли проникнуть слова. Ребекка удивительно грациозно приподнялась на кровати, стянула через голову ночную рубашку и посмотрела на Штефана. Струившийся вокруг ее тела волчий свет растворил все краски и придал ее коже вид расплавленного серебра. Она казалась необычайно красивой и полной жизненных сил. Ее тело было таким безупречным и таким невообразимо привлекательным, что Штефан, не удержавшись, скользнул к ней в постель, и они стали заниматься любовью. У них было все как в первый раз, нет, намного лучше, чем в первый раз, намного лучше всего того, что когда-либо между ними было, и всего того, что они могли себе вообразить. Это был настоящий взрыв эмоций, чистая безграничная страсть без малейшего чувства стыда и ограничений, накладываемых моралью, которая вдруг потеряла всякий смысл, и прочих условностей.

Наконец Штефан в полном изнеможении отодвинулся от Ребекки и закрыл глаза. За бурей чувств, на некоторое время полностью подавившей здравое мышление, последовало ощущение полной пустоты, которое, словно влитые в стакан с кристально чистой водой чернила, тут же стало расползаться внутри Штефана. Ему захотелось полностью расслабиться, и ничто не было для него сейчас более заманчивым, чем закрыть глаза, уснуть и, проснувшись утром, вдруг обнаружить, что все эти жуткие события просто приснились ему. Однако об этом он мог только мечтать.

По дыханию Ребекки он понял, что она еще не спит, и посмотрел на нее. Она, вытянувшись, лежала, все так же окутанная лунным светом, рядом с ним, такая же прекрасная, как статуя, и, несмотря на их недавнюю бурную близость, казалась бесконечно далекой. Это было ужасно: они еще никогда не любили друг друга так страстно и так искренне, как сегодня, однако у Штефана почему-то возникло чувство, что он обманул Ребекку.

— Что с нами происходит, Штефан? — нарушил тишину голос Ребекки. — Что… это такое?

Штефан тихонько, чтобы не разбудить Еву, приподнялся на кровати и еще раз скользнул взглядом по телу Ребекки. То, что он увидел, и было ответом на ее вопрос. Тело Ребекки было безупречным. На ее коже не было ни малейшей царапины. От тех бесчисленных ссадин, ушибов и синяков, которые появились на ее теле во время бегства из больницы, не осталось и следа. А еще она выглядела намного моложе, и это было удивительнее всего. Таинственные чары, воздействию которых она подверглась, не только невообразимо обострили ее чувства, но и, по всей видимости, привили ее телу фантастическую способность к регенерации. Но эти чары вовсе не защищали ее от старения. То, что Ребекка казалась теперь намного моложе, объяснялось излучаемой ею жизненной силой. Она еще никогда не выглядела такой здоровой, как сейчас. Ее тело излучало энергию с такой интенсивностью, как будто это было нечто материальное, и Штефан не только чувствовал эту энергию — она придавала ему силы. Он подумал — отнюдь не с насмешкой, а совершенно серьезно, — что они, возможно, постепенно превращались в своего рода вампиров, которые питаются не кровью, а жизненной энергией других людей.

Не отвечая на вопрос Ребекки, Штефан сел на кровати, спустил ноги на пол и оделся. Он почувствовал, что у него изменилось даже отношение к одежде: она уже не казалась ему чем-то естественным и необходимым, а, наоборот, вызывала ощущение чего-то лишнего и даже неприятного. Ткань, из которой была сшита одежда, воспринималась его кожей как нечто чужеродное.

Штефан встал и подошел к окну. Ребекка посмотрела ему вслед. Он услышал, как повернулась ее голова на подушке, и невольно спросил себя, стали ее органы чувств такими же невероятно восприимчивыми, как и его. Ему почему-то хотелось верить, что нет. Его невероятная способность воспринимать малейшие звуки и запахи и особенно его новые рефлексы за последние дни несколько раз спасали ему жизнь, однако Штефану казалось, что он рано или поздно просто не выдержит такого мощного потока новых ощущений. В конце концов, он всего лишь человек и его сознание создано таким образом, чтобы обрабатывать информацию, поступающую от органов чувств человека,а не хищного зверя.

Из окна открывался вид на вымощенную плитками площадку перед гаражом, а еще просматривалась подъездная дорога к гаражу от ворот и кусочек сада. Освещение, которое Роберт включил, будучи на улице, при помощи пульта дистанционного управления, теперь было в основном погашено. Штефан подумал, что Роберт, наверное, специально выключил свет. Понаблюдав за двором, Штефан понял, для чего он это сделал. Из кустов рядом с воротами появился человек в темной одежде, внимательно осмотрел улицу и снова исчез в своем укрытии. Со стороны он казался всего лишь тенью. Теперь, когда Штефан его уже заметил, он мог разглядеть контуры его фигуры, как будто поймал ее внутренним радаром и теперь уже не выпускал из зоны видимости. Для обычных людей, не обладающих сверхвосприимчивыми органами чувств, этот человек-тень был вообще невидим. Возможно, нанятые Робертом телохранители не зря получали свои деньги.

Тем не менее Штефан от их присутствия вовсе не ощущал себя в безопасности. Тот враг, который таился в темноте, находился вне пределов человеческого восприятия.

— Почему ты не отвечаешь? — спросила Ребекка.

Штефан подумал, что она очень терпеливая: с тех пор как она задала свой вопрос, прошло уже три или четыре минуты.

— Потому что тебе не понравится мой ответ, — сказал он.

Он произнес эти слова так тихо, что Ребекка вряд ли смогла бы их услышать. Он даже не был уверен в том, действительно ли эти слова слетели с его губ или он просто мысленно произнес эту фразу, но так и не озвучил ее. Уже в следующую секунду он страстно мысленно стал умолять Господа, чтобы Ребекка ничего ему больше не говорила.

— Нет, я хочу это знать, — настаивала Ребекка. — С чего ты решил, что мне это не понравится?

Слова Ребекки явились окончательным — черт возьми, окончательным! — подтверждением того, что он вовсе не тронулся рассудком и что весь этот кошмар происходит с ним на самом деле.

Тень возле ворот снова зашевелилась. Штефан невольно подумал, что для охранника, которому необходимо оставаться как можно более незаметным, этот парень ведет себя довольно неуклюже. Однако надо было иметь в виду, что охранник думает и действует как обычный человек, а не как он, человек с обостренным восприятием. Кроме того, на улице, наверное, было очень холодно, а потому охранник мог оставаться абсолютно неподвижным лишь очень недолго. Так или иначе, Штефан решил, что уж лучше не будет ложиться спать вообще.

Он почувствовал, что в нем произошло еще одно изменение: он без особого труда мог сконцентрировать часть своего внимания на том, что происходило на улице, не упуская при этом из виду Ребекку. Это было очень полезное качество, ведь в темноте могли притаиться враги. Штефан чувствовал, что эти враги приближаются к дому Роберта.