Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова - Барков Иван Семенович - Страница 72

В этом же очерке содержался и пассаж о непристойных произведениях Баркова: «Вакханалические стихотворения Баркова преимущественно состоят из насмешек и пародий на сочинения Сумарокова и <…> Василия Кирилловича Тредьяковского. Все эти стихотворения до высшей степени циничны; несмотря на то, однако ж, местами в них видны проблески истинного таланта; большую известность из гих приобрела трагедия в 5 действиях «Милыя желанья, или Красна смерть на…». Здесь на сцену выводятся некоторые из членов человеческого тела, представляющие из себя, каждый, как бы отдельную личность… Чтоб дать понятие о размере, каким написана вся трагедия, приводим из нее следующие два стиха:

К молодым произведениям Баркова принадлежит следующее оригинальное, хотя и не лишенное опять-таки циничности — без нее он уже не мог обойтись: она была для него конек! — двустишие, посвященное какой-то кухарке Агафье:

Завершая очерк, неизвестный автор решительно высказался за необходимость издать в России непристойные произведения Баркова: «Заканчивая наш краткий очерк, так небогатый — сознаемся — подробностями жизни этого замечательного человека, мы считаем должным сказать, что нам кажется совершенно непонятным то предубеждение, какое у нас, в России, существует против вакханалических сочинений Баркова. — Отчего их не печатают?.. Кому оне могут — если бы были напечатаны— принести хоть какой-нибудь вред?.. Сочинения вакханалические Баркова могут только подействовать на человека, у которого вкус уже весьма и весьма развращен; а такой человек и без сочинений Баркова найдет себе всегда много пищи. Что же касается того, что в них часто встречаются названия неприличные,как их принято называть, то на это можно ответить: отчего же у нас считается приличнымупоминать о голове,о ногах,о руках,а о других членах человеческого тела, не менее их благородных — не менее их служащих на пользу каждого человека, — считается неприличным?..Пора бы бросить эти глупые предрассудки — пора бы расстаться со всем старым!.. Новое нас дожидается, старое просится на покой — и скоро ли мы не будем заставлять дожидаться одного, а другое не уволим?.. Или лучше — чем все вперед да вперед— повернуться назад и шашком, по пословице „тише едешь, дальше будешь“, доплестись по дедовской дорожке к до-петровскому времени?..

Если же для кого сочинения Баркова уж так невыносимы по своей непристойности, что он не может не только их читать, но далее и видеть, то — если бы оне были напечатаны — и не покупай их: вольному воля… а если, проходя мимо книжного магазина, случилось бы увидать их в выставке такому господину, то потрудитесь, М. Г., только голову в сторону отвернуть — труд, я полагаю, небольшой!..

А между тем сочинения вакханалические Баркова, переходя в рукописях из рук в руки, все более затериваются, и мы лишаемся, все более, фактов для оценки этого, опять повторяю, замечательного человека, который имел истинный талант, но погубил его, избрав ложную дорогу в жизни!.. Бог знает еще, что заставило Баркова сделаться горькой пьяницею и развратником — может быть, та же судьба, облеченная в какого-нибудь золоченого истукана, преследовала его, мучая по своей прихоти, — и попивал он, несчастная жертва людской глупости, шел в кобак и там за чашей зелена вина в объятиях падшей женщины, не менее, может быть, его несчастной, забывал свое горе… И вот ему, отуманенному винными парами, грезилась иная, славная, привольная жизнь… грезилось ему, что он властелин всего мира, все поклоняется пред ним… кругом его несметные богатства… а падшая женщина обращалась в первую красавицу— она ласкает его, и сколько неги, святости в ея ласках — и все ему завидуют… но просыпался — и та же опять невеселая действительность окружала его… вместо красавицы пред ним была отвратительная пародия на женщину, которую сами же люди довели до этого скотского состояния… Разочарование было огромное… И в это-то время, может быть, назло действительности-разочаровательницы, он брал перо и писал хвалебную оду всему его окружающему…»

Может быть в несколько упрощенном виде, но эти рассуждения верно отразили те новые социальные и отчасти нравственные представления, которые складывались у русской «прогрессистской» интеллигенции 1860-х гг. Характерно сопоставил интерес к «развратному» с принципами разночинского мировоззрения Ф. Н. Глинка; 26 декабря 1862 г. он писал М. П. Погодину из Твери: «Тревога ходит по земле; да коли б одна тревога, а то разврат, и самый гнусный, гуляет по улицам. Читали ль Вы петербургскую клубничку? — Хуже барковщины! — И это еще ничего перед развратом мысленным! Вот один проповедует, что внутренность свиньи одинакова с внутренностью человека; значит: человек — свинья! — Другой пошел еще далее: лягушка, говорит, есть тот же человек, только недозрелый.

А ведь семинаристы и гимназисты так и ловят налету эти учения: у них это все „прогресс“!» [111]

Восприятие барковской традиции в кругах русской разночинной интеллигенции середины XIX в. — особая тема [112]; для нас важно отметить наметившееся стремление к «реабилитации» Баркова, причем не с точки зрения «искусства», а главным образом как близкий разночинцам социальный тип, «униженный и оскорбленный XVIII в.», своеобразный Раскольников-литератор прошлого столетия. Этот образ (не имеющий ничего общего с действительностью) будет подхвачен и «углублен» уже в середине нашего века (см. в статье Андрея Зорина в наст, издании). Эта же тенденция сказалась и в статье при отдельном издании Баркова, причем ее положения во многом созвучны рассмотренному неизданному очерку.

Подготовленная неизвестным книга избранных текстов «приличного» Баркова не была издана, но в 1872 г. появился сборник «Сочинения и переводы И. С. Баркова. 1762–1764 гг. С биографическим очерком автора». Издан он был в Петербурге, в типографии В. С. Эттингера, и имел явно коммерческий расчет.

Книге был предпослан очерк, представлявший собой попытку создать биографию поэта на основе анекдотических преданий, не последнее место, о чем мы уже говорили, занимала и рефлексия по поводу социально-психологического типа Баркова. Автор очерка выстраивает и хронологию творчества поэта (при этом «продлевая» его жизнь на целое десятилетие), эволюция которого рисуется как переход от «официальных» произведений к «барковщине». Приведем текст этого очерка, опустив пассаж с характеристикой Сумарокова.