Золотое дерево - Лейкер Розалинда - Страница 78

В довершение всех бед, обрушившихся на Лион, в город пришло еще одно сообщение. Русский царь издал указ, запрещавший ввоз в Россию предметов роскоши в целях сохранения огромных средств, которые тратили его подданное на их приобретение. В мирное время Россия представляла собой огромный рынок сбыта, и все лионские шелкопромышленники, включая саму Габриэль, получили на прошедшей Лейпцигской ярмарке заказы от русских клиентов, которые они уже было принялись выполнять. Однако тот, кто, использовав свои небогатые запасы шелка-сырца, уже выполнил наполовину принятые заказы, неожиданно оказался перед угрозой разорения в результате ухудшения политической обстановки.

Между тем мадам Хуанвиль самоотверженной работой и умелым руководством ткацкой фабрикой доказала, что Габриэль не ошиблась в своем выборе. Управительница два раза в неделю приезжала к своей хозяйке, докладывала ей о текущих делах, показывала новые эскизы узоров, выполненных Марселем, и получила от Габриэль необходимые указания. Иногда в особняк на улице Клемон наведывался и сам Марсель, чтобы обсудить с Габриэль различные спорные вопросы по поводу новых заказов, и, таким образом, Габриэль всегда была в курсе всех дел. Единственное, о чем она жалела, была невозможность пристально следить за действиями Анри, который ограничивался иногда лаконичными записками, если. был не согласен с решениями сестры, и поступал по-своему.

Что касается Эмиля, то он был доволен взаимоотношениями, установившимися в его семье. В это трудное время, когда текстильная промышленность Лиона была поставлена на край гибели, Габриэль вела себя как никогда кротко, о чем он раньше не мог и мечтать. Их сын рос здоровым ребенком, крепышом, которым мог бы гордиться любой отец. Семья Вальмонов жила в счастье и довольстве в своем загородном доме, не зная никаких тревог.

Эмиль сделал приятный сюрприз жене, устроив рядом со своей конторой маленький кабинет для нее, в котором она отныне могла работать. Габриэль пришла в восторг и искренне поблагодарила мужа. Все финансовые трудности, тревога по поводу цен на закупку новых коконов, а также другие текущие дела затмила радость, которую Эмиль испытывал от того, что жена опять была с ним и безраздельно принадлежала ему одному. В те минуты, когда к нему возвращалось сознание, Эмиль спрашивал себя: неужели в том и состояла его главная цель, неужели к этому он и стремился всю свою жизнь в отношениях с женой? В такие минуты он представлялся себе вечным преследователем, вечным влюбленным, стремящимся покорить свою возлюбленную и сделать ее своей. Эмиль хорошо видел на примере своих женатых друзей и знакомых, что брак притупляет чувства, ослабляет любовный пыл. Но в его жизни все было по-другому, до сих пор обнаженное тело Габриэль возбуждала его, он питал к ней ту же страсть, которую испытывал в первую брачную ночь.

Эмиль никогда не задумывался об участи, постигшей Дево, хотя бессознательно надеялся, что тот больше никогда не вернется во Францию. Похоже, что маршалу Масена не удалась попытка вытеснить Веллингтона с побережья Португалии, и, таким образом, две противоборствующие армии расположились вблизи населенного пункта Торрес Ведрас до весны, когда после зимней передышки военные действия должны были возобновиться с новой силой. Эмиль не знал, читала ли Габриэль в газетах репортажи о войне и пыталась ли разузнать что-нибудь из них о судьбе конноегерского эскадрона, в котором служил Николя.

Вспоминая рассказы Жюля, Габриэль могла представить себе все, что творилось сейчас в армии: холод, скудный рацион, полуголодное существование в перенаселенных казармах, в которых были расквартированы на зиму французские части. В самом Лионе Габриэль, приезжавшая сюда несколько раз в начале 1811 года, видела те же картины нужды, от которых в первую очередь страдали безработные. Город давно уже не знал такого количества нищих на своих улицах, многие опытные ткачи были доведены до полуголодного существования и просили милостыню для своих семей, стоя под проливным дождем. Почти все ткацкие фабрики и мануфактуры города были закрыты, а станки остановлены. Ткацкую фабрику Габриэль, как и немногие другие, еще работающие в Лионе, ежедневно осаждали толпы рабочих, надеявшихся, что кто-нибудь из ткачей подхватил простуду в это холодное время года или, по крайней мере, для них могут отыскаться подсобные работы, — например, по уборке цехов. Попав в крайне безвыходное положение, безработные ткачи вновь начали обвинять во всех своих несчастьях станки Жаккарда, вспомнив старые обиды. Полиция усилила бдительность и установила посты у каждой работающей фабрики и каждого склада, опасаясь волнений в городе. Действительно, в городе за зиму наблюдалось несколько вспышек недовольства рабочих, вызванных подозрением, что на складах шелкопромышленников скопились большие запасы сырья, которые не пускаются в производство. Но в целом зима прошла довольно спокойно, хотя голод и болезни косили безработных и членов их семей.

Все это время Элен раздавала милостыню и продукты питания, оплачивая их из собственного кармана, тем безработным, у кого были маленькие дети и кто остался без средств к существованию. Ей не нравилось то, что она вынуждена была появляться повсюду в сопровождении вооруженного слуги, но это была необходимая мера предосторожности, поскольку на нее в любой момент могли напасть и ограбить люди, находившиеся в отчаянном положении. Такое положение дел огорчало Элен, она знала, что грабители являлись столь же несчастными людьми, как и те, семьям которых она помогала, однако ей следовало прежде всего думать о детях.

Однажды на мосту, когда падал густой снег, устилая тротуары, Элен к своей радости встретила Мишеля Пиа, который, похоже, тоже был счастлив видеть ее. Они прогулялись вместе и посидели в кафе. Элен спросила месье Пиа о самочувствии капитана Дево, но управляющий мастерской не имел никаких известий от своего хозяина. Ранней весной, когда холода отступили, но положение людей, лишенных средств к существованию, от этого не улучшилось, Элен и Пиа вновь случайно встретились в городе. Мишель окликнул ее, когда она входила в один из домов, расположенных вблизи ткацкой мастерской Дево.

— Мадам Рош! Вот так неожиданная встреча. Как ваши дела?

Элен с удивлением вскинула брови и повернула голову в его сторону.

— Месье Пиа? Рада видеть вас. Как хорошо, что эта ужасная зима, наконец, кончилась. Надо молить бога, чтобы в Лионе никогда больше не повторилось такое.

— Согласен с вами. По крайней мере, для всех нас вспыхнула надежда, что тутовые деревья, пережив эту суровую зиму, скоро вновь дадут хороший. урожай. Об этом свидетельствуют все признаки.

— Как это хорошо! Наверное, у вас сейчас много дел в мастерской?

— Да, я постоянно занят. В нашей мастерской размещено столько заказов из Германии, сколько, пожалуй, не имеет сейчас ни одна действующая мануфактура в Лионе. И в то же время у нас было заключено очень мало сделок с Россией, поэтому мы почти не пострадали от указа царя, нанесшего урон большинству шелкоткацких производств города. А как дела у мадам Вальмон?

— Она понесла большие убытки после расторжения договоров с русскими заказчиками, однако все ее ткацкие станки все еще работают на полную мощность.

— Рад слышать это, — сказал месье Пиа и помолчал немного. — Не хотите ли посмотреть ткацкую мастерскую Дево, раз уж вы находитесь сейчас рядом с ней?

Элен должна была сегодня нанести еще один визит в семью безработных ткачей, которую она опекала.

— Я с удовольствием сделаю это сразу же, как только выполню свой долг и навещу одну семью в этом доме.

— Я подожду вас.

Месье Пиа провел Элен по мастерской. И хотя сама она не была родом из семьи шелкопромышленников — отец Элен служил доктором, а мать происходила из семьи потомственных юристов, — в последние годы жизни Элеи приобрела достаточные знания в области текстильного производства, постоянно общаясь с Домиником и другими членами семьи мужа. Кроме того, ею двигал чисто женский интерес к шелку, прекрасной ткани, украшавшей любую женщину. Она остановилась у одного из станков, залюбовавшись великолепным узором: по кремовому фону были изображены бледно-розовые цветы шиповника с нежно-зелеными листьями.