Невероятно насыщенная жизнь - Фролов Вадим Григорьевич - Страница 7

Г. А. говорит, что самое главное в человеке — это чтобы он знал, что он хочет. Тогда человек будет на высоте. Ну, а если человек хочет… убивать? Тогда он тоже будет на высоте? Нет, это все, конечно, ерунда, и Г. А. наверняка так не думает. Я сижу на каменной ступеньке, трогаю ее рукой и думаю: вот здесь сидел мой папа. Ему было тринадцать, столько — сколько мне сейчас…

Конечно, они за мною возвращаются.

— Вот она, — кричит Витька, — дура! А мы ее…

— Пошли, — говорит полковник. — Чего ты тут застряла?!

— Она очень впечатлительная девочка. Я вам говорила об этом, полковник, — говорит бабушка.

«Полковник» она обязательно говорит в нос, мне даже не передать это: «по-о-н-л-л-нк-ов-ник».

— Ладно, — говорит полковник, — идите вперед, мы за вами.

Они — бабушка и Витька — идут вперед, а мы за ними.

— А ты, пожалуй, действительно… — говорит полковник.

— Ну, и ладно, — сердито говорю я, хотя сердиться мне и не на что.

— Ну и ладно, — говорит полковник. — Тебе сколько лет?

— Тринадцать… исполнилось, — говорю я.

— Мне минуло тринадцать лет… — сказал Василий Андреевич словно про себя и замолчал.

Мы шли рядом с ним в десяти, нет, пожалуй, в пятнадцати шагах за бабушкой и Витькой. Я видела, как Витька оборачивался» а бабушка поворачивала его обратно и что-то говорила ему, а он опять оборачивался, а бабушка брала его за затылок и снова поворачивала обратно.

— Понимаешь, — говорил мне полковник, — я вот старый солдат и, вроде, моя профессия — убивать людей…

— Людей? — удивилась я.

— Врагов, — сказал полковник, внимательно посмотрев на меня, — конечно, врагов…

Я задумалась.

— Ну, ладно, — сказал полковник, — тебе не об этом думать надо. Тебе надо жить, старушка. Пойдем-ка догоним их, а то обидятся. Странно, что я с тобой на такие темы разговариваю. Побежали.

Мы побежали и догнали наших. Витька был какой-то притихший, а бабушка очень громко начала говорить.

— Обратите внимание, Василий Андреевич, — кричала бабушка, — на этот дом. Почему-то считалось, что именно в этом доме жила «Пиковая дама»….

— Ну? — сказал полковник и посмотрел не на большой и довольно красивый дом, а на будку — есть такие милицейские будки: зеленые с золотом и за стеклом регулировщик.

— Да, представьте себе, какая обывательская ошибка, — кричала бабушка, — на самом деле это особняк маркизы де Шевро. Потом этот особняк купили Юсуповы — у них вообще в Петербурге была чуть ли не половина лучших домов…

— Очень интересно, — говорил полковник.

— А у нас еще в Московском районе строят зимний стадион, — орал Витька, — на двадцать восемь с половиной тысяч!

— Очень интересно, — говорил полковник.

— А настоящий дом «Пиковой дамы» совсем не здесь, — кричала бабушка. — Он на углу Гоголя и Гороховой, то есть — Дзержинского. Это дом знаменитой «усатой княгини» — Голицыной…

— И рядом с проспектом Гагарина, — орал Витька, — будут теплые бассейны — хоть зимой купайся — как в Москве.

— А куда мы так бежим? — спросил Василий Андреевич на углу Литейного и Невского.

— Действительно, Витя, куда мы так бежим? — спросила бабушка.

— Бежим и все, — сказал Витька.

Они остановились, и я подошла к ним. Глаз под повязкой очень ныл, и мне почему-то было довольно грустно.

— Это Невский? — спросил полковник.

— Да, — сказала бабушка, — это Невская першпектива…

Она хотела продолжать. Я это видела. Она хотела опять открыть рот и уже больше его не закрывать, потому что на Невском есть о чем поговорить до самой Дворцовой площади. Я тоже открыла рот, и тогда полковник взял меня за локоть.

— Что-то жарко, — сказал он.

— Газировочки бы, — сказал Витька.

Полковник посмотрел по сторонам и увидел на противоположном углу кафе-мороженое ресторана «Москва».

— Есть идея, — сказал полковник, — мы сейчас пойдем есть мороженое и пить газированную воду.

— Н-ну… — сказала бабушка.

— И шампанское. Холодное. Полусухое.

— Полусладкое, — сказала бабушка и улыбнулась.

И все-таки со мной случаются иногда неожиданные вещи: думаешь, думаешь — вот бы случилось, и случается. Не совсем так, как думаешь, но что-то около того. Мы сели за столик, а полковник (я его теперь буду называть все время полковником — так удобнее, а то «Василий Андреевич» — слишком длинно, а «дядя Вася» — как-то сладко) пошел заказывать для нас мороженое.

— Какой отличный человек, — сказала бабушка, доставая пудреницу.

— Ага, — сказал Витька. — Дядя Вася, мне два сливочных, одно ореховое, одно земляничное и три разных! Ассорти!

— А тебе? — спросил меня полковник от буфета.

Я помахала рукой. Не потому, что я уж такая скромная, а потому, что мне действительно было сейчас все равно. Полковник кивнул. Бабушка пудрилась. Витька пыжился. А я посматривала по сторонам. Этот кусочек кафе, где продают мороженое, был совсем маленьким. Вообще-то кафе большое, но оно уходит на несколько ступенек вниз, и там люди пьют кофе и едят, а здесь, у самого входа — таким угольничком — едят мороженое и сидят мальчишки и девчонки, которые ужасно хотят казаться взрослыми. Девчонки громко смеются, щурят глазки и незаметно — это они думают, что незаметно, — поправляют юбочки. А мальчишки потихоньку курят сигареты и пускают дым под стол. Я даже засмеялась: сидит с двумя девочками Коля Иванов — он сейчас в десятом — такой важный, его все побаиваются, мне-то его бояться нечего — он меня даже и не знает.

Ну, вот, он сидит с двумя девочками, славные такие девчонки, одну я, кажется, тоже знаю, и пускает дым под стол, и такой довольный, такой храбрый. Я посмотрела на него и подумала, а как бы он пускал дым под стол там, на том парадном подъезде? Понимаю, что несправедливо, а подумала и все. И еще я подумала: а что такое доброта? Вот нажать кнопку — и никаких тебе Фуфлей, или, как его там, Фуфел, никаких тебе Хлястиков (я почему-то уверена, что этот Хлястик — подлый), никаких тебе врагов. И белобрысых с веснушками не будет. Откуда он только взялся?! И Веньки Жука не будет. Не будет и все! А Г. А.? Тоже не будет? А папы? А мамы? А полковника? А Витьки? А бабушки?

— Маша! — крикнул полковник.

— А? — спросила я, очнувшись.

— Иди-ка, помоги мне.

— Я пойду, — сказал Витька и выскочил из-за стола.

— Какой отличный человек, — сказала бабушка. Она уже кончила пудриться и начала подкрашивать губы. — В нем есть что-то аристократическое.

— Офицер… — сказала я.

— Ты злая, Маша, — сказала бабушка и убрала помаду в сумочку.

— Прости, бабушка, — сказала я.

И вот тут я увидела, что какая-то девчонка машет мне из-за самого углового столика. Я присмотрелась и узнала Юльку из нашего класса, а рядом с ней, конечно, Зоенька. Я помахала Юльке в ответ, а она замахала еще сильнее — звала меня. Я развела руками, дескать, не могу, занята. Тогда она вылезла из-за своего столика и подошла к нам.

— Здравствуйте, Антонина Петровна, — сказала она очень ласково. — Здравствуй, Маша. Вы тоже мороженое едите?

— Здравствуй, Юленька, — сказала бабушка. — Я тебя давно не видела. Ты почему…

— Я только что приехала, — ласково сказала Юленька, — с юга. Я так соскучилась по Машеньке. — И она наклонилась, чтобы меня поцеловать.

— Осторожно! — закричала бабушка. — У нее… инфлуэнца!

Юленька отшатнулась. Ах, какая у меня все-таки отличная бабка.

— Ничего особенного, — сказала я, — просто насморк.

Мне даже не хочется говорить, как они лебезили вокруг полковника. А он ничего не замечал и их тоже угощал мороженым. Я еле-еле съела один шарик, Витька навалился вовсю, а бабушка выпила с полковником шампанского и раскраснелась, разрозовелась, рассиропилась и начала приглашать и Юльку и Зоеньку к нам в гости. Вот и пойми ее! А Витька тоже приглашал их в гости, и полковник тоже. А я думала: я же хотела, чтобы именно они меня увидели с полковником, и ведь я обрадовалась, когда Юлька меня на ухо спросила: не меня ли позвал этот полковник — Герой Советского Союза? И я же так гордо и независимо ответила, что да — меня, и вообще… А теперь этот противный полковник хохочет с ними, как будто меня тут и нет, а Зоенька тихим голоском спрашивает, что у меня с глазом и говорит, что от всяких глазных болезней помогает бодяга…