После… - Мюссо Гийом - Страница 3

— Кто знает, что ждет нас завтра? Важно правильно расставить приоритеты в жизни.

— Очень глубокая мысль, — насмешливо отозвался адвокат. — Это что, угроза?

— Нет, это послание.

« Послание?»Взгляд Гудрича почему-то вселял тревогу. «Выброси его вон, Нат! Этот тип несет вздор. Не дай выставить себя дураком».

— Возможно, мне не стоит этого говорить, но… если бы вы пришли не от Эшли Джордана, я бы вызвал охрану и приказал выбросить вас на улицу.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Гудрич. — С Эшли Джорданом я, к вашему сведению, не знаком.

— Я считал, что он ваш друг!

— Да нет, мне просто нужен был предлог, чтобы попасть к вам.

— Постойте… если вы не знаете Джордана, кто вам рассказал о моем разводе?

— Это написано на вашем лице.

Ну все, это последняя капля. Адвокат резко встал и с плохо скрываемым раздражением открыл дверь:

— Мне нужно работать!

— Вы уверены, что это так? Ладно, я вас оставляю… пока оставляю.

Гудрич поднялся. Падающий свет очертил его мощный силуэт — этакий несокрушимый гигант. Доктор направился к двери и, не оборачиваясь, шагнул за порог.

— Что вам от меня нужно? — растерянно крикнул Натан ему вслед.

— Думаю, вы знаете, что мне нужно, Натан. Думаю, вы это знаете, — бросил Гудрич уже из коридора.

— Ничего я не знаю! — Адвокат хлопнул дверью, тут же снова распахнул ее и прокричал в глубину коридора: — Я не знаю, кто вы такой!

Но Гаррет Гудрич был уже далеко.

3

Натан закрыл дверь, сел, зажмурил глаза, прижал колбу стакан воды и оставался в таком положении несколько минут. Смутно он чувствовал, что еще услышит о Гаррете Гудриче, что инцидент не исчерпан и у него будет возможность убедиться в этом. Работать больше не получится. Кровь прилила к лицу, боль в груди все усиливалась и мешала сосредоточиться…

Он встал и, не выпуская стакан из рук, сделал несколько шагов к окну — хотелось посмотреть на синеватые отблески окон «Хелмсли-билдинг». Этот небоскреб рядом с огромным, несимпатичным зданием «Метлайф» кажется настоящей жемчужиной. Башня в форме пирамиды, что венчает крышу, придаст ему какую-то живость и элегантность. Несколько минут Натан наблюдал за потоком транспорта, который двигался к югу по двум гигантским эстакадам, переброшенным через улицу. Хлопья снега беспрерывно падали на город, окрашивая все вокруг во всевозможные оттенки белого и серого.

Каждый раз, когда Натан подходил к окну, его охватывало тягостное чувство. Во время событий 11 сентября он работал за компьютером, когда произошел первый взрыв. Ему никогда не забыть того чудовищного, полного ужаса дня: столбы дыма, окрасившие в черный цвет прозрачное небо; громадное облако из пыли и обломков обрушенных башен. Впервые за все время Манхэттен с его небоскребами показался Натану маленьким и уязвимым… Как большинство его коллег, он старался не возвращаться в разговорах к пережитому кошмару; «business as usual», что означает: «дело делается в любом случае». Однако жители Нью-Йорка говорили, что город уже никогда не станет прежним.

«Так я ничего не успею».Тем не менее Натан отобрал три папки, положил в сумку — к большому удивлению Эбби, решил поработать дома. Так рано он не уходил с работы, наверное, целую вечность. Обычно трудился по четырнадцать часов в день шесть дней в неделю, а после развода часто приходил сюда и по воскресеньям; проводил на работе больше времени, чем все остальные служащие.

Последний его успех: несмотря на всеобщие опасения, ему удалось довести до конца дело, о котором много писали в газетах, — осуществить слияние предприятий «Доуни» и «Нью вэкс». В связи с этим успехом в одной из самых известных профессиональных газет, «Нэшнл лойер», появилась хвалебная статья. Своими победами Натан вызывал раздражение у большинства коллег — слишком образцовый, просто-таки безукоризненный.

Прохладный воздух улицы принес некоторое облегчение; снег почти кончился. Ожидая такси, Натан слушал, как дети, облаченные в белоснежные одежды, поют «Ave verum corpus» [2]у церкви Святого Варфоломея. В этой музыке сквозило что-то нежное и вместе с тем волнующее.

Натан приехал в «Сан-Ремо» чуть позже шести, приготовил чай и снял трубку телефона. В Сан-Диего три часа дня: Бонни и Мэллори, возможно, дома. Через несколько дней Бонни должна была приехать к нему на каникулы, и он хотел уточнить детали. С опаской набрал номер; на другом конце провода включился автоответчик: «Вы звоните Мэллори Векслер. В данный момент я не могу ответить…»

Приятно слышать ее голос — все равно что глоток воздуха после долгого удушья. Ему хватало теперь такой мелочи — это ему-то, человеку, который не привык довольствоваться малым. Внезапно запись на автоответчике прервалась:

— Алло!

Натану стоило нечеловеческих усилий взять жизнерадостный тон, подчиняясь старому, глупому рефлексу — никогда и никому не показывать своих слабостей, даже жене, знающей его с детства.

— Привет, Мэллори!

Сколько времени прошло с тех пор, когда он называл ее «любовь моя»?

— Здравствуй, — холодно ответила она.

— Как дела?

Мэллори оборвала его:

— Что тебе нужно, Натан?

«Хорошо, я понял: еще не пришел день, когда ты будешь нормально со мной разговаривать».

— Я звоню договориться о поездке Бонни. Она дома?

— Она на уроке музыки. Вернется через час.

— Может, ты скажешь, во сколько она прилетает? Кажется, ее самолет вечером…

— Она придет через час, — повторила Мэллори, торопясь закончить разговор.

— Отлично! Ну ладно, до встречи…

Но Мэллори недослушала — уже положила трубку.

Натан никогда не думал, что в их отношениях наступит такой холод. Как получилось, что люди, которые были невероятно близки, вдруг стали совсем чужими друг другу? Натан прилег на диван в гостиной и принялся разглядывать потолок. Как же наивен он оказался! Все вполне закономерно, стоит только посмотреть вокруг: разводы, предательства, усталость… На работе жестокая конкуренция; только те, кто жертвовал полноценной семейной жизнью и свободным временем, могли рассчитывать на успех. Каждый клиент фирмы оценивался в десятки миллионов долларов — это требовало полной отдачи со стороны адвокатов. Таковы были правила игры, цена, которую приходилось платить, чтобы достигнуть высшего уровня. Натан принял эти правила и взамен получил ежемесячную зарплату в размере сорока пяти тысяч долларов. Помимо этого, как компаньон, он имел ежегодную премию — полмиллиона долларов. На его банковском счету было около миллиона.

Но личная жизнь катилась по наклонной — и семья распадалась. Дошло до того, что он перестал находить время позавтракать лома или проверить у дочки уроки. Еще через несколько месяцев они с женой развелись. Конечно, он был не единственным мужчиной в гаком положении — подобная участь постигла более половины его коллег, но ведь это не утешение.

Его дочь Бонни тяжело переживала происходящее в семье. В семь лет иногда писалась по ночам — по словам Мэллори, из-за острых приступов страха. Звонил он ей каждый вечер, но хотел-то видеться… «Нет, —думал Натан, удобнее устраиваясь на диване, — если человек спит один в своей постели, если вот уже три месяца не видел дочь — ничего он не добился в жизни, пусть и заработал миллион».

Натан снял с пальца обручальное кольцо, которое продолжал носить и после развода. На внутренней стороне прочел отрывок из Песни Песней [3]— Мэллори выгравировала его к свадьбе: «Крепка, как смерть, любовь наша». Продолжение он знает: «Большие воды бессильны потушить любовь, и реки не зальют ее». Чепуха все это, слюни для влюбленных юнцов! Любовь отнюдь не совершенная субстанция, которая противостоит времени и обстоятельствам.