Слушая тишину - Мэй Сандра - Страница 20

— Почему, Марио?

— Представь себе — целый год жить под одной крышей в полном молчании. Не разговаривать, не общаться. Просто кивать друг другу, столкнувшись в ванной. Готовить отдельно. Ни она, ни я такого не вынесли бы. Вот и выплескивали эмоции по разным смешным поводам. Мусор, невымытая посуда…

— Кто подал идею развода?

— Я.

— ?!

— Да, не удивляйся. Я не мог видеть, как она мучается. У нее и так было полно неприятностей и тревог. На работе происходили странные дела… я не знаю точно, она не делилась, но я видел, что она приходит с работы озабоченная и печальная. Звонила куда-то ночью… В Вашингтон, в Филадельфию, в Даллас. Ночами сидела в Сети, искала что-то. А тут еще наш брак, трещавший по всем швам. Я должен был ее освободить хотя бы от этого. Дон вздохнул.

— Ты любил ее. — Это прозвучало не вопросительно, а утвердительно.

Марио кивнул.

— Я и сейчас ее люблю. Вероятно, я буду любить ее всегда. Для меня Лючия — все та же черноволосая девчонка-хохотушка, какой она была в детстве. Я влюбился, когда мне было четырнадцать, а ей тринадцать. Мне никогда не хотелось быть с кем-то еще.

Сэнди, забывшись, громко вздохнула. Марио улыбнулся ей.

— Не переживайте, милая Сэнди. Это вовсе не так печально, как кажется. Куда страшнее жить без любви.

Дон подался вперед.

— Я понимаю, она почти ничего не рассказывала, но все же — быть может, ты хоть что-то знаешь? Над чем она работала? Что за проект?

Марио ненадолго задумался, вспоминая.

— Она, разумеется, не распространялась, но… насколько я знаю, в центре велись исследовательские работы по одному незавершенному проекту. Ходили слухи, что это знаменитый проект Кроуфорда.

Сэнди едва не подпрыгнула, Дон тоже выглядел ошарашенным.

— Слухи? Где ходили слухи? Прости, но ведь ты…

— Я — ночной уборщик. Просто так получилось… Я ночной уборщик в центре, Дон.

Если бы Марио Рагетти сей же момент выпалил из пушки — эффект вышел бы куда слабее. Дон Каллахан ошарашенно уставился на него.

— Ты — в центре?

Марио усмехнулся.

— Таковы причуды судьбы. Видишь ли, центр в последние годы занимается совсем уж космическими вещами. Не в прикладном, а в общем смысле. Химия третьего тысячелетия — это нечто на грани фантастики. Все проекты засекречены до такой степени, что даже технический персонал в центре не набирают с улицы. Меня взяли по рекомендации Лючии. Помогла и моя ученая степень. Я не очень вас шокирую, Сэнди?

— Нет, что вы! Просто…

— Лаборатории, компьютерный зал — там ведь тоже надо убираться. Лучше, чтобы при этом уборщик отдавал себе отчет, чем может окончиться его неловкость или небрежность. У меня красный код доступа. В каком-то смысле я допущен в святая святых.

Сэнди бросила короткий взгляд на Дона. Тот подался вперед — он напоминал охотничью собаку, взявшую след.

— Марио! Скажи мне, в центре есть госпиталь, амбулатория или что-то вроде этого?

— Разумеется. Там роскошная операционная, несколько палат. Кстати, Люка работала прямо над одной из них.

Дон лихорадочно обдумывал сказанное Марио. Лаборатория — или кабинет — прямо над операционной… Сэнди оперировали в центре…

Она вполне могла услышать то, что происходило этажом выше, учитывая особенности ее слухового аппарата!

— Марио, я должен туда попасть!

— Прости, Дон, но это невозможно. Я прихожу на работу и раздеваюсь догола… простите, Сэнди. Потом надеваю униформу и иду в специальный отсек, где меня просвечивают, как в аэропорту. Дальше меня сопровождает вооруженный охранник. На каждом посту он передает меня напарнику. При выходе операция повторяется. Чтобы кто-то со стороны мог проникнуть в центр тайно — невозможно.

Дон в неистовстве заметался по маленькой гостиной.

— Так! Скажи, Марио… Включи мозги, ты же технарь! Предположим, Лючии вкалывают какой-то наркотик — это слышала Сэнди, — но убивать не собираются. Где ее можно спрятать так, чтобы не нашел никто из сотрудников? Не набрел случайно, не услышал криков о помощи…

Марио помолчал, рассеянно потирая переносицу.

— Если предположить, что ты прав… В центре это вряд ли возможно. Там сотовая система, все помещения связаны воедино, все просматривается камерами. Остается… техническое здание. Оно пристроено к центру, но туда ведет всего один переход. В нем размещается связь, охрана — там вояки всем заправляют. Камеры там тоже наверняка есть, но на общем пульте их не видно. Свой пост, по всей вероятности.

— Уже лучше. Техническое здание — это такой невзрачный бетонный куб справа от главного корпуса?

— Ну да…

— В первый раз меня провели через него. Коридорчик я запомнил.

Марио с тревогой взглянул на Дона.

— Эй, послушай! Не горячись, ковбой. Штурмом здание не взять.

— Не сомневаюсь. Старая проверенная система — в случае опасности просто закроется гермозатвор. Не-ет, туда надо входить нежно, шепотом, на цыпочках и в ритме вальса… — Дон вдруг рассмеялся и посмотрел на ошеломленных Сэнди и Марио. — Потанцуем, джентльмены? Рисуй мне план домика, Марио!

Уже смеркалось, когда он привез Сэнди к ее дому. Девушка побледнела и осунулась, судя по всему, у нее разболелась голова. Дон ругал себя за то, что немилосердно таскал ее с собой до самого вечера. Впрочем, только так он мог не беспокоиться за нее.

Патрульный полицейский доложил, что в доме все тихо. Дон поднялся на крыльцо и придирчиво осмотрел датчики новой сигнализации. Сэнди отперла дверь, и он по-хозяйски обошел весь дом, подергал все рамы, заглянул в кухню, проверил черный ход.

Она стояла посреди гостиной, прижав стиснутые кулаки к груди. В ушах у нее звенело и свистело — то ли волшебный аппарат, то ли собственная кровь.

Сейчас Дон закончит осмотр, велит ей отдыхать и уйдет. И она снова останется один на один с собственными страхами, с Тьмой, с одиночеством, звенящим под потолком спальни…

Он спустился со второго этажа и подошел к ней.

— Устала, маленькая? Замотал я тебя совсем. Ты сейчас прими ванну и ложись спать…

— Нет!!!

Он осекся, удивленно посмотрел в наполненные слезами серые глаза.

— Сэнди, ты чего?

— Если ты сейчас уйдешь, я умру.

— Глупости! Теперь тебя охраняют не хуже чем президента…

— Дон! Заткнись. Пожалуйста… — Она скорее упала, чем села на диван, закрыла лицо руками. Из-под побелевших пальцев донеслось отчаянное: — Я тебе противна, да?

— Сэнди, ты что?

Она отняла руки от лица, подалась вперед, тонкая синяя жилка бешено билась на шее.

— Я не могу без тебя жить, Дон! Не могу дышать. Меня давит темнота… я задыхаюсь! Никогда в жизни со мной подобного не случалось, а с тобой — случилось. Я хочу быть рядом с тобой. Всегда. Или хотя бы этой ночью.

Он медленно коснулся карамельных завитков на шее. Сэнди закрыла глаза, уткнулась лбом ему в плечо. Дон осторожно взял ее за плечи, притянул к себе.

— Сэнди… я ведь не смогу остановиться… я так… тебя… хочу…

— Дон, пожалуйста, не уходи. Так нельзя говорить с мужчиной, да? Я ничего об этом не знаю…

— Маленькая ты моя птица… Бедная, подстреленная птица Сэнди… Иди ко мне.

Она кинулась в его объятия, словно в омут — с головой.

Тьма больше не пугает и не грозит безумием. Тьма бархатная и мягкая. Она мерцает миллиардами звезд и взрывается прерывистым шепотом, нежным смехом, сбивчивыми клятвами, глупыми и прекрасными словами.

Тьма торопливо и нежно раздевает — чтобы через мгновение укутать теплом другого тела.

Руки сплетены, тела спаяны воедино, кровь — общая, дыхание — общее, жизнь — общая.

Каждый раз в этой истории все происходит заново и с чистого листа.

Можно знать тысячу женщин — и удивиться, как в первый раз, шелковистости кожи, хрупкости тела, жару, опаляющему и согревающему твою очерствевшую душу. И пить поцелуи, как пьют воду в пустынном оазисе — жадно и бережно, не уронив ни капли…