Отныне и вовеки - Фристоун Шарон - Страница 24

Прошло некоторое время, прежде чем Лив осознала, что происходит. Мощное биение его сердца и прерывистое дыхание были единственными звуками, наполнявшими комнату. Что она наделала? При первом же его поцелуе сдалась, как глупая школьница, корила себя Лив.

— Моя нежная чувственная Лив, ты совсем не изменилась, — насмешливо прошептал Мартин. Слегка коснувшись губами ложбинки между ее плечом и шеей, он наконец отпустил ее.

Согнув пальцы, Лив сжала руками его плечи, собираясь оттолкнуть его. Глубоко уязвленная своим поражением, она расстроилась окончательно, обнаружив, что он так и не снял пижамной куртки!

8

Лив опустила руки. Теперь они были свободны, но она знала, что ее тело никогда не освободится от рабской страсти к Мартину. Она отказывалась называть это любовью. Когда Мартин наконец откатился от нее, Лив долго лежала, глядя в темноту, терзаясь стыдом из-за того, с какой легкостью он заставил ее снова осознать чувственные порывы тела.

— Ты что-то уж очень притихла, Лив, — нарушил молчание приглушенный голос Мартина. Он повернулся на бок и навис над ней, в глазах его светилось чисто мужское удовлетворение. — Ты удивила меня своим пылом. Не знай я тебя так хорошо, мог бы решить, что прошло довольно много времени с тех пор, как ты в последний раз занималась сексом.

Возвращенная на грешную землю из сладких грез экстаза, Лив могла сделать лишь одно — спрятать свои расстроенные чувства под маской невозмутимости.

— Что тебе сказать? Ты прекрасный любовник, но ведь тебе об этом говорили сотни женщин, да и практика у тебя богатая, — саркастическим тоном отозвалась она. — Жаль только, что ты не так хорош по части того, чтобы держать слово.

— Ты вступаешь на опасную территорию, Лив, — холодно заметил Мартин. — Я не забыл и не простил того, как ты сбежала от меня в тот, первый раз.

При этом напоминании от невозмутимости Лив не осталось и следа.

— Я тоже тебя не простила и не забыла, как ты шантажом вынудил меня выйти за тебя замуж, пообещав, что это будет платонический брак, — прошипела она. Гнев и унижение поднимались к горлу удушающей волной. — Ты лживая свинья, и я тебя ненавижу.

— Я не обещал, что наш брак будет платоническим. Ты просто слышишь только то, что хочешь услышать, — отрезал Мартин. — Что до ненависти, то в любом случае я предпочел бы ее лживым уверениям в любви. Твоя ненависть заставляет тебя таять как воск в моих руках и жаждать моих объятий. Так кто же из нас больший лжец?

Что-то в его глазах заставило Лив содрогнуться, и она с силой ударила его в грудь. Но Мартин лишь рассмеялся хриплым жестоким смехом, а потом опустил голову и прильнул губами к ее груди. Отыскав сосок, он осторожно лизнул его, а затем обхватил губами.

— Нет, не надо… — простонала Лив, запуская руку в его волосы и силясь оттолкнуть его.

— Это ненависть заставляет твои соски набухать при моем прикосновении? — насмешливо спросил Мартин, проводя ладонью по ее обнаженному телу.

Он поднял голову, и взгляд его сверкающих глаз впился в лицо Лив. А потом он впился в ее рот с такой всепоглощающей страстью, что она, казалось, прожгла всю душу Лив — до самого дна.

Несмотря на отчаянные усилия не поддаваться ему, Лив не сумела сдержать дрожи наслаждения, которая выдала ее с головой. Ее руки нашли открытый ворот его пижамы и жадно заскользили по гладкой мускулистой груди по направлению к плечам, где крепкие мышцы вздулись буграми под ее ласкающими ладонями. Лив было уже все равно, что ее позорная капитуляция лишний раз доказала, с какой легкостью Мартин способен возбудить ее, ибо при ее прикосновении он глухо застонал и все его тело напряглось от желания, которому он не мог противиться. Он чувствует то же, что и я, поняла Лив, спуская с его плеч пижамную куртку.

Они занялись любовью с жадной всепоглощающей страстью. Мартин опустил ее руки, заставив обхватить его тугие ягодицы, и руки Лив принялись исследовать его тело, скользя от одного бедра к другому, а потом — к его восставшей плоти.

— Боже мой, да! — простонал Мартин, когда Лив стала ласкать его, сама испытывая при этом острое наслаждение. — Лив, что ты со мной делаешь, — прохрипел он, оторвал ее руку от своего тела и, уложив на спину, вошел в нее.

Мощный ритм его крепкого тела привел Лив к новым, неизведанным вершинам экстаза, оставив ее совершенно без сил, зато полностью удовлетворенной.

Мартин крепко прижал ее к себе, отвел влажные пряди ей со лба и, легко касаясь уха, прошептал что-то неразборчивое. Лив вздохнула, прильнула к нему, спрятала голову на его широкой груди так, что могла слышать глухие удары его сердца, и заснула.

Проснувшись, Лив никак не могла сообразить, где находится. В комнате было по-прежнему темно, и мужская рука придавила своей тяжестью ее живот. Потом она все вспомнила и почувствовала стыд от сознания того, как легко снова сдалась во власть Мартина. Она сделала попытку освободиться отдавившей на нее руки.

Мартин что-то пробормотал во сне, но не проснулся, а лишь беспокойно заворочался и перекатился на спину. Лив скользнула по кровати и внезапно замерла: кто-то постучал в дверь и позвал Мартина.

Дверь отворилась, впустив поток света из коридора, а потом свет хлынул и в комнату. На пороге появился улыбающийся Мануэль, который степенно нес в руках поднос с кофе.

Лив, сообразив, что полностью обнажена, откинулась на кровати и стала лихорадочно нашаривать простыню, чтобы прикрыться. Мартин же открыл глаза и сел на постели.

— Что за черт? — рявкнул он, и Лив, подняв глаза, увидела его спину.

— Боже милостивый! — ахнула она. Ибо из-под руки Мартина, покрывая половину когда-то совершенной бронзовой спины, растекался огромный шрам. — Как это случилось? — нетвердым голосом спросила Лив. Ибо не требовалось даже медицинского образования, чтобы узнать страшный ожог, уже давно заживший. Обгоревший участок кожи пересадили, но шрам остался. При мысли о том, какую безумную боль причинил этот ожог Мартину, Лив захотелось плакать.

— Мануэль, убирайся отсюда! — Голос Мартина хлестнул как кнутом. Не давая себе труда даже посмотреть, выполнено ли его приказание, он повернулся и смерил Лив пристальным взглядом. Она понятия не имела, как она была сейчас хороша: с волной отливавших золотом белокурых волос, разметавшихся по подушке, припухшими от поцелуев нежными губами и зелеными глазами, сиявшими теплым сочувствием. Однако он не нуждался в ее сочувствии. — А чего ты ожидала от автомобильной катастрофы? Аккуратного маленького шрамчика? Ты же врач, так что должна была узнать след горящего масла.

Лив резко села в постели и, порывисто протянув руку, слегка коснулась кончиками пальцев изувеченной плоти.

— Прости, я же не знала, — мягко сказала она.

Внезапно многое встало на свои места. Его отказ присоединиться к ним в бассейне на Мадейре. И прошлая ночь… Она легла спать, не опуская штор, и комнату заливал лунный свет. Мартин, по-видимому, опустил их, прежде чем лег с ней рядом. И его пижама!

— Все ты прекрасно знала. — Презрительный взгляд Мартина так и пригвоздил Лив к месту. Стряхнув ее руку, он выпрыгнул из кровати, не заботясь о своей наготе, и снова смерил Лив тяжелым взглядом. — У тебя ангельское лицо, но лжешь ты, как сам дьявол.

Лив была совершенна потрясена этим заявлением. Уже не в первый раз Мартин называет ее лгуньей, но почему? Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами. Наверное, об аварии писали в газетах, и Мартин решил, что об этом должно быть известно всем. Будучи врачом, Лив знала, что люди, перенесшие серьезную катастрофу, зачастую на ней зацикливаются.

— Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, — резко заявил Мартин, уловив жалость в ее взгляде и сразу разозлившись. — Мне нужно только твое тело, и, как я только что успешно доказал, тебе нужно мое, так что не трудись это отрицать.

Это невероятно, но властный и дерзкий Мартин, оказывается, испытывает настоящий комплекс. Он намеренно скрывает от ее глаз свое изувеченное тело. Вспомнив, как они занимались любовью, Лив сообразила, что Мартин даже в пылу страсти ловко манипулировал ее руками, направляя их так, чтобы она не касалась его спины.