Красотка - Коллинз Джеки - Страница 61

– Так. Я пошел, – невозмутимо произнес Эрик, уверенный, что это их быстро отрезвит.

– Куда это ты? А как же дело? – забеспокоился Арлис.

– К черту дело, – сказал Эрик. – И вы все идите к черту! Он зашагал прочь. Четверка бойцов быстро посовещалась, и уже через несколько секунд его догнал Арлис.

– Ладно, старик, не держи зла! Мы подождем своих денег. «Дождетесь, когда рак на горе свистнет», – подумал Эрик и повернул назад.

34.

Наблюдая репетицию Лизы Роман, Майкл сделал для себя немало открытий. Он и раньше знал, что она талантлива, но не представлял себе силу ее энергетики на сцене. Программа длилась час пятнадцать, и на протяжении всего этого времени Лиза сама непрерывно пела и танцевала, причем в самых разных жанрах и стилях – от энергичного рока до грустных баллад, и ни один номер не был похож на предыдущий.

Утром Лиза репетировала в спортивном костюме, потом был обеденный перерыв, после чего началась работа со звуком, а в завершение – генеральная репетиция в костюмах.

Майкл сидел в зале. То, что он наблюдал, производило колоссальное впечатление. Это была потрясающая женщина! Глядя на нее, нельзя было не понять: все, что у нее было, она заслужила с лихвой, поскольку добилась всего упорным трудом.

День выдался суматошный. Масса людей сновали туда-сюда, и все – со своим мнением, все – яркие личности. А в центре этого столпотворения – Лиза Роман.

Какое-то время рядом с Майклом сидел Чак.

– Это что-то, да?

– Да, – согласился Майкл. – Сколько лет ты у нее работаешь?

– Пять.

– А ее муж – что это был за человек? – спросил Майкл, по возможности сохраняя небрежный вид.

– Я этого подонка с одного взгляда раскусил, – сообщал Чак. – Он плохо с ней обращался. По-моему, даже руку на нее поднимал. Даже не знаю, почему она так долго это терпела.

Почему-то Майклу на ум пришло выражение «зона комфорта». Когда-то он ходил к психотерапевту – это было недолго, после его ранения в Нью-Йорке. Та женщина-консультант сказала ему нечто такое, что показалось ему весьма и весьма интересным. «Люди всегда возвращаются в свою зону комфорта, – говорила она. – Если вас воспитывала жестокая мать или отец, то вы воспринимаете как норму, если ваш партнер с вами грубо обращается, поскольку это для вас – зона комфорта».

В этом угадывался глубокий смысл. Майкл стал думать о том, каким было детство Лизы и почему она о нем так мало говорит. Хотя… с какой стати она должна ему что-то рассказывать?

– Завтра сумасшедший день, – добавил Чак. – Повсюду будет шнырять пресса, к ней приезжают друзья из Лос-Анджелеса, от поклонников не будет отбоя, а Лиза к тому же начнет напрягаться из-за предстоящего концерта. Ну, ничего. Как-нибудь справимся.

Вечером Лиза сидела в своей гримуборной, а Фабио экспериментировал с ее прической.

– Говорю тебе, в третьем номере эти шиньоны будут лезть мне в глаза, – терпеливо втолковывала она. – Фабио, не нужно столько волос!

– Я что-нибудь придумаю, – заверил Фабио, пританцовывая вокруг кресла. – Моя золотая леди должна затмить Лас-Вегас!

Зазвонил мобильный телефон. Лиза ответила: —Да?

– Мам, ты?

– Что-то случилось? – встревожилась Лиза – дочка звонила ей очень редко.

– Ты не поверишь! – задыхаясь, вымолвила Ники.

– Ну, говори.

– Вчера я ужинала с Антонио и его новой женой!

– В самом деле?

– Знаешь, Антонио все такой же красавец.

– А жена?

– Старомодная кастрюля. В европейском духе.

– Это как понять?

– Ну… – Ники замялась. – Она намного его старше, и на ней был бриллиант размером с остров Кубу. Но по-своему она даже симпатичная.

– Так-так… – Лиза вдруг вспомнила, насколько когда-то была увлечена Антонио. Оба тогда были молодые и беззаботные. В те времена бегство и венчание в Вегасе казались верхом романтики.

– Они зафрахтовали самолет и приедут на твой концерт, – сообщила Ники.

– Билетов давно нет, – заметила Лиза. – Все распродано.

– У него свои билеты, – сказала Ники. – А также свой лимузин с шофером и свой «Ролекс» из чистого золота.

– Кажется, Антонио наконец получил то, о чем мечтал, – усмехнулась Лиза.

Ники не понравился ее тон.

– Неважно, он мой отец, и ты, пожалуйста, устрой так, чтобы его пустили в гримерку. Он хочет с тобой поздороваться.

– Ники…

– Мам, ну пожалуйста! Ради меня.

– Хорошо, хорошо, – неохотно согласилась Лиза. – Где они остановятся?

– В том же отеле, что и ты.

– Я, пожалуй, вот что сделаю, – сказала Лиза, несколько заинтригованная предстоящей встречей со своим давнишним мужем. – После представления будет прием, я организую им пригласительные.

– Мам, ты прелесть!

– Спасибо.

– Да, и это еще не все.

– Что еще?

– Тут меня мать Эвана совсем достала. Она просто помешана!

– На чем?

– На своем сынке, конечно.

– О боже!

– Я понимаю, это не очень приятно, но я тут подумала… Она рвется посмотреть твое шоу, так, может, я пихну ее в самолет, а ты организуешь ей билетик и приглашение на банкет?

– Как это мило – переложить ее на меня! – возмутилась Лиза.

– Но ты ведь с ней скоро породнишься.

– Билетов уже нет, а времени развлекать ее у меня тоже не будет.

– Мам, ты хочешь, чтоб я умерла?

– Хорошо, я попробую.

– Ты меня спасешь от помешательства, – с благодарностью произнесла Ники.

– Если удастся, – сухо ответила Лиза, про себя решив, что Ники, конечно, все преувеличивает.

– Как твоя репетиция?

– Без проблем. Ты же знаешь, я под фонограмму не выступаю.

– О'кей, мам. Спасибо. Я тебе еще позвоню.

Лиза отключила связь. Она была довольна: по всем признакам, после разрыва с Грегом в отношениях с Ники наметилось явное сближение.

Белинда любила секс по утрам. Грег – нет. Белинда любила секс в душе. Грег – нет.

В пятницу утром Грег обслужил ее в душе и стал ждать, когда она уйдет на работу. Как только за ней закрылась дверь, он вытащил из-под кровати коробки с бумагами Лизы и открыл первую, помеченную 1975 годом. Лизе тогда было пятнадцать. Через год она уйдет из дома.

Коробка была забита всякими памятными вещицами – какие-то открытки, безделушки, пара монет, фотографии. Он взял в руки фотографию Лизы рядом с худеньким мальчиком – на снимке они стояли возле одноэтажного дома. Она и в пятнадцать была красавица.

Затем взгляд Грега упал на дневник. Обычный девичий дневник в розовой обложке, с крохотным незапертым замочком. Он взял тетрадь в руки, открыл и стал читать. Почерк был еще школьный, не устоявшийся, и какие-то слова он разбирал с трудом:

«1 января. Простудилась. Кормили остывшим супом.

2 января. Столкнулась со Скитом. Вот гаденыш!

3 января. На ужин была ужасная курица. Уф! Ходили с Дженни в кино. Смотрели «Челюсти». Вот ужас!»

И так далее, и тому подобное.

Где-то на середине Грег окончательно заскучал и отложил дневник в сторону. Ну сколько можно читать о том, что она ела и что смотрела в кино?!

Он запихнул дневник обратно в коробку и стал смотреть 1974 год. Все в том же роде, плюс еще один дневник, на сей раз в желтой обложке. Он открыл тетрадку и опять стал читать. Ничего нового.

Грегу стало ясно, что тут ничего не наберешь. А с чего, собственно, он взял, что будет иначе? Лиза была обычной старшеклассницей в самом заурядном, заштатном городишке и ровно ничем не отличалась от тысяч других таких же девчонок по всей Америке. Единственным ее отличием было то, что Она убежала из дома и стала звездой.

Он уже собрался убрать и желтую тетрадь, как вдруг обратил внимание, что время от времени в ней попадаются страницы, на которых нет ничего, кроме восклицательного знака красными чернилами. Ясное дело – это какой-то шифр.

Грег еще раз пролистал дневник, пытаясь найти к этому шифру какой-нибудь ключ. На задней странице несколько раз подряд было написано: «Ненавижу ее! Ненавижу ее! Ненавижу ее!» – и всякий раз с красным восклицательным знаком. Он сосчитал количество дней в году, когда таким знаком ограничивалась запись в дневнике. Тридцать. И ровно тридцать раз «Ненавижу ее» было написано в конце. Но понять, о чем идет речь, Грегу так и не удалось. Кого – ее? И что это все означает?..