Луи Армстронг Американский Гений - Коллиер Джеймс Линкольн - Страница 63

Dance S., ibid., р. 194-195.

Материалы Института джаза.

Горячих поклонников имел не только Оливер. Они были и у других негритянских джазменов, таких, как выступавший в маленьком клубе «Апекс» кларнетист Джимми Нун, а также и у некоторых молодых белых исполнителей. Но подлинным героем чикагского джаза к 1926 году уже стал Луи Армстронг. Он работал одновременно в кабаре «Сансет»и кафе «Дримленд», регулярно делал звукозаписи, а когда позволяло время, выступал еще и на других эстрадах города.

В этот период Армстронг переходит с корнета на трубу. Только очень внимательный слушатель может заметить разницу в звучании этих двух инструментов, обусловленную небольшим различием в конструкции корпуса. Если у корнета одна треть корпуса прямая, а остальная часть имеет коническую форму или, постепенно расширяясь, переходит в раструб, то у трубы прямая и конусообразная части равны. Для сравнения отметим, что корпус валторны, у которой несколько приглушенный звук, по крайней мере теоретически должен иметь форму идеального конуса. Корнет звучит мягче, бархатистее, чем труба, зато труба славится силой звука, ярким и светлым тембром. В принципе разница между двумя инструментами не так уж велика, и выбор исполнителем того или другого остается в основном делом вкуса. Техника игры на обоих одинакова, хотя у них несколько разные мундштуки, и поэтому большинство музыкантов в течение вечера избегает менять один инструмент на другой.

По традиции корнет обязательно входил в состав марширующих оркестров, и новоорлеанские музыканты всегда широко его использовали. Многие из них относились к трубе с определенной опаской, считая, что игра на ней требует более виртуозной техники. Видимо, именно поэтому Армстронг так долго не решался перейти с корнета на трубу. Он сам называл различные причины этого в конце концов состоявшегося перехода, но, скорее всего, он расстался с корнетом по совету руководителя ансамбля Эрскина Тэйта. Его брат Джеймс был трубачом того же ансамбля, и Эрскин считал, что группа медных духовых инструментов будет звучать гораздо гармоничнее, если Луи, как и Джеймс, станет играть на трубе. Армстронг по этому поводу вспоминает: "Он [Эрскин. — Перев.] считал, что супротив труб корнет не такой уж «горячий». Я послушал, какая тут разница… Те звучали сочно, богато. Потом я послушал корнетистов, — точно, выходило не так здорово, как у трубы" .

«Record Changer», July-Aug. 1950, p. 21.

В апреле 1927 года Армстронг ушел из кинотеатра «Вандом». Скорее всего, он надеялся найти другую, лучше оплачиваемую работу. И вскоре нашел ее — в кинотеатре «Метрополитен», где руководителем группы был Кларенс Джонс. В июле месяце хозяина кабаре «Сансет» обвинили в нарушении федерального закона о торговле спиртными напитками, и заведение прикрыли. Следующие две недели ансамбль Джонса выступал в одном из наиболее фешенебельных белых клубов «Блэк хок». Однако этот ангажемент оказался неудачным. Управляющий потребовал сократить состав группы с двенадцати до шести исполнителей. В ответ на это, как пишет Дэйв Питон, «музыканты заявили, что, если их всех не обеспечат работой, они разорвут контракт. В конечном счете стороны пришли к компромиссу: ансамбль пригласили в полном составе, но только на две недели» .

Вскоре после этого инцидента Д. Питон в одной из своих очередных статей обрушился с суровой критикой на музыкальную группу, не называя ее по имени. Старейший музыкальный критик обвинил анонимную группу в том, что она не сумела прижиться в одном очень «аристократическом заведении», поскольку музыканты все время опаздывали, «а играли так оглушительно громко, что едва не обрушился потолок. К тому же они исполняли совершенно неподходящую для такого аристократического места музыку — порочные блюзы» . Всеми уважаемый Питон часто впадал в нравоучительный тон, пытаясь приобщить своих черных собратьев-музыкантов к цивилизованному обществу. Он постоянно призывал их прилично одеваться, пристойно вести себя в общественных местах и не пить во время работы, быть ответственными людьми и не злословить. Он хотел, чтобы негритянские музыканты завоевали уважение публики, и думал, что для этого им надо прежде всего держаться с достоинством, «правильно» исполнять хорошую, «правильную» музыку. Джаз и блюзы Питон явно не одобрял и терпел их только потому, что они были в моде. Я не сомневаюсь, что, говоря о слишком шумном ансамбле, изгнанном из аристократического клуба, он имел в виду группу «Armstrong Sunset Stompers». Питон считал, что, хотя Армстронг — великолепный инструменталист, ему не следует брать на себя руководство коллективом. «Оркестр Луи производит страшно много шума, — писал он. — Его музыканты отличаются плохими манерами и недостойным поведением, их игра режет ухо… Может быть, со временем Армстронг поймет, что играть громко еще не значит играть хорошо» .

«Chicago Defender», July 30, 1927.

«Chicago Defender», Aug. 6, 1927

«Chicago Defender», May 19, 1926.

Мы специально уделили столько внимания высказываниям Питона, чтобы показать отношение средних слоев белого населения и выбившихся «в люди» негров к джазу и блюзам. Джазовая музыка вызывала у них зубовный скрежет, и они с нетерпением ждали того дня, когда она, наконец, умрет.

Но джаз не собирался уходить со сцены ни в прямом, ни в переносном смысле. В начале 1928 года Луи и Затти получают приглашение играть в составе оркестра Кэролла Диккерсона во вновь открытом кабаре «Савой». Наверняка они настаивали на том, чтобы место досталось и третьему мушкетеру, Хайнсу, но его тогда не было в городе, и им пришлось подписать контракт без Эрла. Вернувшись, Хайнс обнаружил, что два друга, не дождавшись его, начали работать в одном из самых фешенебельных заведений Южной стороны. Позднее у Диккерсона нашлось место и для Эрла, но тот чувствовал себя обиженным и поэтому отказался. Джаз от этого только выиграл. Хайнс пригласил в свой ансамбль Джимми Нуна. Они играли в клубе «Апекс», и летом того же года вместе с ансамблем Хайнс сделал записи, вышедшие под названием «Apex Club». Это были лучшие грампластинки, когда-либо записанные малыми джаз-бэндами.

В те годы кабаре «Савой» считалось в Чикаго одним из самых шикарных. В нем демонстрировалось прекрасное шоу и играл сильный, хотя и несколько приторный оркестр Диккерсона. Благодаря регулярным трансляциям программы кабаре по радио, а также пластинкам, выступлениям в клубах и кинотеатрах Армстронг получил возможность выхода на массовую аудиторию. К 1928 году его хорошо знали и любили музыканты, а многие ему просто подражали. Он стал известен широким слоям негритянской публики, особенно той ее части, которая интересовалась эстрадной музыкой. Постепенно росло число почитателей его исполнительского мастерства и среди белых. Пока их насчитывалось немного — главным образом музыканты и любители джаза, но все они были исключительно ревностными поклонниками. Армстронга все чаще просили выступить и в других городах Америки. Время от времени по приглашению негритянского политического деятеля и импресарио Джесси Джексона Армстронг давал концерты в Сент-Луисе, получая неслыханный гонорар: сто долларов за вечер. В «Савое» ему платили столько за неделю работы.

О популярности Армстронга среди негритянских музыкантов в те годы говорит, в частности, тот факт, что Питон стал неизменно называть его «Королем Меналиком» или даже «Великим королем Меналиком». (Меналик II — император Эфиопии в XIX веке, которому удалось изгнать итальянцев и завоевать независимость страны. Он считается национальным героем негритянских народов.)

Армстронг стал безусловным лидером «горячих» музыкантов Чикаго. В целом конец 1920-х годов по праву считается одним из самых счастливых и продуктивных периодов в его жизни. Но время перемен было уже не за горами. Как я говорил, сам Армстронг никогда не считал себя только джазменом. Фактически большую часть жизни он выступал или как трубач танцевального ансамбля, или как эстрадный артист в широком смысле этого слова, а именно как певец, трубач и исполнитель комедийных номеров. Сам он называл себя «развлекателем».