Закрытая школа. Начало - Неволина Екатерина Александровна - Страница 40

Как раз в это время дверь открылась, и в комнату вошла Надя в длинной смешной ночной рубашке в розовых зайцах.

— Андрюша! Я не могу заснуть! — подошла она к брату.

Тот подхватил девочку на руки, принялся ее успокаивать.

Вика не следила за ними: гораздо больше ее сейчас интересовал конверт.

В нем оказалось несколько фотографий. Девочки в старой школьной форме — они сами такую не застали, но Викина мама рассказывала, что у нее было в точности такое же коричневое платьице и фартук с «крылышками». Третий же снимок заставил ребят пораженно застыть: с него прямо в объектив смотрела Надя Авдеева!

Самую простую версию — ту, что сфотографирована именно Наденька, пришлось отвергнуть. Во-первых, сама девочка отрицала, что фотографировалась, тем более с переодеванием. Во-вторых, фотография даже на вид была старая, а еще за спиной девочки, точной Надиной копии, виднелся холл школы. Вернее, он был похож на привычный всем холл «Логоса», однако имелись и существенные отличия. Например, над лестницей размещались какие-то барельефы, в которых, воспользовавшись Интернетом, ребята узнали старые гербы союзных республик. По всему выходило, что фото было сделано до их рождения и снимали именно в детдоме.

На обороте имелась старая, почти выцветшая подпись: « Ира Исаева».

Как странно! Но почему эта таинственная Ира точная копия сестры Андрея?!

* * *

Володя застегнул куртку, надвинул пониже шапку и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, выскользнул на улицу через черный ход.

Утром на секретный номер позвонили. Глухой незнакомый голос сказал только: «Сегодня в одиннадцать у оврага». Это не мог быть никто иной, кроме нового связного, — номер знал только Князь.

Было темно, но Володя помнил дорогу, без труда продвигаясь по глухо стонущему под ветром лесу. Вот и овраг. Никого. Ожидание растянулось неимоверно долго. Взглянув на часы, Володя увидел, что прошло уже почти десять минут с назначенного времени.

И тут он понял, что уже не один. Володя начал поворачиваться, когда послышался сухой треск выстрела, едва различимый среди шума деревьев. Мгновенная боль — и небытие…

ОНИ продолжали охоту. Он, как всегда, наблюдал, затаившись среди молчаливых деревьев. Это не Его битва. Да, Он уже вмешался, убив одного из НИХ. Но это было сделано только ради девочки. Ради той, которая единственная из всех была добра к Нему. «Монстр! Урод!» — так называли Его другие. Они смеялись над Ним, они ненавидели Его, и Он тоже научился ненавидеть. А потом вернулась она — девочка. В этот раз ее звали по-другому, чем прежде, — На-дя, На-дю-ша. Но она осталась точь-в-точь такой, как и раньше. Он чувствовал в ней добро и знал, что будет охранять ее столько, сколько сможет, потому что ТЕ выслеживали ее, ОНИ считали ее своей жертвой.

Нет! Он сделает все, чтобы не допустить этого!

Он запрокинул лицо к темному небу и отчаянно завыл, выпуская наружу всю скопившуюся боль, всю злость. Именно этот ужасный звук, перекрывший даже шум леса, спас еще одну человеческую жизнь.

Когда Володя пришел в себя, солнце уже взошло. Боль пронизывала тело насквозь, а правая рука была полностью обездвижена. Чудо, что он вообще остался жив. Почему убийца не произвел контрольный выстрел? Должно быть, его что-то спугнуло. Знать бы что. Или лучше не знать — нервы целее будут. Да и не до того сейчас.

Закусив до крови губу, Володя медленно поднялся. Тело едва повиновалось. Осторожно расстегнув куртку, мужчина постарался оценить серьезность ситуации. Пуля вошла в плечо. К счастью, кровь за ночь остановилась, и теперь свитер прилип к ране образовавшейся буро-коричневой коркой. Это только в кино, сколько времени бы ни прошло, кровь всегда ярко-алая, в жизни все по-другому, не так эффектно и красиво, скорее страшно и мерзко. Володя стянул с шеи шарф и, морщась от боли, наложил вокруг раны тугую повязку, чтобы как можно меньше тревожить при движении, и медленно, то и дело оступаясь, побрел в направлении школы. Надо спешить. Его отсутствие не должны заметить. Вряд ли убийца разглядел его вчера, значит, нужно попытаться провести его. Никто не должен узнать ни о ночном отсутствии, ни о ране.

* * *

Они вошли в учительскую рука об руку. Виктор бережно вел свою спутницу, счастливый от вновь открывшейся ему тайны. Она казалась чудом — самым удивительным и прекрасным, — ведь что может сравниться с зарождением нового человека, тем более если…

— Что это вы так сияете? — спросил Павел, подозрительно покосившись на них.

— Ну что, скажем им? — Лена, ища одобрения, посмотрела на Виктора. Она словно изменилась под воздействием новости, стала мягче. Поляков чувствовал к ней небывалую нежность, ведь эта женщина — мать его детей.

Он кивнул, и Лена с улыбкой посмотрела на коллег.

— Мы с Виктором скоро станем мамой и папой, — сообщила она.

— Дважды. У нас близнецы! — торжественно закончил Виктор и вдруг споткнулся о взгляд Галины Васильевны. Она смотрела на них с Леной так, словно услышала нечто по-настоящему ужасное.

Все поспешили с поздравлениями, возбужденно загалдели. Все, кроме завхоза. Она стояла в стороне застывшая, словно окаменевшая.

— Галина Васильевна, что с вами, вам плохо? — спросил Виктор, когда наконец смог пробиться к ней.

— Нет… Все в порядке… Поздравляю… — пробормотала она потерянно.

Поляков нахмурился, но не успел расспросить ее, потому что дверь учительской распахнулась.

— К Юле Самойловой приехала мать, — сообщил молодой географ.

И тут уже Лена ощутимо побледнела.

— Должно быть, это из-за инцидента с пощечиной, — предположил Войтевич.

А Лена, поймав взгляд Виктора, кивком позвала его за собой.

Прозвенел звонок, и коридор быстро опустел. Разошлись по урокам учителя, а Виктор стоял, словно пораженный громом.

— Значит, Юля не ночевала в школе? — спросил он, словно не доверяя собственным ушам.

— Нет, — Лена виновато опустила глаза. — Но что мне было делать?.. Она шантажировала меня!

— А ты поддалась! — Поляков покачал головой. — Позволить ученице шантажировать себя… да это ни в какие ворота не лезет!

— А если бы она подала на меня жалобу? — возразила Лена.

— Да хоть сто жалоб! — резко обрубил он. — Или… Лена, ты ее все-таки ударила?..

— Нет, конечно, нет! — она умоляюще заглянула ему в глаза. — Но кто бы мне поверил? И что теперь делать? Что сказать ее матери?

— Правду!

— Я… я не смогу… — прошептала она, цепляясь за его рукав.

* * *

Новость сразила ее наповал. Чувствуя, что ноги едва держат ее, Галина Васильевна вышла из учительской, сама не зная, как прошла по коридору и очутилась на лестнице, где ее ждало новое испытание. Сергей Крылов собственной персоной.

Он стоял на площадке с букетом дурацких гвоздичек. «Уже знает», — стукнуло в голове. Неужели не боится? Неужели этот человек с каменным лицом не знает ни страха, ни жалости? Неужели это его она когда-то так безумно любила?..

Крылов, поймав ее взгляд, отвесил легкий полупоклон.

— Я вижу, ты уже в курсе, — сухо сказала Галина Сергеевна. Вид этого человека помог ей взять себя в руки. Злость порой тоже придает силы.

— Я вижу — ты тоже, — отозвался он, не отводя взгляда.

— И когда же ты ей расскажешь? — завхоз остановилась напротив мужчины, ради которого она когда-то погубила свою жизнь.

— Тебя не касается, — грубо ответил он.

— Она имеет право все знать, — настаивала Галина Васильевна, тяжело опираясь на скрипучие деревянные перила.

— Лена — моя дочь, — возразил он, — я не собираюсь ей ничего рассказывать. И ты не вмешивайся в дела моей семьи.

Он произнес эту фразу так, что в ней прозвучала угроза, а Галина Васильевна лучше многих знала, что Крылов не бросает слов на ветер.