Маскарад - Джойс Бренда - Страница 24

Одиннадцать месяцев назад обещание Лизи казалось достаточно простым. Сейчас Лизи четко понимала необходимость защитить права Нэда по рождению в будущем. Обещание, которое она дала Анне, придется в конечном счете нарушить.

Но пока еще не время.

Чувство вины невероятно мучило ее, но Лизи сказала себе, что подождет, пока Нэду исполнится восемнадцать, чтобы правильно все организовать. Разумеется, к тому времени даже Анна захочет, чтобы ее сын воспользовался своим правом в династии де Уоренн.

Элеонор вмешалась в ход ее мыслей.

— Нам нужно поговорить, Лизи, — твердо сказала она.

Лизи напряглась, понимая, о чем пойдет речь. Она просто не была готова поехать домой. Она никогда не будет готова вернуться домой — Рейвен-Холл так близко к «Адару».

— Я пеку пирог, — торопливо сказала она. — Но закончу через час или около того.

— Пирог может подождать, — серьезно проговорила Элеонор. — Элизабет, я искала тебя, зашла в твою комнату и увидела письмо от твоей матери — письмо, которое ты еще не открыла! Судя по почтовой марке, оно пришло неделю назад. Пора прекратить это сумасшествие, моя дорогая.

Лизи вздрогнула, потому что Элеонор была права. Она скучала по родителям и Джорджи. Анна давно покинула Глен-Берри и в сентябре вышла за лейтенанта Морли, как и планировалось. Лизи не поехала на свадьбу; такое решение они приняли с Анной вместе. Анна и ее муж сейчас жили в Дербишире в их фамильном доме; Томас ушел в отставку. Письма Анны говорили о том, что она очень счастлива. В Коттингеме часто бывали гости, и она написала, что очень популярна и Томас хочет завести ребенка. То, что жизнь Анны казалась замечательной, только убедило ее в том, что они поступили правильно, несмотря на то что Тайрел был лишен возможности воспитывать своего ребенка.

Но Лизи игнорировала письма из дома. Джорджи продолжала настаивать, чтобы она вернулась. Она недавно обручилась с Питером Гарольдом, и Лизи знала, что сестра очень несчастна, поскольку читала это между ее строк. Мать стала намекать, что ее визит затянулся. Было очевидно, что мать скучала по ней и обижалась на ее затянувшееся отсутствие. Даже отец написал, демонстративно прося ее вернуться домой, даже если придется привезти болеющую Элеонор с собой. На прошлой неделе Лизи получила письма от матери и Джорджи. Она не стала открывать их и положила на комод; ее оправдания своему пребыванию в Пейле закончились.

— Лидия также написала и мне. Она ужасно по тебе скучает, Элизабет, и не могу сказать, что виню ее. Прошло уже больше года, девочка моя, и пора тебе вернуться и храбро встретить трудности, если ты все еще хочешь продолжать этот маскарад.

Лизи отвернулась от тети, понимая, что страх внутри ее поднимается с невероятной скоростью. Она слышала, как Элеонор опустила Нэда вниз. Посмотрела, как он играет с черникой на полу, и, довольная, потрогала муку на столе. Элеонор была права. Но Лизи не готова поехать домой — она боится, только и всего.

Элеонор сзади дотронулась до ее плеча:

— Ты не можешь оставаться здесь и скрывать его у меня вечно.

Лизи повернулась, уныло закусив губу:

— Почему нет?

Лицо Элеонор смягчилось.

— Дорогая моя, что это за жизнь для тебя? Мы живем в полном уединении. Ни вечеринок, ни пикников, никакой культурной жизни, вообще ничего! Никто больше не приходит, потому что их всегда выгоняют. Ты знаешь, как сильно я полюбила тебя и Нэди. Но я скучаю по городу, по театру и опере, по балам. Я скучаю по Рори! И я не знаю, как долго смогу лгать ему.

Лизи могла представить, как ужасно чувствует себя Элеонор, игнорируя своего любимого родственника. Лизи тоже чувствовала себя ужасно. Она и Рори стали хорошими друзьями за последний год, и обманывать его стало невыносимо.

— Моя жизнь стала ложью, — прошептала она.

— Твоя жизнь гораздо больше, чем ложь, — не согласилась Элеонор. — Элизабет, тебе не обязательно через это проходить, ты же знаешь.

Лизи пришла в ужас.

— Я люблю Нэда. Он мой сын во всех смыслах, кроме биологического. Если вы советуете мне бросить его, то я никогда этого не сделаю.

— Я знаю это, дорогая. Я лишь советую тебе, когда вернешься домой, сказать, что он — подкидыш, которого ты усыновила, а не объявлять, что он твой собственный незаконнорожденный сын. У тебя все еще был бы шанс на замужество, моя дорогая.

Тон Элеонор был на удивление мягким.

Лизи почти безумно помотала головой:

— Если я вернусь домой и скажу, что усыновила Нэда, мама не примет этого. Она будет настаивать на том, чтобы я от него отказалась.

У Лизи не было сомнений. Мама будет в ужасе, и никакие доводы не убедят ее.

— Я полагаю, риск имеется, Элизабет, но, возможно, хоть раз Лидию можно будет убедить.

— Нет! Я не могу так рисковать, тетя Элеонор. У меня нет даже желания выходить замуж, моя жизнь — это Нэд! — воскликнула Лизи.

Элеонор похлопала ее по плечу:

— И ты действительно готова к скандалу?

— Да, — солгала она, так как отказывалась думать об этом. — Скандал — это ерунда по сравнению с такой драгоценной детской жизнью и будущим.

Как она могла рисковать, чтобы ее заставили бросить ребенка Тайрела? Она с радостью стерпит любой скандал ради Нэда.

— Ты удивительная мать. Я видела это собственными глазами. Полагаю, ты права. Мы не можем рисковать потерей Нэда.

Лизи с облегчением улыбнулась:

— У мамы, вероятно, будет удар, тетя Элеонор, когда приеду с ребенком на руках. Думаю, и папа будет разочарован.

— Никогда не бывает легко сообщить неприятную новость, но уже пора! — сказала Элеонор.

Лизи знала, что она права. Элеонор была невероятно щедрой, позволив ей так долго оставаться у нее дома. Нечестно держать ее в уединении за городом. У нее было полное право на богатую и полную событий жизнь. Ведь именно Лизи решила отказаться от всех контактов ради своего ребенка, но Элеонор платила такую же цену.

— По этой причине ты не хочешь ехать домой, Элизабет?

Лизи отступила.

Тон Элеонор был очень добрым.

— Анна рассказала мне о твоем интересе к Тайрелу де Уоренну.

Лизи ахнула.

— Анна рассказала вам? О, как она могла так поступить?

— Нет ничего плохого в том, что молодая женщина любит красивого знатного мужчину, который старше ее. Каждая девушка мечтает о своем принце на белом коне. Но как это иронично: ты любишь его на расстоянии большую часть своей жизни и сейчас воспитываешь его ребенка.

— Я хочу попросить вас об одном одолжении, — сказала Лизи, повернувшись к тете. — Когда вы уже сделали так много, я не имею права просить вас ни о чем более…

— Ты всегда можешь попросить еще об одном благе, моя дорогая, — улыбнулась Элеонор.

— Вы не могли бы поехать вместе со мной в Рейвен-Холл? Мне так страшно, тетя Элеонор. Я боюсь рассказать маме с папой. — Она помедлила. — И вы правы. Я боюсь, что однажды увижу Тайрела де Уоренна и он каким-то образом узнает правду.

Десять дней спустя Лизи выглядывала из окна красивой черно-золотистой кареты Элеонор, смотря на пышные бегущие холмы графства Лимерик; ее сердце бешено билось. Полчаса назад они проехали пригород и сейчас были в миле от Рейвен-Холла. Элеонор была рядом с ней, Нэд — на заднем сиденье с няней Рози. Нэда укачало в карете, и он крепко спал. Загородный пейзаж был до боли знакомый, и Лизи отмечала каждую ферму, каждую каменную стену, каждый цветущий розовый куст. Она не хотела признаваться, что весь год скучала по дому; сейчас ей было совершенно понятно, что это так.

В возвращении была радость, но присутствовал и страх.

Элеонор взяла ее за руку:

— Еще минуты две, и мы въедем в центральные ворота, моя девочка. Ты бледная. Выше нос. Конечно же поднимется шум, но они полюбят Нэди. По-другому и быть не может.

Лизи кивнула, закрыв глаза и попытавшись вдохнуть как можно глубже. Она была поражена запахом утреннего дождя, свежей травы, сирени и гиацинтов. У мамы будет истерика, уныло подумала она.

Лизи напомнила себе, что она больше не ребенок. Она уехала из дома в шестнадцать, такая наивная, более похожая на девочку, а не на женщину; в мае ей исполнилось восемнадцать. Теперь она была женщиной, женщиной и матерью…