О мертвых — ни слова - Клюева Варвара - Страница 8

На третьем курсе к Мефодию пришла страсть, разом положившая конец былой любви к чистой математике. Наш гений был пленен компьютером. Конечно, он еще на первых курсах сдавал зачеты по программированию и численным методам, но простенькие учебные программы, которые для этого требовалось написать, не вызывали у гиганта мысли особого интереса. А на третьем курсе ему понадобилась некая сложная и громоздкая программа — целый численный эксперимент, дабы подтвердить правильность каких-то теоретических выкладок. Мефодий затратил на него не меньше месяца. И пропал. Теперь никакая сила не могла оторвать его от монитора. Он забывал о сне, еде, лекциях, семинарах и экзаменах. Из-за него декану пришлось издать приказ, запрещавший студентам проводить в вычислительном центре больше шести часов в сутки, но Мефодий, проявив неожиданную хитрость, научился обходить это нелепое препятствие. В результате он загремел на полгода в Кащенко, но программистом стал несравненным. Половина дипломных программ нашего курса была написана Мефодием. И, как следствие, половина курса ходила у него в должниках.

После окончания университета Мефодия распределили на закрытое предприятие в дальнем Подмосковье. Поселили гения в рабочем общежитии. Не знаю точно, то ли его соседи-рабочие отличались обостренной чувствительностью к вони, то ли им просто недоставало терпимости, но из общежития Мефодий отправился прямиком в городскую больницу — с переломом челюсти. Когда пришло время выписаться, наш герой, не утруждая себя пустяками вроде подачи заявления об уходе, сел на ближайшую электричку до Москвы и навсегда покинул негостеприимный подмосковный городок.

И тут моим бывшим однокурсникам пришлось платить должок.

Мефодий счел, что родной город на Урале недостоин столь ценного специалиста, и твердо решил обосноваться в Москве. К тому времени страна уже вовсю перестраивалась, посему на работу при желании можно было устроиться и без местной прописки, проблему же с жильем Мефодий решил крайне просто — обосновавшись у одного из должников.

А дальше начинается эпическая поэма с элементами трагедии.

Как легко понять из уже сказанного, жизнь в одном помещении с Мефодием — испытание отнюдь не для слабых духом. Первый должник крепился почти полтора месяца, но потом, устав от скандалов, которые устраивали ему родители, попросил однокашника поискать другое жилье. Мефодий смертельно обиделся и переехал к следующей жертве — весьма флегматичному и долготерпеливому молодому человеку, который жил один и смотрел сквозь пальцы на такие мелочи, как разбитый телефонный аппарат, сорванные краны, сожженные чайники, грязные носки и сомнительный запах. Если бы не взорвавшаяся газовая колонка, Мефодий, возможно, поселился бы у него навеки, но пожар в доме возбудил соседей, и они, призвав на помощь милицию, выдворили опасного жильца за пределы микрорайона.

Дальше все развивалось примерно по тому же сценарию. Мефодий кочевал из дома в дом, оставляя за собой разбитые семьи и уничтоженные материальные ценности. Кстати, несмотря на демократические порядки, у него возникли трудности и с работой. Ибо неожиданно выяснилось, что Мефодий не в состоянии покинуть постель раньше четырех часов пополудни. Таким образом, попасть на рабочее место ему удавалось никак не раньше шести, а учитывая вечерние телевизионные программы, которые он никак не мог пропустить, и вообще никогда. К тому же с распространением компьютерных игр и видеомагнитофонов интерес Мефодия к программированию постепенно угас. Теперь он сосредоточил свое внимание на порнофильмах и игрушках-стрелялках, на посторонние же занятия времени у него как-то не находилось. Короче говоря, должникам приходилось не только предоставлять Мефодию кров, что само по себе ужасно, но и обеспечивать его материально. Правда, благодарный гость пытался подсластить им пилюлю, рассказывая о гениальных программах, которые он не сегодня-завтра напишет, и о несметных миллионах, которыми осыплет очередного гостеприимного хозяина, но его посулы мало кого утешали.

Из нашей компании в должниках Мефодия ходил только Прошка — известный любитель прокатиться за чужой счет. Остальные писали свои программы самостоятельно или вовсе обходились без них. Поэтому наше участие в эпопее началось сравнительно недавно — года два назад. В одну прекрасную пятницу Прошка заявился на бридж весь зеленый и, заикаясь, рассказал о постигшем его бедствии. Возможно, мы бы отнеслись к его жалобам без должного сочувствия, но, когда наш вечно голодный друг отказался утолить свое горе при помощи такого старого проверенного средства, как сытная и обильная еда, стало ясно, что дела его плохи.

На свою беду, Прошка чрезвычайно чистоплотен. Он не выносит грязных ванн и унитазов, заплеванных полов и волос в пище, а кроме того, терпеть не может, когда его зубной щеткой чистят ногти или сморкаются в его полотенце. Что поделаешь, у каждого свои слабости. Мы вот, например, питаем ничем не оправданную любовь к Прошке. Посему после долгого чесания в затылке наше собрание решило скинуться и снять Мефодию комнату.

Конечно, затея была дурацкая. Через две недели соседи по коммуналке со скандалом изгнали Мефодия, и он вернулся к Прошке. Единственное наше достижение — прочно засевшая в мозгу Мефодия мысль о том, что мы — свои люди и в крайнем случае он может на нас рассчитывать. А до крайнего случая было рукой подать — список должников неуклонно сокращался.

Прошку в конце концов спасли две старушки-соседки, неизвестно почему не чающие в нем души. Поначалу они терпеливо сносили присутствие Мефодия, поскольку считали его другом своего любимца, но, узнав о страданиях последнего, впали в такую ярость, что Мефодию пришлось добровольно покинуть гостеприимного хозяина. Он удалился к очередному должнику, а мы получили передышку.

Но ненадолго. Через несколько месяцев Мефодий позвонил Марку и, слезно жалуясь на жизнь, попросил убежища. С Марком (а он еще больший чистюля, чем Прошка) случилась истерика. Отказать Мефодию он не смог (не на улице же человеку ночевать!), но, едва тот ступил на порог, удрал, пробормотав что-то насчет срочной командировки. Две недели бедолага мыкался, разъезжая по гостям, и наконец отважился сунуть нос в свое жилище. Там его чуть не хватил удар, и добрый Генрих грудью прикрыл друга. Он увез Мефодия к себе в Опалиху, а мы вчетвером двое суток приводили квартиру Марка в порядок.

У Генриха Мефодий прожил, слава богу, недолго. Пятеро очень резвых детей, небольшой зверинец и отсутствие телевизора быстро подвигли его на новое переселение. На этот раз Марк был начеку, и к телефону не подходил. Связаться с ним могли только мы, вызвонив заранее оговоренный и довольно сложный код.

Через полтора месяца Мефодий объявился снова — на этот раз у Леши. Леша особой любовью к порядку не страдает, к тому же нрав у него очень спокойный, но и ему пришлось ох как несладко. По счастью, через месяц после вселения Мефодия приехали Лешины родители, которые после выхода на пенсию перебрались в деревню. Мама, открыв дверь квартиры, тихо сползла по косяку на пол, после чего отец в считанные секунды выставил гостя вон, даже не дав ему возможности одеться. Леше, естественно, устроили головомойку, но все равно его радости не было границ.

Я действовала решительнее остальных. Совместное проживание с родителями и братом в хрущевской двухкомнатной малометражке настолько покалечило мою детскую психику, что квартирный вопрос стал моим пунктиком. После выезда родных за рубеж постороннему человеку попасть ко мне в дом невероятно сложно, а задержаться дольше чем на пять минут позволяется лишь самым близким друзьям. Поскольку на звонки в дверь я не реагирую, а телефонную трубку снимаю лишь после консультации с определителем номера, Мефодию пришлось подкарауливать меня у подъезда. И как-то вечером встреча состоялась. Я выслушала горькие стенания и спросила, не могу ли чем-нибудь ему помочь.

— Да, — обрадовался Мефодий. — Пусти меня к себе на пару недель. За это время я закончу свою программу…