Не прячьте ваши денежки - Клюева Варвара - Страница 53

— Ну… если он человек решительный и хладнокровный… — Это уже не хладнокровие. Это уже безумие! Нет, попросту глупость! Составить такую сложную комбинацию и положиться на шальное везение при выполнении самой опасной части… — Но доверить исполнение самой опасной части слабаку и трусу — не меньшая глупость!

Мы с Марком разъяренно уставились друг на друга.

— Не ссорьтесь! — вмешался Генрих. — Давайте рассмотрим, годится ли Евгений в убийцы по остальным параметрам.

Мы склонились над листками и через полчаса бурного обсуждения пришли к выводу, что Евгений годится, при условии, что Роман был его сообщником. Решительности и самообладания Лазореву хватило бы; его финансовое положение, некогда прочное, за последний год сильно пошатнулось, а богатые люди, как известно, тяжело переживают разлуку с деньгами. Кроме того, предполагаемое участие Елены (я вспомнила, как звали сестру Лазорева) могло означать, что деньги нужны ей, а не ему. А Евгений, по мнению Сурена и Тамары, ради сестры пойдет на все.

— Допустим, Лазорев и Цыганков были знакомы раньше, — говорил Марк. Когда Людмила рассказала Евгению, что у них на курсах появилась новая преподавательница, богатая американка, тот убедил Романа записаться к Веронике в группу и завязать с ней личные отношения. Потом Людмила проговорилась о швейцарских миллионах Вероники, и Лазорев придумал план, который изложила нам Варька, с той только разницей, что убить Людмилу должен был не Роман, а он сам.

— И он пожертвовал ради денег любимой девушкой? — ужаснулся Генрих.

— Не думаю, чтобы она была такой уж любимой, — сказал Леша. — Тамара говорила, что у них были неровные отношения, и только около трех месяцев назад Евгений вроде бы определился. А три месяца назад Вероника уже преподавала на курсах.

— Да, — сдалась я. — Похоже, в эту схему вписывается все. Кроме собственно убийства Людмилы. Ну не могу я поверить, чтобы Лазорев пошел на такой дурацкий риск!

— А я не могу поверить, чтобы он доверил такое рискованное дело Цыганкову! — немедленно ощетинился Марк.

— Предлагаю разрешить этот спор в честном поединке, — оживился Прошка, углядев возможность устроить балаган. — Драка не пойдет — вы в разных весовых категориях. Перетягивание каната отпадает по той же причине. Можно устроить бег в мешках, но это хлопотно — придется выходить на улицу. Для конкурса едоков маловато съестного… — И я даже знаю, по чьей вине, — грозно сказал Марк. — Еще раз увижу, что ты таскаешь из кухни бутерброды, заставлю отрабатывать.

— Прошку? Отрабатывать? — Генрих покачал головой. — Лучше возьми деньгами. А то он тебе такого наработает!.. Вот, помню… — Не слушайте его! Все это не правда! — заверещал Прошка.

— Я долго молчал, но больше не могу молчать… — Я не виноват, что рухнул твой сортир! Ты сам подсунул мне гнилые доски… — Ничего себе — гнилые! У меня пятеро детей по ним целый месяц прыгали хоть бы одна сломалась!

— Вот и допрыгались.

— Это я допрыгался, — мрачно уточнил Генрих. — Представляете, захожу в будку, закрываю дверь, устраиваюсь со всеми удобствами и вдруг: трах-тара-рах! — получаю по лбу. Открываю глаза, кругом — чистое поле, на мне — какие-то доски, рядом ревут дети. «Испугались, малыши» — расчувствовался я. Прислушиваюсь — и что же я слышу? «Папа! папочка! Что ты сделал с нашим новым туалетом?»

Я повалилась на диван.

А в следующую секунду вскочила и заорала благим матом:

— О Боже! Доска!!!

Глава 18

Все так и подпрыгнули.

— Ты что, совсем спятила?! — возмутился Прошка.

— Нет. Я поняла, каким образом Лазорев проник в спальню. По доске! Главное, я эту доску своими глазами видела! Даже шишку об нее набила.

— Что ж тебя сразу-то не осенило? — недовольно пробурчал Прошка. Вероника давно уже была бы дома, а мы полным ходом укладывали рюкзачки. Столько времени по твоей милости потрачено впустую! А еще говорила: «Удар по голове! Лучший способ пробудить мудрость!»

— Ну-ка, помолчи, — велел Марк. — Где ты видела доску, Варвара? Когда?

— В раздевалке у Вероники. Сразу после того, как обнаружили тело Людмилы. Я хватилась Вероники и начала искать ее по всей квартире. Ни на кухне, ни в комнатах ее не было. Тогда я решила посмотреть там. Влетела и со всего маху ударилась лбом об эту доску. Потом побежала на лестницу. Искала в подъезде, на улице, пока не приехала милиция. Они подхватили меня под белы ручки и повели обратно, в квартиру. Собрали всех в гостиной под присмотром Полевичека и начали вызывать по одному в другую комнату на допрос. Тем временем криминалисты осматривали квартиру. Когда нас всех опросили, Дуболом — начальник Полевичека — пожелал взглянуть на наши личные вещи. Я повела его в темную комнатушку, где висела моя сумка. И доски там уже не было! Тогда я не придала этому значения, не до того было. Подумала: переставили куда-нибудь. А сегодня, когда мы сидели дома у Вероники, у меня мелькнула мысль, что доски нигде не видно. А она здоровая — в полтора моих роста.

— Ну, в полтора твоих роста — это не здоровая, — ввернул Прошка.

— Заткнись! — рявкнул Марк.

— Возможно, конечно, она валяется где-нибудь под диваном, — продолжала я. — Но подумайте: зачем милиционерам переносить ее в другое место? А вот убийце, если он с ее помощью забрался в спальню, был резон. Эта доска, вернее, ее отсутствие, — обеспечивала ему алиби. Мне представляется, что дело было так: Роман, Евгений и Людмила разговаривали на балконе. Роман сказал: «Люся, можно тебя на минутку?» — и увел ее в гостиную. Туда время от времени заходила Тамара, но, даже если бы она увидела Романа, беседующего с Людмилой, никакой опасности для преступников это не представляло. Да, я забыла сказать: перед началом спектакля шторы в гостиной задернули. Поэтому никто не видел, что делал на балконе Евгений. И, пока Роман, к примеру, жаловался Людмиле на свою актерскую бездарность, Евгений перекинул заранее приготовленную доску с парапета балкона на подоконник спальни — все окна из-за жары были открыты.

— Как же они сумели незаметно пронести ее на балкон? — спросил Леша.

— Почему — незаметно? Роман, как и остальные актеры, бывал у Вероники каждый день. Вероника — его девушка, и он вполне мог предложить ей помощь в обустройстве балкона — например, смастерить там какую-нибудь полочку или ящик для цветов — и совершенно открыто принести доску за пару дней до субботы. На чем я остановилась? Ах да! Лазорева на балконе никто не видел, шторы были задернуты, а вход блокировал Роман, одновременно отвлекая Людмилу. Евгений пробрался по доске в спальню и спрятался за шторой. Роман говорит Людмиле: «Слушай, может, пока они тут возятся, мы с тобой повторим такую-то сцену? Иди, переоденься и позови меня, когда будешь готова». Людмила идет в спальню, снимает платье, надевает костюм донны Марии, и в этот момент Лазорев подкрадывается к ней сзади и душит поясом. Потом вылезает через окно, возвращается по доске на балкон и ставит доску на место. А все это время Роман, подпирая спиной балконную дверь, изображает оживленный разговор, обрывки которого слышит Тамара, когда приходит в гостиную за очередной порцией посуды.

— А как они потом убрали доску с балкона? — спросил Леша. — Ведь вскоре после того, как Людмила закрылась в спальне, из-за занавеса вышел Александр, сел на диван и просидел там до конца — до той минуты, когда Вероника подняла крик. Не могли же Цыганков с Лазоревым унести доску у него на глазах! А раньше они бы не успели. Даже если Евгений уже был в спальне, когда туда вошла Людмила, ему еще нужно было дождаться, пока она переоденется, убить ее и перебраться на балкон.

— Да, действительно, — растерялась я. — Может быть, они убрали доску потом, когда Вероника закричала?

— Ты говорила, что все вбежали в спальню сразу вслед за тобой. А когда ты хватилась Вероники, все, кроме Тамары и Александра, еще стояли над телом, напомнил Леша.

Я потерла лоб, потом закрыла глаза и попыталась мысленно вернуться в тот субботний вечер. Вот мы сидим в гостиной, потягиваем кто вино, кто коктейль, едим и обсуждаем пьесу. Вот Сурен просит Сашу помочь ему с аппаратурой, они скрываются за занавесом, и оттуда доносятся звуки органа. Роман встает и предлагает пойти покурить, Людмила и Евгений выходят вслед за ним на балкон. Мы с Тамарой и Вероникой собираем грязные тарелки и уходим на кухню. Вероника достает мусорное ведро и счищает туда объедки. Я открываю холодильник, вижу, что он заполнен, пытаюсь освободить место для салатниц, но понимаю, что места все равно не хватит, и начинаю перекладывать закуски в более компактную тару. Тамара выходит и через минуту возвращается с новыми салатницами. Занимаясь делом, мы болтаем. Вероника выпытывает у меня, понравилась ли мне ее игра, а я виртуозно перевожу разговор на достоинства пьесы. Снова появляется Тамара, перекидывается с нами несколькими фразами и опять уходит. Наконец она ставит передо мной последнее блюдо, берет полотенце и пристраивается рядом с Вероникой. Я убираю бутерброды с блюда в пакет, кладу пакет в холодильник поверх какой-то банки и иду в ванную, потому что чувствую, что у меня потек макияж. Ожесточенно тру мыльной губкой веки и скулы, смотрюсь в зеркало и повторяю процедуру. Проклятая «водостойкая» тушь никак не желает смываться. Отчаявшись, я хватаю Вероникино полотенце, тру лицо и оставляю на белом махровом полотне сероватые разводы. За стенкой раздается шум спускаемой воды, стук защелки, и кто-то дергает дверь ванной.