Не прячьте ваши денежки - Клюева Варвара - Страница 52

Леша и Марк уже ждали нас дома. К счастью, недолго, потому что задержались, врезая мне новый замок. Они подтвердили, что из квартиры ничего не пропало, даже старинная золотая брошь с сапфиром, которую покойная бабушка подарила мне на шестнадцатилетие.

— Но половину посуды тебе придется заменить, — предупредил Марк. Взломщик не утруждал себя, доставая из буфета по тарелочке, просто вынул полки вместе со всем содержимым, и посуда, естественно, попадала на пол.

— Ты должна позвонить маме, — сказал Леша. — Она оставила на автоответчике аж три сообщения и в последний раз говорила очень сердито.

Я с сомнением посмотрела на часы, прикидывая, сколько времени сейчас в Торонто.

— Давай-давай звони, не раздумывай! — насел Прошка, немного знавший мою маму и потому представлявший, чем может обернуться ее сердитость.

Я послушно побрела к телефонному аппарату.

Первую половину нашего разговора я опущу. Скажу только, что при первых раскатах маминого голоса мысль о счете, который телефонисты предъявят Марку за этот международный разговор, мгновенно вылетела у меня из головы. Вторая половина была более содержательной.

— Папа сказал мне, что ты разыскиваешь Вероникину тетю, — сообщила мама, слегка отдышавшись. — Он, как всегда, все перепутал. Валерия Пищик — вдова его коллеги с другой кафедры, и папа относил ей деньги, собранные сотрудниками института на похороны мужа. А сестру Ларисы зовут Валентиной. Валентина Максимовна Пустельга. Тоже птичья фамилия. Адреса у меня нет, но есть телефон. Хотя его, наверное, уже сто раз поменяли… Но на всякий случай запиши. Если что, на телефонной станции подскажут новый номер.

— Какая у тебя прекрасная память, мамочка! — льстиво сказала я.

— Память! — фыркнула мама. — Неужели ты думаешь, что я столько лет держу в голове всякий хлам! Просто у меня сохранилась старая записная книжка.

Да, в голове у моей мамы царит образцовый порядок. Старый хлам она держит в других местах. Я вот уже пять лет безуспешно пытаюсь от него избавиться. Но это еще пустяки. Видели бы вы глаза моего папы, когда он обозревал багаж, предназначенный для отправки в Канаду!

Я пожелала маме доброй ночи и тут же набрала номер Полевичека, желая передать ему свежие новости о тетушке Вероники. Михаила Ильича на месте не оказалось, я продиктовала для него сообщение и вернулась к друзьям.

— Марк, ты все-таки не прав насчет моей версии, — сказала я, протягивая ему бумажки. — Посмотри, в нее укладываются все известные нам факты!

Марк взял листочки и погрузился в их изучение. Воспользовавшись его сосредоточенностью, Прошка улизнул на кухню.

— Нет, не все, — заговорил Марк спустя пять минут, откладывая бумажки. Во-первых, остается пресловутая трусость Романа. Во-вторых, ты не потрудилась объяснить, каким образом Цыганков узнал о швейцарских миллионах Вероники. Насколько я помню, ты специально предупредила сестрицу, чтобы она не светилась.

— Да, но я опоздала. Она уже успела позвонить из Цюриха Людмиле.

— Правильно. — Марк кивнул. — Но, заметь, Людмила в то время с Цыганковым не контактировала. Она у него не преподавала, а в труппу Романа взяли только после возвращения Вероники из Цюриха, это ясно из рассказа Тамары. Короче, если Людмила и была знакома с Цыганковым, то не настолько близко, чтобы лететь к нему с радостной вестью сразу после Вероникиного звонка. А по возвращении Вероника поехала к тебе, и ты от души постаралась напугать ее страшными сказками об участи беззаботных миллионеров. Надо думать, твоя впечатлительная сестрица немедленно снеслась с подругой и запретила ей упоминать о швейцарских деньгах даже на исповеди.

— Да, это похоже на правду, — согласился Леша. — У меня сложилось впечатление, что Тамара, например, не знает о миллионах, а ведь Людмила была ее близкой подругой.

— А откуда Роман вообще узнал о Веронике? — вдруг спросил Генрих, тоже перебирая записи.

— Как — откуда? — опешила я. — Познакомился с ней на курсах.

Марк и Генрих переглянулись и посмотрели на меня.

— По-твоему, в высшем учебном заведении, готовящем директоров отелей, не преподают английский язык? — спросил Марк.

— Ну… Наверное… Может, Цыганков хотел подтянуть хвосты перед экзаменом, — промямлила я.

— Мы, конечно, уточним, был ли у него в этом семестре экзамен по английскому. Но не кажется ли тебе, что для человека, полностью лишенного честолюбивых устремлений, — так охарактеризовала Цыганкова бывшая любовница? это несколько необычный поступок? Я имею в виду — записаться на платные курсы за три месяца до возможного экзамена. Много ты знала сокурсников, в том числе и честолюбивых, которые так поступали?

— Есть еще один непонятный момент, — сказал Генрих. — По твоей версии, сообщник Цыганкова — Макиавелли — ждал на лестнице, пока Роман выведет к нему Веронику. Но они должны были как-то объяснить ей его присутствие. Иначе получается какой-то рояль в кустах! Даже если в ту минуту Вероника ничего не соображала, то потом она не могла не задуматься над его странным появлением… — Не говоря уже о том, что болтаться под дверью квартиры, где должно произойти убийство, рискованно, — подхватил Марк. — Если твой Макиавелли такой комбинатор, как ты описываешь, он не мог допустить такого прокола.

— Хватит! Прекратите! — закричала я, затыкая уши. — У меня была такая стройная, изящная версия, а вы превратили ее в какое-то сито! Роман не мог убить, потому что трус, потому что не знал о Вероникиных миллионах, потому что сообщник не мог поджидать его на лестнице, потому что… — Я осеклась и уставилась на Лешу. Он самозабвенно изучал люстру, мерно втягивая и выпуская губы. А когда Леша вот так возводит очи горе и начинает корчить рожи, это значит, что на него снизошла интеллектуальная благодать. Следуя за моим взглядом, Марк и Генрих повернули головы и застыли в почтительном ожидании. В дверях появился Прошка с охапкой бутербродов в руках. Оценив обстановку, он откусил полбутерброда и, погруженный в созерцание, начал рассеянно жевать — ну, вылитая священная корова!

Несколько минут прошли в полной тишине. Потом Леша в последний раз сложил губы трубочкой, поводил ими из стороны в сторону и как ни в чем не бывало обратился ко мне:

— Варька, помнишь, Тамара что-то говорила насчет сестры Евгения? Она, кажется, должна была приехать на спектакль.

— Да, — озадаченно подтвердила я.

— Значит, Веронику не удивило бы, если бы эта девица оказалась на лестничной площадке?

— Наверное, нет… Минуточку! Уж не намекаешь ли ты, что сообщник Цыганкова, этот Макиавелли — сестра Евгения?

— Ну, это многое бы объяснило, разве нет? Людмила не стала бы говорить о Вероникиных миллионах малознакомому ей Роману, зато вполне могла поделиться новостью с человеком, которого любила. С Евгением. А тот — с сестрой. Присутствие никому не известного приятеля Романа под дверью Вероникиной квартиры требовало бы объяснений, а появление там же сестры Евгения, о приходе которой все были предупреждены заранее, не требовало.

— Леша! Ты — гений! — воскликнула я.

И он, скромная душа, даже не сказал: «Я знаю».

— Постойте, постойте! — запротестовал Генрих. — Но, по словам Тамары, никто из их компании не был знаком с сестрой Евгения, даже Людмила. Откуда же ее мог знать Роман?

— А Роман тут и ни при чем, — ответил ему Марк. — Вернее, не то чтобы совсем ни при чем, но Людмилу он не убивал. Ему в этой пьесе досталась маленькая роль — обеспечить алиби Евгению, проводить Веронику к дверям и вверить ее заботам этой сестры… — Стоп! Стоп! Стоп! — закричала я, хватая со стола расписание наших перемещений в роковые минуты субботнего вечера. — Смотри: после ухода Людмилы Роман и Евгений провели вместе четыре минуты. Все это время они стояли на балконе гостиной, куда поминутно заходила Тамара, убиравшая посуду. Более того, в той же гостиной, правда, за занавесом, находились Сурен и Саша. А по истечении этих четырех минут Евгений подсел к Саше на диван и завел с ним светскую беседу. Ты не подозреваешь Сашу в соучастии? Странно! Тогда объясни мне, как удалось Евгению незаметно пройти с балкона через гостиную, через холл, вдоль всего коридора, а потом столь же незаметно вернуться?