История сексуальных запретов и предписаний - Ивик Олег - Страница 50

Судя по всему, обеты невинности были не такой уж редкостью среди европейских дев, а увещевания Василия Великого достигали цели. Григорий Турский, епископ, святой и автор «Истории франков», описывая в конце шестого века бракосочетание клермонтского сенатора Инъюриоза с некой богатой и добродетельной девицей, сообщает, что, оказавшись наедине с собственным мужем, оная девица категорически отказалась исполнять супружеские обязанности, мотивируя это данным ранее обетом. Почему она не удосужилась сообщить об этом жениху до свадьбы, не вполне понятно. Во всяком случае, теперь молодая жена лила слезы над тем, что «должна была удостоиться участи небесной, а ныне опускается в бездну». Поначалу юноша, не столь твердый на стезе добродетели, пытался спорить. Но никакие доводы о том, что они — единственные дети у родителей, никакие мысли о необходимости продолжения рода не могли смутить чистоту девицы. В конце концов добродетель победила: «После этого они прожили вместе, почивая на одном ложе, много лет и сохраняли невинность, достойную похвалы».

Отметим попутно, что Русская православная церковь такие подвиги добродетели не приветствует. В двенадцатом веке новгородский епископ Нифонт, отвечая на вопросы ученого и церковного писателя Кирика Новгородца, сказал, что жена вправе оставить мужа (и это при том, что Церковь негативно относится к разводам), если он не исполняет свои супружеские обязанности: «Если муж не лазит на жену свою без совета, то жена не виновата, идучи от него».

В документе «Основы социальной концепции Русской православной церкви», принятом Архиерейским собором РПЦ в 2000 году, говорится: «Церковь отнюдь не призывает гнушаться телом или половой близостью как таковыми, ибо телесные отношения мужчины и женщины благословлены Богом в браке, где они становятся источником продолжения человеческого рода и выражают целомудренную любовь, полную общность, „единомыслие душ и телес“ супругов, о котором Церковь молится в чине брачного венчания…»

Но вернемся к первым христианам, у которых была своя точка зрения на проблему воздержания. Надо отметить, что, несмотря на проповедь целомудрия и аскезы, раннее христианство достаточно терпимо относилось к падшим женщинам. Первые христианские императоры вместо того, чтобы направлять проституток на путь истинный, облагали их налогами, нимало не смущаясь происхождением денег, текущих в казну. Что же касается христианских проповедников, то они прежде всего осуждали супружескую измену и лишь во вторую очередь — грехопадение незамужних женщин. Если же грехопадение завершалось раскаянием, то у вчерашней куртизанки было едва ли не больше шансов оказаться причисленной к лику святых, чем у других подвижниц.

Созданное в седьмом веке «Житие Марии Египетской» повествует о куртизанке, удалившейся в пустыню. Здесь после долгого подвижничества она встретилась со святым старцем Зосимой, который «чуть что не с пелен был взрощен в монастырском обычае и трудах». Мария честно поведала Зосиме о своих прегрешениях:

«При жизни родителей я в двенадцать лет, презрев любовь к ним, ушла в Александрию. Когда я потеряла чистоту и сколь неудержимо и жадно влеклась к мужчинам, я совещусь даже вспоминать, ибо стыд теперь не позволяет мне говорить. Коротко скажу, чтобы ты узнал, как похотлива я была и как падка до наслажденья: 17 лет, да простишь ты мне это, я торговала собой и, клянусь, не ради корысти, ибо часто отказывалась, когда мне предлагали плату. Поступала я так, безвозмездно совершая то, чего мне хотелось, чтобы привлечь к себе большее число желающих. Не думай, что я не брала денег, потому что была богата: мне приходилось просить подаяние или прясть, но я была одержима ненасытной и неудержимой страстью пятнать себя грязью. Это была моя жизнь: я почитала жизнью постоянное поругание своего тела».

Но, несмотря на столь бурное прошлое (а может быть, в какой-то степени и благодаря ему), Мария удостоилась высших христианских почестей, искупив свои греховные годы равным количеством лет покаяния. К концу жизни она обрела умение ходить по воде, старец Зосима назвал ее «ангелом во плоти, которого недостоин мир», а лев вырыл для святой могилу своими когтями, что делалось далеко не для всех девственниц.

Византийский текст пятого века «Раскаяние святой Пелагии» рассказывает о том, как будущая святая в бытность свою куртизанкой считалась, и не без оснований, «разубранным пристанищем диавола». Она проживала в Антиохии под именем Маргарито и считалась «первой из антиохийских танцовщиц». Однако же, когда куртизанка выразила желание принять крещение и стать «честной» женщиной, ее окрестили без проволочек. Единственное дополнительное требование, которое пришлось соблюсти, — «не крестить блудницу без поручителей, чтобы она вновь не впала в тот же грех». Но поручители нашлись, и уже через два дня после крещения вчерашняя грешница одержала замечательную победу над дьяволом.

«Спустя два дня диавол опять приходит, когда Пелагия спала в опочивальне со своей крестной матерью, и будит рабу Божью и говорит: „Госпожа моя. Маргарито, что я сделал тебе дурного? Разве не одел золотом и перлами? Не осыпал серебром и золотом? Умоляю, скажи, чем я огорчил тебя? Ответь, и я припаду к тебе и оправдаюсь. Только не покинь меня, дабы я не сделался посмешищем христиан“. А раба Божия, перекрестившись и дунув на него, заставила диавола исчезнуть, сказав: „Да накажет тебя Господь Иисус Христос, исторгший меня из твоей пасти и укрывший в Своем брачном чертоге на Небесах“. Затем, разбудив диаконису Роману, говорит ей: „Молись за меня, матушка, потому что диавол, словно лев, кидается на меня“. А Романа отвечает ей: „Не бойся, дитя, и не страшись его, ибо он отныне трепещет и боится даже твоей тени“».

Если же девушка грешила не по зову плоти, не ради обогащения, а во имя какой-либо достойной пели, это и вовсе не считалось грехом. Так, Амвросий Медиоланский, один из Отцов Церкви, живший в четвертом веке, в своей книге «О девственницах» рассказывает о девушке-христианке из Антиохии, которая во время гонений была поставлена перед выбором: принести жертву на алтарь языческих богов или отправиться в лупанарий. Христианка без колебаний предпочла второе, за что и удостоилась Царствия Небесного.

На куртизанок Церковь смотрела более или менее сквозь пальцы в надежде дождаться от них раскаяния и грядущих подвигов благочестия. Многобрачные христиане подвергались гораздо более жесткой критике. С первых веков христианства новая религия не только наложила запрет на полигамию, но и ограничила последовательные браки. Еще во втором столетии Афинагор писал: «Отступающий от первой жены, хотя бы она и умерла, есть прикровенный прелюбодей. Он преступает распоряжение Божие, ибо в начале Бог сотворил одного мужа и одну жену».

Св. Василий Кесарийский пишет в четвертом веке: «Правило устанавливает один год отлучения от Церкви для тех, кто женится во второй раз. Другие правила даже требуют двух лет. Те, кто женится в третий раз, часто отлучаются в течение трех или четырех лет. И такой союз не называют браком, но многобрачием, или скорее наказуемой внебрачной связью…» Его современник и близкий друг, св. Григорий Назианзин, по прозвищу Богослов, утверждал, что первый брак «является законным, второй — допустимым, третий — незаконным, а следующий — свинским».

В том, что касается вдовцов, какие-то поблажки все-таки существовали, ибо, что бы ни писал Григорий Богослов о «свинских» браках, апостол Павел в свое время таковые разрешил. Тем не менее, признавая повторные браки. Церковь не всегда соглашалась их венчать. Так, каноны патриарха Никифора запрещали венчание любого брака, кроме первого. Впрочем, венчание для христиан достаточно долго было необязательным. Лишь в шестом веке утвердилась традиция, по которой супружеские союзы императоров получали благословение патриарха. Примерно в восьмом — девятом веках некоторые новобрачные, по желанию, стали получать благословение в церкви: они становились перед алтарем и священник читал короткую молитву. И только на рубеже девятого и десятого веков византийский император Лев VI Мудрый ввел обязательный обряд венчания для всех христиан Византийской империи.