История моих животных - Дюма Александр - Страница 19

По мере того как он удалялся, последний из Ледмануаров все более явно выражал удовольствие.

Когда тот совсем скрылся с глаз, обезьяна пустилась в пляс — этот танец, очевидно, был обезьяньим канканом.

— Смотрите, — сказал Жиро. — Смотрите же!

— Мы смотрим, черт возьми!

— Не туда: в клетку, взгляните же на мадемуазель Дегарсен.

В самом деле, самка, которой не внушал почтения пастушеский костюм новоприбывшего, изо всех сил отвечала ему телодвижениями из клетки.

— Не будем оттягивать счастье этих интересных животных, — предложил Маке.

Сняли цепь, открыли дверцу, и последнего из Ледмануаров впустили в клетку.

И по тому, как бросились навстречу друг другу два тела — мадемуазель Дегарсен и последнего из Ледмануаров — мы получили новое доказательство того, что система странствующих душ Платона не так порочна, как хотели бы заставить считать ни во что не верящие люди.

XXV

КАК МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕГАРСЕН ВЫТАСКИВАЕТ ПРОБКУ

Уверяю вас, не могло быть ничего комичнее свадьбы мадемуазель Дегарсен в ее простом костюме мартышки с последним из Ледмануаров в пастушеском наряде, и все это возглавлял Потиш, одетый трубадуром.

Поспешим заметить, что Потиш, казалось, был очень недоволен этим союзом и, будь у него та шпага, какой он фехтовал с хозяином в день нашего знакомства, вероятно, он, воспользовавшись преимуществом статьи 324 уголовного кодекса, смыл бы оскорбление, нанесенное супругу в его доме, кровью последнего из Ледмануаров.

Но, к счастью, никакого оружия у Потиша не было и все дело кончилось ужасной взбучкой, полученной им от последнего из Ледмануаров в ответ на проявление враждебности.

Потиш вовсе не принадлежал к тем удобным мужьям, которые закрывают глаза на все происходящее вокруг них: напротив, пережитые им огорчения полтора года спустя стали причиной его смерти.

Между тем появился Алексис с подносом, на котором стояли три или четыре стакана, бутылка шабли и бутылка сельтерской воды.

— Послушайте, — сказал Александр, — я кое-что придумал.

— Что же?

— Пусть мадемуазель Дегарсен откроет бутылку сельтерской воды.

И, не ожидая даже одобрения своей выдумки, Александр взял бутылку сельтерской и положил ее на пол клетки, как пушку на лафете.

Говорят «любопытный, как обезьяна».

Александр едва успел убрать из клетки голову и руку, как три моих плута, включая плутовку, окружили бутылку, с любопытством ее рассматривая.

Самка первой поняла, что механизм, каким бы он ни был, заключается в четырех веревочках, крест-накрест придерживавших пробку.

Поэтому она взялась за веревочку пальцами; но ее пальцы, такие сильные и ловкие, с ней не справились.

Тогда она прибегла к помощи зубов.

На этот раз дело пошло по-другому.

После нескольких секунд труда веревочка лопнула.

Оставалось еще три.

Мадемуазель Дегарсен немедленно вновь принялась за работу, набросившись на вторую веревочку.

Оба ее товарища, сидевшие справа и слева от нее, с возрастающим любопытством следили за ее действиями.

Вторая веревочка поддалась.

Две оставшиеся были на нижней стороне бутылки.

Потиш и последний из Ледмануаров, временно примирившиеся — по крайней мере, так это выглядело, — с удивительной ловкостью взялись за бутылку и повернули на пол-оборота вокруг ее оси.

Последние две веревочки оказались наверху.

Мартышка, не теряя времени, приступила к третьей веревочке.

Разорвав третью, она перешла к четвертой.

Чем ближе была развязка, тем с большим вниманием мы следили за операцией.

Само собой разумеется, зрители были увлечены не меньше актеров.

Животные и люди затаили дыхание.

Внезапно раздался страшный взрыв. Мадемуазель Дегарсен, повалившаяся на пол от удара пробкой, была залита сельтерской водой, а Потиш и последний из Ледмануаров, подскочив к потолку клетки, пронзительно визжали.

Во всех этих обезьяньих ужимках, напоминавших человеческие переживания, была такая vis comica [7], какую и представить себя нельзя.

— О, я готов пожертвовать своей долей сельтерской, — воскликнул Александр, — чтобы увидеть, как мадемуазель Дегарсен откроет вторую бутылку.

Мадемуазель Дегарсен поднялась с пола, встряхнулась и присоединилась к двум своим сородичам, висевшим на хвостах под потолком клетки головой вниз, подобно двум люстрам, и испускавшим при этом нечеловеческие вопли.

— А малыш Дюма верит, что она еще раз попадется на эту удочку! — сказал Жиро.

— Право же, я не удивился бы этому, — заметил Маке, — думаю, любопытство сильнее страха.

— Да они, — вмешался Мишель, — откроют столько бутылок сельтерской, сколько вы им дадите: эти твари упрямы как ослы.

— Вы так думаете, Мишель?

— Знаете ли вы, сударь, как их ловят на родине?

— Нет, Мишель.

— Как, вам это неизвестно? — произнес Мишель тоном человека, исполненного сострадания к моему невежеству.

— Расскажите нам об этом, Мишель.

— Вам известно, что обезьяны очень любят маис?

— Да.

— Так вот, сударь: маис насыпают в бутыль с горлышком такой ширины, чтобы как раз пролезла обезьянья лапка.

— Так, Мишель.

— Сквозь стенки бутыли они видят маис.

— Продолжайте, Мишель, продолжайте.

— Они просовывают лапку в горлышко и захватывают горсть маиса. В это время появляется охотник. Они до того упрямы — я имею в виду обезьян…

— Я понимаю.

— Они до того упрямы, что не желают выпускать захваченного, но, поскольку лапка, которая прошла раскрытой, не может пройти сжатой, их берут, сударь, с поличным.

— Что ж, Мишель, если наши обезьяны когда-нибудь убегут, вы знаете, как их поймать.

— О, вы можете не беспокоиться, я так и сделаю.

И Мишель крикнул:

— Алексис, еще бутылку сельтерской!

Мы должны сказать, правды ради и к чести Мишеля, что опыт был повторен во второй и даже третий раз, и совершенно так же.

Александр хотел продолжать, но я заметил, что у бедной мадемуазель Дегарсен нос распух, десны окровавлены и глаза выкатились из орбит.

— Дело не в этом, — возразил Александр, — ты жалеешь сельтерскую воду. Я говорил вам, господа, что мой отец, притворяясь мотом, в действительности самый скупой человек на свете.

XXVI

ГНУСНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПОТИША, ПОСЛЕДНЕГО ИЗ ЛЕДМАНУАРОВ, МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕГАРСЕН И МИСУФА II

Простите мне отклонение от темы, но мы, наконец, добрались до Мисуфа II.

Однажды утром, когда я, проработав до трех часов ночи, в восемь еще был в постели, дверь тихонько отворилась.

Я говорил уже, что, как бы тихо ни открывалась моя дверь и каким бы глубоким ни был мой сон, я неминуемо просыпаюсь в ту самую секунду, как открывается дверь.

Так вот, я открыл глаза даже раньше, чем открылась дверь, и, поскольку было совсем светло, в дверной щели разглядел лицо Мишеля.

Он явно выглядел потрясенным.

— Ну и беда же приключилась, сударь! — сказал он.

— Что же случилось, Мишель?

— То, что эти негодные обезьяны, уж не знаю, как им это удалось, раскрутили в клетке одну ячейку, потом две, потом три, наконец проделали достаточно большую дыру, чтобы выбраться, и убежали.

— Что же, Мишель, мы предусмотрели такой случай: надо только взять три бутылки и купить маис.

— Да, сударь, вам смешно, — возразил Мишель, — но сейчас вы перестанете смеяться.

— Господи, но что же случилось, Мишель?

— Случилось, сударь, то, что они открыли вольеру…

— И птицы вылетели? Тем хуже для нас, Мишель, тем лучше для них.

— Дело в том, сударь, что ваши шесть голубиных пар, ваши четырнадцать перепелок и все ваши маленькие пташки — ткачики, амадины, рисовки, астрильды, кардиналы и вдовушки — все съедены.

— Мишель, обезьяны не могли съесть птиц.

— Нет; но они послали за неким господином, он-то их и съел, господин Мисуф.