Объятия незнакомца - Клейпас Лиза - Страница 4

– По твоему виду легко читаются твои мысли, дорогая, – сказал Этьен. – Ты думаешь, как бы сбежать, не так ли? Запомни: тебе некуда бежать, и никто не поможет тебе.

Ухватившись за юбку обеими руками, Лизетта выдернула ее из его руки и выскочила из комнаты, слыша, как он тихо хихикает вслед. «Я не вынесу этого. Не могу больше оставаться здесь ни минуты. Возможно, Этьен прав – бежать глупо, но я без борьбы не подчинюсь. Я должна сама себе помочь!»

Макс придержал лошадь, приблизившись к большому двухэтажному дому с двойной лестницей у входа. Фешенебельный особняк вызывал у него большое чувство гордости. Его построил отец Виктор сорок лет назад. Вся плантация стала достижением человека, который начинал, не имея ничего в кармане, но благодаря практичности и напряженному труду накопил значительное состояние.

Подобно другим особнякам привилегированного района, расположенным в дельте реки, дом Волерана был обращен фасадом к маленькой речушке, вытекающей из озера Понтчартрейн и впадающей в Миссисипи. Виктор выбрал его местоположение, исходя из разумных соображений: отсюда легко добраться до города по озеру и речке, вместо того чтобы бороться с коварными течениями Миссисипи. Пироги, небольшие плоскодонные лодки, позволяли контрабандистам и пиратам тайком добираться до рынков Нового Орлеана. Хотя Макс сейчас и не имел дел с контрабандистами, в прошлом Волераны частенько финансировали незаконные рискованные предприятия, получая от этого значительную выгоду.

Печально улыбаясь, Макс слегка пришпорил коня. В последнее время возвращение домой перестало вызывать у него чувство радости. Размышляя почему, он не находил ответа, но отчетливо сознавал, что какая-то неудовлетворенность жизнью появилась у него и растет с каждым днем.

Нахмурившись, он слез с лошади и протянул поводья худому темнокожему мальчишке, соскочившему со ступеней лестницы. Потом прошел мимо дворецкого в библиотеку. Не успел он сесть за свой письменный стол и открыть книгу счетов, как его прервали.

– Макс, – позвала его Ирэн от двери. В ее обычно мягком голосе чувствовалось раздражение. После смерти мужа двенадцать лет назад Ирэн Волеран перестала притворяться беспомощной и теперь в свои шестьдесят лет, как утверждали ее ровесницы, выглядела более энергичной, чем в юности, – Макс, я хочу поговорить с тобой, – сказала она, – и нартаиваю на том, чтобы ты закрыл эту книгу и уделил мне внимание.

Макс неохотно поднял голову.

– В чем дело, мама?

– Я хочу поговорить о близнецах.

Он тяжело вздохнул:

– Они опять причиняют вам беспокойство?

– Ну конечно! Они постоянно устраивают шумные ссоры в доме, и я выставила их за дверь. – Она поморщилась. – По-моему, Филипп не склонен к такому поведению, но Жюстин подстрекает его.

Макс пожал плечами.

– И что я, по-вашему, должен делать? Пятнадцатилетние мальчишки обычно ссорятся. Разве я не был таким? Или Алекс и Бернар?

– Нет, конечно. Вы были другими. Ты и наполовину не был таким необузданным, как Жюстин и Филипп. А когда я попыталась отругать их, они не обратили на меня никакого внимания и ничуть не раскаялись.

Лицо Макса сделалось непроницаемым.

– Я тотчас накажу их.

– Нет, нет, – поспешно возразила Ирэн. – Хватит их наказывать, они и так ужасно боятся тебя, мой сын.

– Есть разница между страхом и уважением. Я все же склонен к тому, что мои сыновья должны дрожать, когда я их ругаю, и смиренно принимать порку. Как вы только что заметили, они ужасные озорники. Я не хочу калечить их души, мама, но мягкость может испортить детей.

– Мальчики видели так мало доброты. Они могут подумать, что это качество недостойно мужчины. А примером тому служит их собственный отец.

В раздражении Макс начал постукивать своими длинными пальцами по столу.

– Я уже не могу измениться.

Ирэн задержала взгляд на красивом лице сына. Как же он далек от того добросердечного, чувствительного мальчика, каким был когда-то. Мать часто проклинала обстоятельства, так резко изменившие его. Если бы он не являлся ее сыном, она избегала бы его, как и все в Новом Орлеане. Макс стал чрезвычайно замкнутым, безжалостным и порой бесчувственным, как дьявол. И сыновья следовали его примеру, особенно Жюстин, самый своенравный ребенок, какого Ирэн когда-либо встречала.

– Макс, ведь это случилось десять лет назад, – произнесла Ирэн мягким тоном. – Когда же ты наконец освободишься от своей горечи? Как можно снова доверять тебе, если ты отгородился от людей, даже от своей семьи?

– Снова доверять? – Он язвительно улыбнулся. – А зачем?

– Твоя жизнь не будет такой одинокой, – с тоской сказала она.

Макс засмеялся.

– А я не одинок.

Действительно, все его потребности удовлетворены. У него – работа, которая целиком занимает его и умственно, и физически, а также любовница – красивая квартеронка, ублажающая его. Он имеет двоих взрослых сыновей для продолжения рода, значительную собственность и деньги. Много денег, значительно больше, чем кто-либо в Новом Орлеане.

После смерти Виктора он умножил состояние Волеранов, купив землю по другую сторону города, включавшую значительную полосу леса сразу за озером Понтчартрейн. А недавно вложил деньги в лесопилку и в небольшое дело по экспорту древесины кедра, клена и кипариса, очень нужной в Вест-Индии.

В последнее время Макс предпринял шаги, чтобы добиться такого же влияния в политике, как и в финансовой сфере. Он сумел обеспечить двум своим друзьям место в законодательном совете, который основал недавно избранный губернатор Нового Орлеана Уильям Клейборн. Имея поддержку среди креольского населения города, а также вновь прибывших американцев, Макс знал, что в его положении он может достичь всего, чего желал.

– Лучше бы вы побеспокоились о других своих сыновьях, – сказал он матери. – Они нуждаются в ваших советах больше, чем я.

– Макс, ты даже не представляешь, как ты изменился.

– Если и изменился, то к лучшему.

– К лучшему? – с тревогой повторила Ирэн. – Разве хорошо насмехаться над теми, кто заботится о тебе, и относиться ко всем с явным презрением? Неужели ты видишь в людях только плохое?

– Это они видят во мне только плохое, – сказал он с циничной улыбкой. – И не пытайтесь отрицать это, мама. Даже вы не хотите показываться со мной в городе, если только в этом нет крайней необходимости. И, видит Бог, я не виню вас. Я чертовски устал от наглых задир, которые пытаются заслужить уважение, бросая мне вызовы. И как бы я ни старался избежать стычек, меня вынуждают участвовать в дуэлях в порядке самозащиты. Каждый раз, когда я убиваю или раню противника, другие стремятся занять его место.

Его тон был спокоен и холоден. Он давно уже знал, что люди боятся его, и это заставляло Макса скрывать свою способность на глубокие чувства.

– Почему ты всегда такой озлобленный?! – воскликнула Ирэн.

Макс взглянул на обеспокоенное лицо матери, затем усмехнулся:

– Вы не можете лишить меня права быть озлобленным, мама. А сейчас скажите: что мне делать с мальчишками?

– Ничего, – ответила Ирэн ледяным током. – На самом деле я хотела поговорить о тебе, но до твоего сердца невозможно достучаться. Вероятно, потому, что его у тебя нет… – И она ушла с выражением боли на лице.

Макс посмотрел ей вслед. Его губы чуть приоткрылись, будто он хотел позвать ее. Однако что-то не дало ему попросить мать вернуться.

Филипп и Жюстин миновали лес и спустились к речке, обходя заболоченные впадины среди сосен и платанов. Мальчики, довольно высокие для своего возраста, долговязые и худощавые, еще не достигли плотного телосложения, как у отца.

Черты лица юношей носили врожденный надменный характер, присущий Волеранам. Густые черные волосы схожими беспорядочными волнами ниспадали на лоб, а голубые глаза были обрамлены длинными темными ресницами. Посторонние люди никогда не могли различить их внешне, однако внутренне они были совершенно разными. Филипп обладал повышенным чувством достоинства, которое заставляло относиться доброжелательно к слабым и беззащитным. Жюстин, напротив, был безжалостен и эгоистичен, злопамятен и властолюбив.