Серый маг - Джевага Сергей - Страница 53

Птиц закричал от отчаяния и злости, от безысходности. Рванулся к провалу в надежде найти тело Груста. Но страшный жар охватил послушника. Лизнул одежду и кожу. Парень сразу отпрянул. А с другой стороны полетели прямые солнечные лучи. Энергетический щит частично отразил, частично поглотил удар. Но не выдержал и рассыпался. Ирна швырнуло на камни, засыпало пеплом и обломками. Парень взвыл от боли, но каким-то образом сумел перекатиться и встать на колени. Вокруг застучали мелкие и крупные булыжники, грохнулась огромная плита.

Площадка как таковая исчезла. Земля плыла и пританцовывала, закручивалась в водоворот. Хрустели камни, вверх взлетали фонтаны пыли, дыма, огня. То тут, то там к небу тянулись толстые блестящие щупальца. Черные как уголь, вооруженные сотнями шипов и присосок. А посередине… Сначала показался бронированный лоб, затем огромные кроваво-красные щели, уродливая зубастая пасть. На поверхность вылезла голова Матушки вампиров размером с небольшой дом, уродливая и страшная. В глазах демона полыхали бешенство, жажда крови и человеческих душ. Из пасти и ноздрей вырвались клубы тумана. Земля вокруг покрылась толстым налетом инея. Дым, пламя и стужа соединились воедино. Яростный рев потряс небо, и демон получил долгожданную свободу.

В плотной белесой пелене появилось широкое окно, а в нем — воронка. Клинок белого света перечеркнул мир, вонзился в бронированный лоб. Громыхнуло, затрещало. Рога сгорели, чешуя обуглилась. Баалон зарычала и приподнялась, развернулась к новому врагу. В небе появилась светлая точка. Разрослась, обрела очертания человека. Над демоном завис прекрасный воин, окутанный ореолом золотистого света. Над равниной разлетелся счастливый переливчатый смех, детский, веселый. Золотистая капля метнулась навстречу щупальцам и зубастой харе. Голова Баалон треснула, будто тыква. Метеор выжег глаза, превратил костяные пластины в пепел. Пошел дальше, почти потух. Пламя пожрало туман, камень, воздух…

На зубах скрипел горячий пепел. Послушник оказался погребен под толстым слоем песка и обломков. Рядом что-то шипело, дымилось. Отвратительно воняло гарью и кровью, чем-то кислым. Мелкие искры впивались в обожженную кожу, кололи иголками… Парень поморгал, с безмерным удивлением оглядел гигантскую обугленную тушу, обрывки щупалец. Рядом с провалом стоял солар. По изящным доспехам пробегали желтые огоньки. Ветер трепал длинные светлые волосы. В глазах, наполненных неземным сиянием, сквозили холодное любопытство и насмешка. Позади посланника Алара поднимался гигантский столб черного дыма. Мелькали языки темного пламени, все взрывалось и трещало.

Солар обернулся, медленно приблизился. На губах посланца Небес взыграла светлая улыбка. Но Птиц понял, что пощады ждать не стоит. Нащупал посох и отполз дальше. Застонал, откинулся на камни и приготовился к обороне. Но тут послышались тяжелые шаги и скрежет металла. Из дыма и мглы соткался человеческий силуэт. Пятно абсолютного мрака, тень прошлого. Золотистые лучи озарили выпуклый панцирь, широкие плечи и рогатый шлем. В глазных прорезях клубилась стылая тьма, личина демона скалилась в кровожадной ухмылке. Неизвестный был огромен — в два человеческих роста, руки и ноги чудовищно толсты. Из сочленений доспехов били струйки дыма. То тут, то там на черненом железе вспыхивали алые магические символы… те самые доспехи, которые Птиц видел в Логеборе! Спутать было невозможно. Да и Гар сделал в записках эскиз голема. Но здесь и сейчас призрак прошлого предстал во плоти. Могучий, свирепый и безжалостный.

Воин Алара обратился в сгусток огня, метнулся на нового врага. Но демон не сплоховал. Отступил, обрушил черный клинок. Раздался скрежет металла. Широкое аспидное лезвие смяло голову солара, раскроило грудь. Тугими струйками брызнула кровь… но тут же обратилась искрами. Птица объяло жаркое пламя. Проникло внутрь, испепелило мышцы и кости. Парень закричал, забился в агонии. Но через миг разум просто отключился. Мир словно стерли, замазали черной краской. Послушник ухнул в пропасть без дна. Но и там чувствовал отзвуки непереносимой боли. Ждал смерти, но Костлявая почему-то не спешила…

Удивление родилось первым. Издалека долетали звуки шагов, чьи-то натужное пыхтение и ругань, стук копыт. В нос ударили запахи лошадиного пота, снега. Из глубин бездонной пропасти долетел свежий ветер. Словно ладонь бога, подхватил тщедушную искру сознания и потащил наверх. Ни боли, ни страха, ни злобы… как же хорошо! Все чаще до послушника долетали смутные искаженные звуки и ощущения, подпитывали маленький огонек разума. Звали в иной мир, вырывали из блаженного сна. Ирн сопротивлялся, отмахивался… Но когда рядом несмело замурлыкало и большой пушистый кот мягко поманил за собой, парень подчинился.

…Покачивание оказалось обычной дорожной тряской. Конь шел неровно, подпрыгивал. Жесткое седло больно било под дых. Птиц застыл между явью и сном. Чувствовал пронизывающий ветер, слышал цокот копыт и далекие голоса. Иногда пахло едой и дымом, в губы утыкалось нечто горячее. И тогда во рту появлялся восхитительный привкус наваристого бульона. Проносились путаные мысли, наполненные удивлением. Где он? Что произошло?.. Должен был умереть от руки солара или демона. Хотя почему-то жив…

…Пред взором плескалось расплавленное золото. Кожу пощипывал морозец. Слышались треск, шлепки. Где-то над головой весело попискивала синица. Пахло дымом, жареным мясом… Ирн очнулся совершенно внезапно. Долго лежал, привыкал к собственному телу. Голова кружилась, в мышцах поселились ноющая боль и слабость. Но в общем и целом послушник чувствовал себя довольно неплохо. А если учесть, что буквально искупался в огне, так вообще замечательно.

«Пить!» — подумал Ирн. Рядом раздались вздох, скрип снега. Золотистое марево притухло. К губам прикоснулось нечто гладкое — горлышко фляги. Послушник жадно глотнул. Булькнул и фыркнул, выпил еще. Вода показалась очень сладкой и вкусной, хотя и отдавала талым снегом. Но помогла окончательно прийти в себя, вернула способность мыслить.

— Просыпайся! — проворчали рядом.

— Отстань, — с нарочитой ленцой сказал Птиц. — Дай птичек послушать.

— Успеешь, — сварливо парировал Лохматый. — Передумал умирать?

— Угу, — промычал парень. Собрался с силами и приподнял голову.

В невообразимой вышине светлели бледно-голубое небо с вкраплениями перистых облаков, далекий раскаленный глаз солнца. Чуть ниже виднелись белые, словно присыпанные хрустящей пудрой, ветви деревьев, множество стволов. Лес… Глубокие сугробы, заросли кустарника… Спокойствие вечности… Слышались хлопки крыльев, среди ослепительной белизны мелькали мелкие птицы. Весело перекликались, гонялись друг за дружкой.

Ирн глубоко и с наслаждением вздохнул. Осторожно выбрался из кокона теплых шкур и одеял. Ощупал лицо, заглянул под рубаху. Встряхнулся, зевнул и с любопытством осмотрелся… Широкая прогалина в лесу, множество деревьев. Сугробы, испещренные вереницами мелких и крупных следов. В двух шагах сочился дымом и искрами костер. На вертеле золотилась тушка зайца. Мясо плевалось жиром, исходило ароматным дымком. Чуть дальше стоял привязанный к дереву знакомый гнедой мерин. Конь вдумчиво хрустел овсом, помахивал хвостом. Снег вокруг оказался притоптан, рядом сложены мешки с поклажей, ножны с мечом, посох.

Из дальнего сугроба вынырнула хитрая острая мордочка. Колючка заметил хозяина, радостно взвизгнул. Утопая в снегу, бросился навстречу. Забрался на колени, ткнулся носом в запястье и посмотрел с вопросом в глазах: погладишь? Птиц рассеянно провел ладонью по мокрой шерстке, почесал за ухом. Но посмотрел не на хорька, а на посох. Мрон! А ведь казалось сном!..

Бродяга сидел в двух шагах от костра на подгнившем бревне. Задумчиво скреб бороду, кривил губы. Одежда Лохматого была испятнана кровью, изорвана, кое-где в подпалинах. На бродяге были все те же синий камзол, что выдали во дворце, золоченый рыцарский пояс. Исключение составлял толстый шерстяной плащ.

— Сколько времени прошло? — выдохнул Ирн, зябко поежившись.