Скарабей - Фишер Кэтрин - Страница 44

— А Архон?

Она пожала плечами.

— Первым делом я… мы должны найти нового Архона.

Все заметили оговорку. Она поняла это по их молчанию. Наконец Персида сказала:

— А почему ты?

— Я старше всех, дольше всех служу в Храме, я самая бесстрашная. — Она обвела всех дерзким взглядом. — Потому что во времена, подобные нынешним, Оракулу нужна Гласительница, которая не пугается собственной тени. Та, которая готова пойти на риск.

— Да, уж ты-то всегда готова пойти на риск, — язвительно прошептала Крисса.

Остальные угрюмо переглядывались.

— Ну, что? — резко спросила Ретия. — Вы согласны или нет?

Персида посмотрела на Сетиса. Потом, вычищая землю из-под ногтя, встревоженно спросила:

— За то время, пока тебя не было, положение немного изменилось. Ретия, мы должны посоветоваться с Оракулом. Мы собрали Девятерых, и у нас появилась Гласительница. Одним словом… То есть… — И под пристальным взглядом Ретии она стушевалась.

— Пресветлая хочет сказать, что Бог избрал одного из присутствующих и заговорил его устами, — любезно пояснил Шакал. Казалось, ему самому доставляет удовольствие произносить эти слова.

Ретия побелела от ярости.

— И кто же это?

Сетис понял, что все ждут его ответа.

— Я, — выдавил он.

Она, казалось, не сразу поняла его. Потом Ретией овладело изумление; она удивленно посмотрела на него, на остальных, недоверчиво рассмеялась.

— Писец? Мужчина?

— По-видимому, — невозмутимо произнес Шакал, — в случае необходимости…

— Да это же смешно! — Она разъяренно взглянула на Персиду. — О чем вы думали?

«Почему же смешно?»

Голос был такой тихий, что Сетис едва расслышал его. У него зашлось сердце, и в тот же миг нахлынуло неожиданное облегчение.

— Бог спрашивает — почему смешно. — Его хриплый голос прервал разгорающийся спор девушек.

Ретия развернулась к нему.

— Бог? И как у тебя хватает наглости, писец!

«Спроси ее, почему она так рвется к власти. Скажи ей, что власть — это скорпион, она может ужались саму себя насмерть».

Он облизал губы.

— Я не могу этого сказать!

«Говори моими словами. Если ты в самом деле Гласитель».

Ему совсем не хотелось этого произносить. Он знал, что только одно подобное слово может навеки превратить Ретию в его врага, и всё положение дел сведется к борьбе между ним и ею. А богам положено быть мудрыми. Неужели это и есть выбор, который сделала Мирани? Но как только он раскрыл рот, слова полились сами собой.

«Знай же, пресветлая. Гласителя выбирает только Бог, и никто другой. Это говорю я, Ярчайший, Возничий Колесницы Солнца, Повелитель Мышей, Даритель Благ. Не стремись к власти, потому что она уничтожит тебя. Не стремись носить солнце в своей душе, потому что оно сожжет тебя. Пути богов причудливы и недоступны пониманию смертных. Ты храбра, Ретия. Ты сильна. И этого достаточно. Удовлетворись тем, что у тебя есть».

Отзвуки этих слов наполнили лоджию и белые комнаты Верхнего Дома. Их слышали мраморные изваяния Гласительниц на террасе, застывшие в неподвижном внимании. Далеко в море стая дельфинов выпрыгнула из воды, чтобы послушать слова Бога, а из трещины у ног Лиса выползла маленькая коричневая змейка.

Ретия встала. Она побелела от гнева, но держалась с ледяным достоинством. Она направилась к двери, и все следили за ней, затаив дыхание. Но у двери она обернулась.

И с внушающим ужас спокойствием произнесла:

— Император заключил соглашение только со мной, и ни с кем больше. Если вы хотите его помощи, Гласительницей должна стать я. Выбор за вами. Пока вы мешкаете, варвары вытряхивают из гробниц тела Архонов.

Она ушла. Сетис без сил рухнул на скамью. По комнате прокатился вздох облегчения, Крисса сказала:

— Ну и дрянь.

А Персида посмотрела на Шакала.

— Мы с ней поговорим. Но она не станет…

Он взял ее за руку.

— Попытайся, пресветлая. Только попытайся.

Жрицы покинули комнату. Последней вышла Крисса.

Шакал обхватил голову руками и застонал.

— Сетис…

— Я ничего не мог поделать! Ты не представляешь, каково это! Он такой…

«Могущественный», — лукаво подсказал голос. Сетис промолчал.

— Да, верно. Я думаю. Это означает, что мы должны и дальше следовать нашему плану. — Грабитель могил откинулся на подушки.

— Лис, следи за дверью. — Он вылил грязную воду на пол, налил чистой и посмотрел на Сетиса.

Юноша взял скарабея. Жук блеснул красно-голубыми искрами. На миг Сетису почудилось, что насекомое вот-вот улетит, и он крепче стиснул его в кулаке.

— Что это такое? — Он совсем забыл, что в комнате остался Джамиль. Шакал нахмурился.

— Колдовство, принц. Надеюсь, вас оно не потревожит.

Джамиль выпучил глаза.

— Князь Осаркон, вы больны.

— Да. — Шакал провел по лицу дрожащей рукой и сказал: — Начинай.

Сетис опустил скарабея в воду. Пока тот медленно опускался на дно, он нараспев произнес слова заклинания, написанного на спине у жука. Интересно, одобряет ли Бог его действия или накажет за это? Но если Бог и видел это, то ничего не сказал. В воздухе шелестели причудливые древние созвучия, от скарабея поднимались пузырьки, а когда Сетис дошел до слова, обведенного картушем, он назвал другое имя.

Вода помутнела. Он увидел небольшую комнату, освещенную единственной масляной лампой. Кто-то вошел в дверь, остановился на пороге, удивленно вгляделся в призрачное сияние посреди комнаты. Синие глаза удивленно распахнулись.

Сетис грустно улыбнулся.

— Да, папа, — прошептал он. — Это я.

Седьмые Врата

Дорога Крокодила

Люди часто не повинуются богам. Ну почему они думают, что знают всё лучше них? Это же глупо.

Во всех своих нескончаемо долгих жизнях я слышал рассказы о тех, кто не повиновался богам и был за это наказан. Люди слушают предсказателей судеб на рынках, удовлетворенно кивают, дают монеты ручной обезьянке в бархатной курточке. Потом идут домой и сами не повинуются богам.

Я не жажду мести. Существо из света и молодости не предается мрачным размышлениям. А мой брат в темноте мечтает о молчании, о мире, в котором ничего нет. Богу этого не понять.

Но Царица Дождя — другое дело.

Она соткана из воды, из почвы, из гнева.

Она не такая, как я.

Он умирает у них на глазах

— Как ты сюда попал?

— Я охраняю гробницы, — искоса улыбнулся Креон. — А из гробниц путь ведет только сюда.

— Что с Оракулом?

— Все еще отчасти перекрыт.

Она заметила, что он старательно отводит взгляд от пламени. Теперь бесцветные глаза устремились на нее.

— Мирани, ты должна вернуться. Оракулу угрожают не только варвары.

— Но я не могу. — Она испуганно поглядела на луну, свет которой пробивался сквозь ветви деревьев. — Как же он без нас выберется из Садов?

Креон пожал плечами.

— Пути Царицы Дождей неисповедимы, но Аргелин ни за что не уговорит ее отпустить Гермию. Ты должна это понимать. Это она наслала на него безумие. Оно погубит вас всех. Мирани, пожалуйста, найди Алексоса и попроси вернуть тебя на землю. — И тихо добавил: — Или возвращайся одна. Сейчас. Со мной.

Она сплела пальцы и долго смотрела в огонь. Ей очень хотелось уйти. Она — Гласительница, ее место — там, среди людей, и еще она волновалась за Сетиса, Шакала, тревожилась из-за козней Манторы. Но она не сможет оставить Архона, и кроме того…

— Бог сам велел мне прийти сюда. Я его попросила…

— …разрушить стены мироздания. — Креон опять искоса улыбнулся. — Никогда ни о чем не проси Бога, Мирани. Он может дать тебе то, о чем ты просишь, но так, что ты не обрадуешься его подарку.

— Но, по-моему, это значит, что у меня, может быть, получится…

— Вернуть Гермию в Гласительницы? Восстановить всё так, как было? Ты бы этого хотела?