Клеопатра - Шифф Стейси - Страница 25

Над римскими предместьями витал аромат смородины, корицы и мирры. По сторонам дороги виднелись скромные надгробия и величавые мавзолеи, время от времени попадались святилища Меркурия, покровителя странников. Посланцы Цезаря должны были встретить Клеопатру у городской стены и провести по широкому деревянному мосту к большому поместью на западном берегу Тибра. Клеопатру со свитой поселили на юго?восточном склоне холма Яникул, в весьма живописном месте, хоть и не таком престижном, как противоположный склон с более эффектным видом на город. Виллу Цезаря с ее стройными колоннами, красочными фресками и бесценными скульптурами окружал сад, великолепный по римским меркам, но, с точки зрения египетской царицы, довольно запущенный и неинтересный. Зато она могла любоваться окрестными пейзажами. В просветах между стволами сосен и кипарисов виднелся опоясанный желтоватой рекой Рим, город черепичных крыш, кривых улочек и плотно прижатых друг к другу многоэтажных домов. Рим только что обогнал Александрию по численности населения; в сорок шестом году в нем проживал почти миллион человек. В остальном это была провинциальная глушь. В этом городе собака запросто могла притащить к обеденному столу человеческую руку, а бык ворваться в трапезную. Попасть в него из Александрии было все равно что после Версаля очутиться в Филадельфии восемнадцатого века. В Александрии на каждом углу виднелись следы славного прошлого. Славное будущее Рима в ту пору едва просматривалось. Новый мир был почти неотличим от старого.

Во время визита Клеопатра старалась держаться незаметно, насколько это было возможно в подобной ситуации. «Царица с супругом поселилась в доме Цезаря, что не могло не сказаться на их и так небезупречной репутации», – выговаривает египтянке Дион. Цезарь, как известно, жил в самом центре города, в двух шагах от форума, вместе со своей женой Кальпурнией. Влияние Клеопатры и ее страны неизменно росло. Вернувшись в Рим, Цезарь, потративший немало времени на изучение традиций и опыта восточного царства, задумал преобразования по египетскому образцу. Больше всего он преуспел в реформе календаря: с сорок шестого года каждый сезон состоял из трех месяцев. Прежде римский год состоял из трехсот пятидесяти пяти дней, к которым время от времени произвольно прибавляли дополнительный месяц. Как писал Плутарх: «Только жрецы вели счет времени и могли вводить лишний месяц, когда им вздумается». В результате с календарем была полная неразбериха; Цицерон однажды признался, что понятия не имеет, какой на дворе год. Цезарь заимствовал египетский календарь с двенадцатью месяцами по тридцать дней каждый и дополнительными пятью днями в конце года, «единственный разумный из когда?либо существовавших», и принятое в Александрии деление суток на двадцать четыре часа. В Риме понятие времени было неточным, растяжимым и спорным[27]. Однако теперь в распоряжении Цезаря оказались лучшие астрономы и математики Египта. Плодом совместных усилий стала радикальная реформа сорок шестого года, последнего «неровного года» и единственного состоявшего из четырехсот сорока пяти дней; лишнюю неделю разделили между ноябрем и декабрем.

Египетский опыт существенно повлиял на Цезаря; в ближайшие восемнадцать месяцев стало ясно, насколько. Серьезное увлечение Египтом проглядывало во всем, что он делал. Цезарь начал собирать средства на устройство публичной библиотеки, чтобы сделать латинские и греческие литературные памятники доступными всему народу. Сбор книжной коллекции был поручен видному ученому, из тех, кому полководец даровал жизнь на поле боя. Весьма заразительной оказалась и любовь александрийцев к подсчетам. Цезарь решил провести перепись. В результате выяснилось, что война с Помпеем разорила страну. Население Рима сократилось наполовину. Римских гостей впечатлила египетская система каналов и дамб. Цезарь предложил осушить гнилые топи в Центральной Италии, между Римом и Капуей, чтобы расширить площадь сельхозугодий. А что если прорыть канал из Тибра в Адриатическое море, чтобы сократить путь торговым судам? Заодно решено было перестроить Остийский порт, зажатый среди скал и отмелей. Сооруженная по александрийскому образцу дамба открыла бы путь в город большим кораблям. Цезарь предложил давать римское гражданство всем без исключения ученым и лекарям, «чтобы, прибыв однажды в наш город, они остались в нем навсегда, и чтобы их примеру последовали другие». С улиц убрали скульптуры, казавшиеся особенно неказистыми по сравнению с александрийскими; побывав в Египте, трудно было не перенять египетских представлений о прекрасном. Однако не все смелые идеи Цезаря, вдохновленные Клеопатрой, были логичны и разумны. Взять хотя бы решение учредить культ Диониса, греческого божества, чье происхождение и образ жизни были еще более сомнительными, чем у богатой и сумасбродной египетской царицы. Но за что бы ни брался полководец, во всех его действиях были видны железное упорство и удивительная работоспособность, позволявшие с легкостью опережать соперников.

Сильнее всего восточное влияние проявилось во время триумфа, устроенного Цезарем в конце сентября. Высшим признанием заслуг римского военачальника было дозволение самому устроить игры и шествия в честь собственных побед. Цезарь в полной мере заслужил это право. Опустошавшая Рим затяжная война закончилась. Одиннадцать дней официальных праздников – отличный способ окончательно утихомирить и подбодрить народ. Полководец на время превратился в распорядителя торжества; устраивая триумф в честь побед в Галлии, Египте, Понте, Африке и Испании, Цезарь вольно или невольно ориентировался на процессии, увиденные в Александрии. Наконец после долгих приготовлений и досадных проволочек был назначен день начала торжеств: двадцать первое августа сорок шестого года. Празднества продлились до начала октября. В Рим потянулись жители предместий и окрестных селений, но жилья в городе на всех не хватало. Люди ставили палатки прямо на городских улицах и вдоль дорог. На гулянья, игры и шествия собирались огромные толпы; случалось, зеваки гибли в давке. По всему Риму украшали улицы и храмы, расширяли ипподромы, возводили временные арены. Слава давно сделалась местной валютой, но такого, чтобы в ознаменование окончания праздничного дня по городу под музыку и крики горожан проходили сорок слонов с факелами, раньше не бывало. Как и пиров на шестьдесят шесть тысяч человек с деликатесами и дорогими винами.

В конце сентября Клеопатра, скорее всего, уже перебралась на виллу Цезаря. Настало утро триумфа, и фанфары возвестили о приближении полководца; в пурпурной тунике, с лавровым венком над бледным высоким лбом он въехал в городские ворота на колеснице, запряженной четверкой белых коней. Горожане осыпали своего героя лепестками роз. Следом маршировали солдаты в сверкающих доспехах, распевая залихватские оды в честь военных и любовных побед своего командира. Имя Клеопатры шло в этих хвастливых виршах рефреном, и Цезарь не возражал. По традиции, во время триумфа демонстрировали трофеи и глумились над побежденными: от Марсова Поля до Виа?Сакра, мимо цирка, вверх по Капитолийскому холму пронесли чучела Ахилла и Потина вместе с нильскими пейзажами и макетом Александрийского маяка. Толпа провожала их одобрительным гулом. Египетская платформа была отделана полированным черепаховым панцирем, новым для Рима материалом, одним из дорогих трофеев, добытых Цезарем в иноземных походах. За триумфом непременно следовали пиры и гулянья: единоборства атлетов, театральные постановки, скачки, музыкальные конкурсы, уличные зверинцы, игры и гладиаторские бои. Обыватели высыпали на улицы, дома пустели, и Рим на три недели превращался в рай для воров. После египетского триумфа устроили потешное морское сражение, специально для которого выкопали искусственное озеро. В показательном бою принимали участие четыре тысячи гребцов и несколько поверженных египетских кораблей, которые, как утверждает Сенека, по такому случаю подняли со дна и перевезли через Средиземное море.

Цезарю не обязательно было иметь под рукой Клеопатру, чтобы убедить сограждан, что в ее царстве он не терял времени зря. Щедрость, с которой он тратил ее богатство, произвела на римлян должное впечатление. Солдаты и командиры были на высоте. Каждого римского гражданина одарили четырьмястами сестерциями – что приблизительно равнялось среднему доходу за три месяца – зерном и оливковым маслом. Сама Клеопатра едва ли горела желанием участвовать в процессии: в те дни она была не единственной в Риме женщиной из рода Птолемеев. По традиции шествие замыкала толпа захваченных в походе невольников (от их количества зависел престиж полководца. Помпею однажды пришлось позаимствовать чужих пленных). Каждый триумфатор стремился заполучить экзотического пленника: в африканской процессии Цезаря – последней в сорок шестом году – участвовал пятилетний царевич, которому, благодаря странному капризу судьбы, предстояло сделаться зятем Клеопатры[28]. У египетского триумфа была своя изюминка, пусть и не столь оригинальная, как маленький темнокожий царевич или загадочный камелопард. По улицам провезли младшую сестру Клеопатры Арсиною, закованную в золотые цепи. За ней следовали рядовые пленные и трофеи египетской кампании. Их вид, призванный поразитьпублику, на деле смутил собравшихся. Зрелище оказалось слишком уж непривычным. «Никогда прежде римские улицы не видели свергнутой царицы в цепях», – объясняет Дион. Глядя на Арсиною, толпа преисполнилась ужасом и жалостью. В глазах горожан заблестели слезы. Пленница напомнила им о бедствиях недавней войны, от которой пострадала почти каждая семья. Клеопатре стоило бы проявить к родной сестре хотя бы каплю милосердия. Она сама лишь чудом избежала подобной участи.