Тривселенная - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 24

— Такой же, как все и всегда, — бросил Виктор.

— Да, такой же, как все духовные деятели, — согласился Аркадий, — только говорим мы о разных вещах. Он молился.

— Ну и что? — спросил Виктор.

— Истинно так! — сказал Чухновский. — Истинно так. А что мне оставалось делать?

— Вам — ничего, — кивнул Аркадий и пояснил Виктору. — Видишь ли, по его мнению, ему не нужен был какой-то там луч. Он попросту обратился к Богу с просьбой наказать этого… э… нечестивца. Я уж не знаю, в каких выражениях…

— И Бог, естественно, наказал, — насмешливо сказал Виктор. — С помощью теплового луча, направленного из комнаты в синагоге.

— Тепловой луч мог сжечь кожу, — согласился Аркадий. — Но восстановить ее? И еще — как ты тогда объяснишь предсмертные ощущения Подольского? Геометрия — да, но физика? В лаборатории попросту нет никаких генераторов, способных…

— Это нужно было проверить, — резко сказал Виктор, — и я надеялся, что ты это сделал, как только обнаружил зеркало.

— Естественно, я это сделал, — обиженно сказал Аркадий. — Ничего там нет. И не было. Послушай, Виктор, ты сам привел сюда Чухновского, так пусть он скажет то, что хочет, а потом сделаем свои выводы.

— Свой вывод я уже сделал, — пожал плечами Виктор. — С тобой, Аркадий, мы все обсудим в офисе… Ну хорошо, давайте послушаем.

Раввин бросил на Аркадия благодарный взгляд, а Подольский чуть отодвинулся на своем стуле. Чухновский закрыл глаза и начал, раскачиваясь, произносить какие-то слова. «Барух ата адонай, — услышал Аркадий, — элохейну мелех аолам»…

— Господи, — вздохнул Виктор, но Аркадий сделал предупреждающий жест, и Хрусталев лишь возвел очи горе и сложил руки на груди.

Чухновский молился около минуты, произнес «амен», перестал раскачиваться и сказал:

— Запишите: Подольский заслуживал наказания, потому что посягнул на прерогативу Творца.

— Так и запишем, — любезно согласился Виктор, и Аркадий недовольно поморщился. Лучше бы Виктору помолчать, иногда он — из лучших побуждений, конечно, — всеми силами мешает расследованию. У Аркадия была своя версия, и молитва Чухновского ее не нарушала, не нужно Виктору суетиться, но ведь начальству не прикажешь, можно только посмотреть осуждающе…

— Я уже говорил вот… Аркадию Валентиновичу, что Подольский начал ходить в синагогу семь лет назад, — продолжал раввин. — Как-то он подошел ко мне и сказал, что хочет посоветоваться. Я не мог отказать, это очевидно. Он сказал, что разговор должен остаться между нами. Я ответил, что умею хранить молчание. И тогда Генрих Натанович рассказал о целях своей научной деятельности. Это был странный разговор. Я понял, что в глубине души Подольский оставался атеистом, его вера была лишь попыткой что-то понять в собственной душе. Творец для него — лишь некий символ, обращаясь к которому он пытался углубить свои сугубо атеистические представления о человеке и его сути. Вы понимаете?

— Нет, — сказал Виктор, и Аркадий опять ощутил глухое раздражение. Если Хрусталев своими репликами заставит Чухновского замолчать — а это вполне может произойти, — тайну смерти Подольского они никогда не раскроют.

— Нет? Ну…

— Продолжайте, — кивнул Аркадий. — О чем вы говорили с Подольским тогда и о чем — впоследствии?

— И тогда, и впоследствии — об одном и том же. О душе человеческой. О том, сколько у каждого человека может быть духовных сущностей. Его интересовало, как религия — ясно, речь шла только об иудаизме — относится к возможности замены души у конкретного человека. Сначала речь шла о… как бы это сказать… спонтанном явлении, что ли. Вдруг вы теряете свою душу и приобретаете чужую. Становитесь другим человеком? Или остаетесь собой, но только изменяете прежним целям и принципам?

— В христианстве, — пояснил Подольский, впервые перебив раввина, — это называется одержимостью дьяволом. Но в иудаизме нет такого понятия — Дьявола не существует по определению.

— Совершенно верно, — сказал Чухновский. — Сначала я не понимал истинной цели таких разговоров. Я думал, что Генрих Натанович искренне хочет приобщиться к вечным ценностям… Я рассказывал ему о ТАНАХе, о Синайском откровении, показывал отрывки, где Творец говорит с Моисеем именно о том, что интересовало Подольского… Я подарил ему Тору — двуязычную, на русском и иврите, в наши дни это редкость, сейчас вообще мало книг на бумаге, а мы не признаем компьютерных версий… Потом я начал понимать, что Генрих Натанович… нет, не то чтобы он обманывал меня, он был искренним, когда интересовался религией, но интерес был сугубо научным. Его почему-то интересовало, что произойдет с человеком, если вынуть из него одну душу и заменить другой.

— Электронное клонирование? — спросил Виктор. — Что тут нового? Страшнов занимался этим полвека назад.

— Нет-нет, — сказал Подольский. — Это совсем другое.

— Совсем другое, — повторил Чухновский. — Генрих Натанович как-то признался мне, что намерен провести опыт по проверке основных положений монотеизма. Потому и интересуется всеми этими деталями. Я сначала не понял, что он имел в виду. Он пояснил. Он хотел проверить, действительно ли существуют ангелы и архангелы. Действительно ли есть демоны и наконец…

Чухновский замолчал, Аркадию показалось, что его передернуло от воспоминания.

— Ну? — спросил Виктор.

— Действительно ли есть Бог, — торжественно, но с легкой иронией в голосе, произнес Подольский. — Он и ко мне приезжал с этой идеей.

Чухновский опять дернулся, но промолчал и теперь, ожидая, видимо, наводящих вопросов.

— М-да, — сказал Виктор. — Ну и что? Есть Бог, нет Бога — теологические диспуты меня не интересуют. Мне нужен мотив.

— Мотив… чего? — пробормотал Чухновский.

— Мотив преступления, — отрезал Виктор. — Поймите, уважаемый Пинхас Рувимович, у нашего агентства есть достаточное количество улик для того, чтобы я подписал решение о вашем временном задержании. Конечно, в деле много неясного, но это технические детали.

— Задержании? Меня? — удивился Чухновский. — Я прихожу сюда, я говорю вам то, что мог бы и не говорить, я хочу, чтобы вы правильно поняли, что сделал я, что сделал он, и что сделал Творец, а вы опять все сводите к каким-то техническим деталям, о которых я не имею никакого представления.

— Виктор, — не выдержал Аркадий, — давай дослушаем.

— Что дослушаем? — взорвался Чухновский. — Зачем дослушаем, если можно арестовать? И зачем я все это буду… Если все равно вы не верите ни одному слову!

Виктор удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку стула. Аркадий понял, что Хрусталев намеренно выводил раввина из себя. Надеялся, что тот скажет лишнее? Нужно было раньше, до начала беседы продумать и обговорить общую линию разговора, теперь же получалось, что Виктор действовал по одному ему понятному сценарию, а Аркадий этого сценария не знал. Неужели Виктор воображает, что раввин держит в синагоге какое-то новейшее оборудование по сожжению живой материи на расстоянии?

Чухновский встал и принялся ходить по комнате от окна до двери и обратно. Он старался не проходить мимо кровати, и потому путь его напоминал дугу, будто грузное и массивное светило двигалось по небу от горизонта до горизонта.

— А меня вы тоже хотите арестовать? — спросил Лев Николаевич. — Учтите, если у вас есть такое намерение, вы должны сказать об этом сразу, чтобы я мог вызвать своего адвоката. У меня есть дополнительная юридическая страховка, предусматривающая…

— Знаю, — бросил Виктор. — Кстати, зачем вы ее оформили? Предполагали, что она может понадобиться? Вы ведь сделали это совсем недавно… — он бросил взгляд на экран блокнота, — семнадцатого июля, всего три месяца назад.

— Имею право, — сказал Подольский и отвернулся от Виктора. Он предпочитал смотреть на Аркадия, хотя тот вряд ли смог бы помочь в случае, если Хрусталев действительно решит сейчас провести задержание.

— Послушайте, — сказал Чухновский. — Время идет, вы не желаете ничего понимать, вас все время сносит на частности.