Вопрос и ответ - Несс Патрик - Страница 41

— Да уж, целый птичий вид вымрет, только потому что в «Ответе» не нашлось толкового глазного врача.

Я смеюсь — чересчур громко. Сердито закатываю глаза — ну что за дура!

Ощипав одну птицу, я принимаюсь за вторую.

— Пока ты ощипываешь двух, я успеваю справиться с тремя, — говорю я. — И хлеба я больше испекла, и…

— Ага, только половину булок спалила.

— Потому что тыслишком сильно растопил печь!

— Я родился не для того, чтобы возиться на кухне, — улыбается Ли. — Я рожден воевать.

Я охаю:

— То есть это я рождена возиться на кухне!

Но он только хохочет — и заливается еще громче, когда я швыряю в него горсть мокрых перьев и случайно попадаю рукой в глаз.

— Ого! — Он отирает лицо. — Вот это меткость! Тебе бы дать ружье в руки… — Я опускаю глаза на миллионную по счету тушку. — Или не стоит, — тут же добавляет он.

— Ты когда-нибудь… — Я умолкаю.

— Что?

Я облизываю губы, и напрасно, в рот мигом набивается пух, так что, когда мне наконец удается отплеваться и задать вопрос, получается уж совсем отчаянно.

— Ты когда-нибудь стрелял в человека?

— Нет. — Он напряженно распрямляет плечи. — А ты?

Я качаю головой. Ли успокаивается, отчего я не сдерживаюсь и тут же добавляю:

— Зато стреляли в меня.

— Да ты что!

А потом, не успеваю я хорошенько подумать и все осмыслить, как с моих губ срывается признание. Я понимаю, что никогда и никому не признавалась, даже самой себе, а тут вот, на кухне, среди пуха и перьев вдруг вырвалось…

— И еще я зарезала человека. — Замираю. — Убила.

В воцарившейся тишине мое тело вдруг становится вдвое тяжелее.

Когда я начинаю плакать. Ли дает мне полотенце и дает выплакаться — не утешает, не говорит глупостей, ни о чем не спрашивает, хотя наверняка сгорает от любопытства. Я просто плачу.

И это хорошо.

— Да, но сторонников у нас все больше и больше, — говорит Ли.

Мы сидим за столом с Уилфом и Джейн, доедая ужин. Я растягиваю последние крошки, потому что после ужина нам с Ли придется ставить опару для завтрашнегохлеба. Вы не поверите, сколько хлеба может съесть сто человек.

Я откусываю половинку корочки:

— Все равно вас очень мало.

— Не вас, а нас, — серьезно поправляет меня Ли. — У «Ответа» шпионы по всему городу, да и новые люди приходят. Жить в Хейвене становится невозможно. Дошло до того, что еду выдают только по карточкам, лекарство вообще никто не получает. Люди неизбежно начнут бунтовать.

— А сколько народу в тюрьмах! — добавляет Джейн. — Сотни женщин, все гниют под землей, скованные цепями, и мрут от голода как мухи!

— Жена! — обрывает ее Уилф.

— Да я только повторяю, что услыхала!

— Ничего ты такого не слыхала!

Джейн мрачнеет:

— От этого правда слаще не становится.

— Но в тюрьмах у нас тоже сообщники, — говорит Ли. — Возможно…

Он умолкает.

— Что? — спрашиваю я, поднимая глаза. — Что возможно?

Ли не отвечает, только смотрит на другой стол, за которым сидит госпожа Койл с целительницами Брэтит, Форт, Ваггонер и Баркер. Там же и Тея. Они, как обычно, перешептываются, строя новые тайные планы.

— Ничего, — говорит Ли, видя как госпожа Койл встает и направляется к нам.

— Уилф, подготовь, пожалуйста, телегу на завтра, — говорит она.

— Будет сделано, госпожа.

Уилф мигом вскакивает из-за стола.

— Не торопись, поужинай, — пытается остановить его госпожа Койл. — Необязательно делать это прямо сейчас.

— Да я ж только рад! — Он стряхивает крошки со штанов и уходит.

— Кого взрываем сегодня? — спрашиваю я.

Госпожа Койл поджимает губы:

— Хватит, Виола!

— Я тоже хочу поехать. Если вы едете в город, я с вами!

— Терпение, дитя, — отвечает она. — Всему свое время.

— И когда наступит мое? — не унимаюсь я. — Когда?

Но госпожа Койл только повторяет:

— Терпение.

Надо сказать, тон у нее отнюдь не терпеливый.

С каждым днем темнеет все раньше и раньше. Я сижу на улице на груде камней, слежу за наступлением ночи: сегодняшние подрывники грузят на телеги мешки с неизвестно чем. У некоторых из них теперь есть Шум: лекарство приходится экономить, поскольку запасы его подходят к концу. Мужчины «Ответа» принимают уменьшенную дозу, только чтобы Шум не слишком выделялся из общего городского РЁВА, однако для допросов с пристрастием этого недостаточно. Риск очень велик, нашим мужчинам становится все опаснее появляться на улицах города, но ничего другого не остается.

А поскольку жители Нью-Прентисстауна ночью спят, их можно ограбить и взорвать.

— Привет! — Из темноты ко мне незаметно подходит Ли и садится рядом.

— Привет! — здороваюсь я.

— Все хорошо?

— А почему нет?

— Да так. — Он подбирает с земли камень и швыряет в ночь. — Действительно, чего это я.

На небе начинают появляться звезды. Мои корабли где-то там. А на их борту — люди, которые могли бы нам помочь, нет, которые помогли бы, если б только удалось с ними связаться… Симона Уоткин, Брэдли Тенч, славные, умныелюди, которые прекратили бы весь этот бред, эти взрывы и…

У меня снова спирает грудь.

— Ты в самом деле убила человека? — спрашивает Ли, швырнув еще один камень.

— Да. — Я подтягиваю колени к груди.

Минуту-другую Ли молчит, а потом все-таки спрашивает:

— С Тоддом?

—  РадиТодда, — отвечаю я. — Чтобы спасти его. Вернее, нас обоих.

Солнце окончательно село, начинает быстро холодать. Я еще крепче прижимаю к себе колени.

— Знаешь, а она ведь тебя боится, — говорит Ли. — Ну, госпожа Койл. Думает, что ты очень сильная.

Я смотрю на него сквозь темноту, пытаясь разглядеть лицо.

— Глупости!

— Я случайно подслушал, что она сказала госпоже Брэтит: мол, ты могла бы вести в бой целые армии, если б захотела.

Я качаю головой, но он-то, конечно, не видит.

— Она меня не знает.

— Пусть так, но зато она очень умная.

— И все покорно идут за ней, как собачонки.

— Кроме тебя. — Он дружески пихает меня плечом. — Может, это она и хотела сказать.

Из пещер поднимается легкий гул: летучие мыши готовятся вылететь на охоту.

— А ты-то почему здесь? — спрашиваю я. — Почему пошел за ней?

Я уже задавала Ли этот вопрос, и он всякий раз менял тему.

Но сегодня будет по-другому. Я чувствую.

— Мой отец умер на войне со спэклами, — говорит Ли.

— У многих там отцы умерли…

Я вспоминаю Коринн. Где она, что с ней?..

— Я его почти не помню, — продолжает Ли. — Нас со старшей сестрой воспитывала мама. А сестра у меня… — он смеется, — тебе бы она понравилась. Такая боевая, язык что бритва. А какие у нас драки были, ты не поверишь! — Ли опять смеется, но уже тише. — Когда пришла армия, Шивон хотела сражаться, а мама нет. Я тоже хотел, но Шивон с мамой жутко повздорили: сестра готова была броситься в бой, — и нам пришлось чуть ли не силой держать ее дома.

Гул становится все громче: Шум мышей эхом отдается в стенах пещеры.

Лететь, лететь, говорят они.

— Но долго держать ее взаперти мама не могла, — продолжает Ли. — Армия вторглась в город, а на следующий день всех женщин свезли на восток города. Мама велела нам сотрудничать — «это только на время, пока мы не поймем, что происходит, может он и не злодей вовсе»… ну, все такое…

Я молчу и радуюсь, что он не видит моего лица.

— Шивон не могла сдаться без боя, понимаешь? Она орала на солдат, отказывалась идти с ними, а мама умоляла ее замолчать, не злить их, но Шивон… — Ли умолкает и цокает языком. — Шивон ударила первого же солдата, попытавшегося увести ее силой. — Он делает глубокий вдох. — А потом все смешалось. Я бросился в драку, но меня тут же уложили на лопатки, в ушах какой-то звон, солдат прижал меня коленом к земле, мама вопит, а от Шивон — ни звука… Я вырубился, а потом, когда очнулся, в доме никого, кроме меня, не было…