Вопрос и ответ - Несс Патрик - Страница 40

Иван привез ее только севодня утром. Нога у него почти срослась, но он еще прихрамывает, и Шум его полыхает. Интересно, что он теперьдумает о тех, за кем сила.

— Как же, это не дает им сговариваться и строить планы, — отвечает Дейви. — Мало ли какие подлые мыслишки у них водятся…

— Но они ведь и с помощью цоканья могут общаться. — Я задумываюсь. — Разве нет?

Дейви только пожимает плечами, как бы говоря: «Да мне плевать, ушлепок».

— Еще сэндвич есть?

Я отдаю ему свой, не сводя глаз со спэклов.

— Разве не лучше знать, о чем они думают? — спрашиваю я. — Разве так не безопасней?

Я смотрю на другой конец участка, где работает 1017-й, а он, понятное дело, смотрит на меня.

Плюх.Первая капля дождя падает на мои ресницы.

— Вот дерьмо! — шипит Дейви, поднимая голову к небу.

Дождь льет три дня без остановки. Строительная площадка становится все грязней и грязней, но мэр не дает нам передышки, поэтому все три дня мы месим ногами и руками коричневую жижу и накрываем траншеи брезентом.

Дейви работает под этими навесами: следит за спэклами, расставляющими новые каркасы для брезента. Я большую часть времени мокну под дождем, придавливая края брезента тяжелыми камнями.

Что за идиотскоезанятие!..

— Живее! — ору я на спэкла, который помогает мне прижать к земле последний кусок брезента.

Пальцы заледенели и почти не двигаются, потомушто перчаток нам никто не дал, а мэр к нам сто лет не наведывался, такшто и спросить некого.

— Ай! — Черт, в миллионный раз ободрал кожу на костяшках. Прижимаю ссадину к губам.

Спэкл продолжает наваливать камни, не обращая внимания на дождь — это хорошо, потомушто под брезентом на всех места нет.

— Эй! — Я повышаю голос. — За краем смотри! За кра…

Порыв ветра в секунду сдирает кусок брезента, который мы так долго пришпиливали. Спэкл не выпускает его из рук и летит следом. Я бросаюсь за брезентом, скользящим по грязи на небольшое возвышение, и…

Поскальзываюсь, начинаю съезжать по склону…

И тут понимаю, куда меня тащит…

Прямиком в выгребную яму.

Я пытаюсь ухватиться за жидкую грязь, но ничего не выходит, и я громко шлепаюсь в мерзкую жижу.

— Фу!!! — ору я, пытаясь выкарабкаться. Я почти по живот стою в засыпанном известью спэчьем дерьме, от жуткой вони тут же начинает тошнить…

И вдруг — опять вспышка Шума.

Я стою в выгребной яме.

А спэкл — надо мной.

Поднимаю голову.

И в первом же ряду.

Он, 1017-й.

Надо мной.

С огромным камнем в руках.

Он стоит молча и неподвижно, но если решит бросить в меня этим камнем и попадет, мало мне не покажется.

— Значит, вот как? — кричу я ему. — Вот чего ты хочешь?

1017-й молча пялит на меня глаза.

Я медленно тянусь за винтовкой.

— А теперь что скажешь? — спрашиваю я, и он видит, как решительно я настроен.

Я готов дать отпор, готов, как никогда.

Готов хоть сейчас…

Приклад винтовки уже под моей рукой.

Но 1017-й просто смотрит.

А потом бросает камень на землю и возвращается к своему куску брезента. Я провожаю его взглядом: пять шагов, десять., уф, ушел. Я немного обмякаю.

Начинаю выбираться из ямы и тут… слышу это.

Цоканье.

Наглое мерзкое цоканье.

И все, меня не остановить.

Я бросаюсь за ним и ору сам не знаю что и Дейви в ужасе оборачивается но я уже вбегаю под брезент за 1017-м держа винтовку над головой как сумасшедший ей богу как дикарь какой-то и 1017-й оборачивается но я не даю ему шанса закрыться и с размаху впечатываю приклад ему в лицо и он падает а я снова заношу винтовку и опускаю ее и он пытается защититься но я бью еще и еще…

По рукам…

По лицу…

По тонким губам…

Шум ревет…

Я бью…

И бью…

И бью…

И ору…

Я ору…

ПОЧЕМУ ТЫ УШЛА?

ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БРОСИЛА?

И тут отчетливо хрустит сломанная кость.

Звук этот наполняет воздух, он громче чем дождь и ветер, вместе взятые, нутро у меня сжимается, в горле встает липкий ком.

Я замираю как вкопанный.

Дейви пялится на меня с разинутым ртом.

Спэклы испуганно разбегаются.

А с земли на меня смотрит 1017-й, кровь хлещет из его странного носа и из уголков слишком высоко поставленных глаз, но сам он не издает ни звука, ни Шума, ничего…

(мы в лагере на земле лежит мертвый спэкл и Виола так напугана она пятится и всюду кровь я опять это сделал я опять… ох черт побери Виола зачем ты ушла…)

1017-й просто смотрит.

И клянусь, в его глазах — ликование.

23

ЧТО-ТО БУДЕТ

— Насос как новенький. Хильди!

— Спасибо, Уилф. — Я вручаю ему поднос с горячим свежим хлебом, от него так и пышет жаром. — Отнесешь это Джейн? Она накрывает стол к завтраку.

Он берет поднос — в Шуме звучит незамысловатая мелодия — и выходит из кухни с криком:

— Жена!

— Почему он зовет тебя Хильди? — спрашивает Ли, возникая на пороге с полной корзиной муки. На нем рубашка без рукавов, а руки по самые локти покрыты мукой.

Секунду я смотрю на них и тут же отвожу взгляд.

С тех пор как Ли попался на глаза сержанту Хаммару и больше не может ездить в город, госпожа Койл ставит нас работать вместе.

Нет, я никогда ее не прощу.

— Так звали одну женщину, которая выручила нас из беды, — отвечаю я. — Для меня это большая честь.

— А под «нами» ты имеешь в виду…

— Нас с Тоддом, да. — Я забираю у него корзину и с грохотом ставлю на стол.

Наступает тишина — как всегда, стоит упомянуть Тодда.

— Никто его не видел, Виола, — осторожно говорит Ли. — Но наши-то в основном по ночам в городе бывают, так что…

— Даже если б она его увидела, мне бы все равно не сказала. — Я начинаю рассыпать муку по мискам. — А вообще она думает, что он давно умер.

Ли переступаете ноги на ногу:

— Но ты с ней не согласна.

Я смотрю на него. Он улыбается, и я ничего не могу с собой поделать — улыбаюсь в ответ:

— И ты мне веришь, так?

Он пожимает плечами:

— Уилф верит. А ты даже представить себе не можешь, какой вес тут имеет слово Уилфа.

— Да уж. — Я выглядываю в окно на улицу, куда недавно ушел Уилф. — Не могу.

День проходит без толку, как и все остальные, но мы хотя бы готовим. Да, это наше с Ли новое задание — стряпать на весь лагерь. Мы научились не только печь хлеб, но и молоть муку. Мы мастерски снимаем шкуру с белок, панцири с черепах и в два счета разделываем рыбу. Мы знаем, сколько продуктов нужно для супа на сто человек. Картошку и груши, подозреваю, мы чистим быстрее всех на этой дурацкой планете.

Госпожа Койл утверждает, что именно так выигрываются войны.

— Я не совсем за этим пришел в «Ответ», — говорит Ли, ощипывая шестнадцатую за день птицу.

— Но ты хотя бы пришел сам, — отвечаю я, принимаясь за следующую тушку. Перья в воздухе похожи на липких мух, пристающих ко всему подряд. Пучки зеленого пуха застряли у меня под ногтями, в сгибах локтей, в уголках глаз.

Я это знаю, потому что вижу Ли: его длинные светлые волосы и такие же золотистые волосы на руках — все в перьях.

Я снова заливаюсь краской и в сердцах продолжаю драть перья.

Проходит день, второй, третий, неделя… Потом еще одна и еще, а я стряпаю — с Ли, стираю — с Ли, безвылазно торчу три дня дома (потомушто за окном непрерывно льет дождь) — тоже с Ли.

И все же. И все же.

Что-то готовится, что-то будет, но никто не говорит мне что.

А я застряла здесь.

Ли швыряет ощипанную тушку на стол и берет следующую:

— Такими темпами этот вид скоро вымрет.

— Магнусу удается подстрелить только этих. Остальные слишком проворны.