Корсар - Касслер Клайв - Страница 2

— Что думаешь? — спросил Декатур у Генри, которого назначил командовать абордажным отрядом. Мальтиец стоял у штурвала, а они с Лафайетом — за его спиной.

Генри глянул на паруса, потом на кильватерный след. Крошечный кеч шел со скоростью не менее четырех узлов.

— Думаю, на такой скорости войдем в гавань задолго до заката.

— Капитан, может, взять рифы на марселе и кливере? — вставил Каталано.

— Пожалуй. Ночь будет лунная.

Тени удлинились, начали сливаться. Вскоре солнце окончательно скрылось за западным горизонтом. «Интрепид» вошел в триполийскую бухту; с каждым мгновением он приближался к огромным стенам пиратской столицы. В лунном свете жутковато поблескивали каменный волнолом, стена и замок; от черных точек пушечных амбразур веяло опасностью. Над стеной угадывался ажурный минарет, с которого только что созывали верующих на молитву.

Прямо у стены замка стояла на якоре «Филадельфия». Фрегат выглядел невредимым: даже выброшенные за борт пушки подняли и вернули на место.

Лафайета обуревали противоречивые чувства — он одновременно восхищался красотой и мощью корабля и клокотал от гнева при виде триполийского флага на корме. А ведь в плену у паши томились триста семь моряков! Генри жаждал услышать из уст Декатура приказ атаковать крепость и освободить пленных, однако понимал: такого приказа не будет. Коммодор Пребл, командующий всем средиземноморским флотом, недвусмысленно намекнул, что в лапы пиратов не должно попасть больше ни одного американца.

По берегу и вдоль волнолома теснились бесчисленные торговые суда с латинскими парусами и быстроходные пиратские корабли с пушками. Так, сколько суден у берберийских пиратов? После двадцати Лафайет бросил считать, потому что в груди зашевелилось новое чувство. Страх. Если план не сработает, из гавани «Интрепиду» не выбраться. Тогда их всех убьют или, что еще хуже, захватят в плен и сделают рабами.

У Генри вмиг пересохло во рту. Ему показалось, что долгие часы тренировок с абордажной саблей прошли зря, а пара кремневых пистолетов за поясом смотрится жалко. Тут он оглянулся на моряков с топорами, пиками, саблями и кинжалами, которые прятались за планширью. Его товарищи выглядели кровожаднее любых пиратов. Они лучшие матросы в мире, все как один вызвались добровольцами. Справятся!.. Мичман подходил к каждому и проверял фонари и пропитанные китовым жиром фитили.

Генри снова посмотрел на «Филадельфию»: фрегат совсем рядом, можно разглядеть трех стражников с кривыми ятаганами. Однако при слабом ветре понадобилось еще целых два часа, прежде чем пираты их услышали.

— Эй, на корабле! — крикнул Каталано по-арабски.

— Что нужно? — раздалось в ответ.

— Меня зовут Сальвадор Каталано. — Мальтиец действовал по плану, придуманному Декатуром и Лафайетом. — Мой корабль называется «Мастико». Мы хотели закупить скот для британского гарнизона на Мальте, но попали в шторм. Мы не можем встать на якорь: его сорвало во время бури. Прошу разрешения пришвартоваться к вашему великолепному судну, а утром мы отойдем и займемся починкой.

— Если не купятся, нам беда! — шепнул Декатур.

— Купятся. Представь себя на их месте. Разве маленький кеч внушает опасения?

— Наверное, нет.

Начальник стражи почесал бороду, опасливо разглядывая «Интрепид», и наконец крикнул:

— Можете швартоваться, только на заре уходите!

— Благодарю. Таким, как вы, Аллах дарует особое благословение! — отозвался Каталано и шепнул по-английски: — Согласились.

Легкий бриз медленно подталкивал «Интрепид» все ближе и ближе к борту «Филадельфии». Генри стоял рядом с капитаном. Порты фрегата были открыты, пробки из стволов вытащены. С каждой секундой жерла пушек становились все больше. Если пираты что-то заподозрят, первый же залп сотрет кеч в порошок и разорвет экипаж на кусочки.

Корабли совсем сблизились. Пираты оказались футах в восьми над палубой «Интрепида». Они разом зашумели, указывая на силуэты людей за планширью кеча.

Между бортами оставалась всего пара метров, и тут кто-то из пиратов крикнул:

— Американцы!

— Велите своим людям атаковать! — завопил Каталано.

— Они выполняют приказы только старших по званию, — спокойно ответил Декатур.

Пираты выхватывали ятаганы, а один возился с мушкетоном, пытаясь снять его со спины. Раздались крики, но тут борта соприкоснулись, и Декатур скомандовал:

— На абордаж!

Генри коснулся Библии (он всегда держал ее при себе) и ухватился правой рукой за край открытого порта, а левой — за теплый бронзовый ствол пушки. Он прыгнул, пролез между пушкой и стеной и тут же вскочил на ноги, со свистом выхватив саблю из ножен. С низкого потолка свисала лампа, и в ее свете Генри разглядел, как при виде абордажной команды два пирата попятились от соседней пушки. Один из них обернулся и увидел Лафайета. В руке берберийца сверкнул широкий ятаган, босые ноги затопали по палубе. Пират завопил набегу — этот прием безотказно действовал на безоружных моряков с торговых посудин.

Генри не испугался. Вместо леденящего ужаса его охватил леденящий гнев.

Он подпустил пирата ближе, а когда тот размахнулся, чтобы разрубить противника мощным ударом сбоку, шагнул вперед и вонзил клинок в грудь нападавшему. Бербериец с разбегу налетел на саблю — ее конец вылез из спины. Ятаган загремел по палубе, бездыханный пират навалился на Генри, и тот уперся коленом в грудь мертвецу, чтобы выдернуть клинок. Краем глаза Лафайет увидел тень, повернулся и тут же нырнул, уходя от удара в плечо. Ответный выпад — сабля вонзилась в тело, рассекла одежду, кожу и мышцы. Одним ударом вспороть врагу брюхо не получилось, но, судя по количеству крови на досках, сражаться пират больше не мог.

На пушечной палубе был сущий ад. Темные фигуры ожесточенно рубили друг друга. Лязг металла сменялся душераздирающими криками. В воздухе висел запах пороха с медным привкусом крови.

Лафайет ринулся в сечу. Низкие потолки не давали как следует размахнуться саблей или пикой. Впрочем, американцы бились отчаянно. Один был повержен; пират, напавший на него сзади, горой возвышался над остальными, чуть не цепляя тюрбаном потолочные балки. Великан кинулся на Генри. Лафайет отбил удар ятагана, но рука онемела, и второй выпад он парировал с огромным трудом.

Генри отступал, отбиваясь от бешеной атаки араба. На совещании Декатур твердил, что операция должна пройти в полной тишине, иначе переполошится весь вражеский флот. Однако силы стремительно таяли — Генри ничего не оставалось, кроме как выхватить из-за пояса пистолет. Он выстрелил не целясь. Загорелся порох, и оружие с грохотом дернулось в его руке. Круглая пуля пятьдесят восьмого калибра угодила пирату прямо в грудь.

Обычный человек упал бы как подкошенный, а великан продолжал наступать. Генри едва успел отбить саблей очередной удар ятагана. Клинок спас ему руку, но удар отбросил назад, и Лафайет рухнул прямо на пушку. Помня наказ Декатура ни в коем случае не шуметь, он все же нащупал на поясе мешочек с зажженной масляной лампой и поднес пламя к запальному отверстию. Судя по запаху, порох загорелся, хотя в шуме боя шипение едва слышалось. Заслоняя пушку от великана, Генри не двигался: он был опытным канониром и сейчас лишь дожидался нужного момента.

Араб, видимо, решил, что противник прекратил сопротивление и смирился с неизбежным. Пират взмахнул ятаганом, предвкушая, как сталь погрузится в тело, ломая кости. Лафайет прыгнул в сторону, однако араб был так поглощен ударом, что не заметил тоненькой сизой струйки, которая с ревом обернулась облаком едкого дыма.

Толстые пеньковые канаты удерживали пушки на месте, но отдача все равно отбрасывала орудия на несколько метров. Пушка ударила пирата точно в пах, размозжив бедра и таз. Изувеченный труп пригвоздило к балке; сложившись пополам, он осел на палубу.

Генри глянул на форт. Восемнадцатифунтовое ядро угодило в стену и пробило дыру, из которой сыпалась каменная крошка.

— Две цели одним ударом. Недурно, друг мои Генри, весьма недурно! — похвалил Джон Джексон, верзила боцман.