Запретный город - Жак Кристиан - Страница 37

— Давай за нами, Черныш, — велела Ясна. — Мы спешим.

И вдруг черный пес зарычал и обнажил клыки, уставившись на нескольких стражей, двигавшихся навстречу молодой паре.

И во главе небольшого отряда — Собек.

— В чем дело? — заволновалась молодая женщина.

— Заверяю вас, отец ваш в добром здравии. Письмо, полученное вами, написал не целитель, а я, лично.

— Но… чего ради?

— У меня не было иного способа выманить вашего мужа из селения. На том берегу задерживать мы его не стали, не желая ненужной огласки: там, возможно, пришлось бы действовать на виду у многих свидетелей.

— И для чего все это, Собек?!

— Правосудие.

— Объясните.

— Нефера следует задержать. Он обвиняется в убийстве одного из моих подчиненных, когда последний, будучи в ночной смене, обходил с другими дозорными Долину царей.

35

В Фивах Мехи все уже полюбили. Точнее, сходили по нему с ума. Не случалось такого приема, на который его бы не приглашали, он блистал на пирах и участвовал в многочисленных советах. А его речи! Он не ограничивался краткими замечаниями, не упускал случая дать полезный совет и умел польстить, не отягощая лесть дурновкусием.

И все поздравляли главного казначея Фив Мосе с таким замечательным зятем, таким многообещающим военачальником, который не только стремительно восходит по служебной лестнице, но и проводит реформы в фиванском войске, и его немалого размаха замыслы находят отклик и поддержку в самых высоких сферах.

По случаю своего дня рождения фиванский градоправитель устроил донельзя пышный, даже величественный прием: в усадьбе и в саду толпились и теснились самые славные и самые могущественные из знатных обитателей града Амона. Виновник торжества с сияющим лицом витийствовал, приветствуя гостей с самоуверенностью расчетливого и всеведущего властителя, всегда готового задушить в зародыше любой намек на мятеж или крамолу.

— Какой вкус, какое изящество, мой дорогой Мехи! Это одеяние первозданной белизны, а какие сандалии… с таким необычайным вырезом на подъеме… Если бы вы не были женаты, ни одна из присутствующих здесь очаровательных барышень не устояла бы перед вашим обаянием.

— А вот я бы устоял перед любыми соблазнами.

— Между нами, Мехи. Как Серкета? Я полагаю, она-то знает, как ублажать муженька своего, верно?

— Не смею лгать градоправителю Фив, опытность которого признается всеми и повсеместно.

— Вы мне льстите, Мехи! Полагаю, что для вас войско не более чем ступень. Одна из многих.

— Знаете, для начала мне хотелось бы завершить преобразования, а уж затем я бы с удовольствием разделил с вами честь управления нашим великолепным городом.

— Устремление вполне законное и весьма похвальное. Не забывайте, однако, что вы живете лишь в третьем по величине городе Египта после Мемфиса и нашей новой столицы, Пи-Рамсеса. У нас здесь, видите ли, тихо. Мы храним мир, покой и верность традициям.

— А разве не в этом и состоит мудрость политика?

— Превосходно, Мехи! С вашими убеждениями вы высоко взлетите.

— Ими я во многом обязан своему тестю, человеку мне очень дорогому. А теперь, откровенно говоря, именно тесть беспокоит меня более всего прочего.

Городской голова изумился:

— У Мосе неприятности?

— Откровенно говоря — и строго между нами… у него нелады со здоровьем.

— Но мне-то всегда казалось, что он прекрасно себя чувствует!

— На первый взгляд, он полон жизненных сил, но на самом деле… кажется, что-то с головой… В последнее время я был свидетелем того, как он принимал решения, которые оказались ошибочными. Пока он еще в состоянии осознавать и признавать свои огрехи, но что будет завтра? Эти провалы сознания случаются у него все чаще и чаще… Но мне, наверное, не стоило рассказывать вам об этом.

— Напротив, Мехи, как раз напротив! Было бы неплохо, если бы вы не посчитали за труд время от времени сообщать мне о его состоянии и не оставляли своих забот. Дабы не довести до беды. И очень прошу вас: если положение вдруг резко ухудшится, дайте мне знать тотчас же. Вечерок удался, ничего не скажешь… Ваш рассказ — это уже вторая печальная история, поведанная мне сегодня.

— Смею ли я надеяться услышать первую историю?

— Скучное дело, должен признаться… Тоскливейшее. Молодой ремесленник по имени Нефер, недавно присоединившийся к братству, обвинен в убийстве стража. Речь о местной охране, служащей под началом Собека. Сам Собек в свое время счел гибель одного из своих подчиненных несчастным случаем, но вышедшие наружу обстоятельства, бывшие ранее неизвестными, убедили его, что тогда произошло преступление.

— Простите, но если этого Нефера будут судить… разве его дело не поступит в суд Места Истины?

— Нет, так как задержан он был на восточном берегу, куда прибыл, намереваясь погостить у тестя. Останься он в селении, мы бы вовсе не смогли привлечь его к ответу. Опасаюсь, что судебное разбирательство окажется весьма шумным.

— А добрая слава мастеровых?.. Не уронит ли себя селение в общественном мнении?

— В действительности все может оказаться гораздо хуже. Само существование селения может встать под вопрос! Смотрите: это что же получается — не селение мастеров, а какой-то разбойничий притон! Но ежели это так, то его должно упразднить. То-то управитель западного берега порадуется… Осуждение Нефера откроет глаза Рамсесу Великому: самодержец убедится, что от Места Истины вреда куда больше, чем пользы. Село будет отбиваться изо всех сил, зубами и когтями, это понятно… А я, можно не сомневаться, вынужден буду прибегнуть к помощи войска. То есть поможете мне вы, дорогой Мехи. Придется выселять, и желательно, чтобы столь хлопотное дело прошло как можно спокойнее.

— Я всегда в вашем распоряжении.

— Я этого не забуду… Ну, надеюсь, вскоре увидимся. Желаю хорошо повеселиться, Мехи.

Градоправитель отошел к богатому землевладельцу и завязал с ним столь же оживленную беседу. А военачальник, оставшись один, упивался про себя первой одержанной победой.

Анонимное письмо, которое он отправил Собеку, не только порочило Нефера, но и влекло за собой иные последствия. Предвиденные, более того, заранее продуманные. Итак, совершенное им убийство несло ему все большие выгоды. Молодого человека, скорее всего, приговорят к смертной казни, а община будет распущена. Мехи поведет свои войска на селение и стремительно займет его, а затем — обыск сверху донизу: необходимо найти все спрятанные сокровища. И завладеть ими. Действуя под прикрытием официального приказа, он достигнет всего желаемого. И при этом все будет по закону.

Жар сидел на голой земле — точнее, это был глинобитный пол комнатушки с беленными известкой стенами. Окон не было, и потому Жар не знал, день ли на дворе или уже настала ночь. Ему приносили еду и питье, но он не слышал ни единого слова.

Дверь в каморку заперта не была, и, значит, он был волен выйти из заточения. Но чуял он, что за этой дверью таилась какая-то иная ловушка, да и что ему оставалось делать, как не дожидаться здесь решения приемного суда.

Это он-то, такой нетерпеливый и беспокойный, и не собирался теперь бунтовать против этого испытания? Так ведь потому, что чувствовал: оно необходимо. Оно позволило ему познать отдохновение души и тела — он и не думал, что такое возможно. Поскольку его судьба более ему не принадлежала, он от нее отстранился и питался умиротворяющей пустотой, в которой ничего не происходило.

Пока ему не объявят окончательное решение, так и будет он висеть между жизнью и смертью. То есть будет ни жив ни мертв. Здесь, в тайном уделе Места Истины, он всего лишь непосвященный. Однако, как знать, войдет ли он в братство. Очень даже может быть, что никогда. Его прошлое исчезло, его уже нет. А будущего еще нет.

Впрочем, Жар уже начал открывать для себя новый удивительный мир. Привычные точки отсчета исчезли, границы стерлись, и обозначился какой-то иной горизонт. Но пока все это было лишь бессодержательной тенью, подобием его самого. И пока это так, какой прок от его силы и от его желания?