Повеса в моих объятиях - Брэдли Селеста - Страница 15

Тут он заметил, что серые глаза Эвана смотрят на него в упор. Его худое лицо не выражало никаких эмоций, но глаза горели яростью и негодованием.

Колин принял это как должное. Он понимал, что стал для подростка воплощением всего того зла и той несправедливости, что приключились с ним. Он знал, каково пережить предательство в таком возрасте, когда весь твой мир встает с ног на голову. Когда его, Колина, мама умерла, его выставили за дверь, отправив к тетке.

Его тетушка была милой женщиной, но ее в первую очередь беспокоила судьба собственных чад, и Колин жутко скучал по своей доброй матери. Его отец успешно делал вид, что совершенно не вспоминает о своем отпрыске, и с этим чувством они дожили порознь до совершеннолетия Колина.

Так и Эван, которого вырвали из привычного окружения Брайтона и заставили ехать куда-то с незнакомцем, имел, по полному убеждению Колина, право на несколько сердитых взглядом и колких, по мнению двенадцатилетнего юноши, реплик в адрес мистера Ламберта.

Колину как-то не пришло в голову, что он перестал относиться к Эвану как к багажу мисс Филби.

Глава 9

Когда караван во второй половине дня остановился на привал, никто не отдавал никаких распоряжений. Просто каждый занимался своим делом. В считанные минуты телеги опустели, а вагончики полукругом стояли вдоль дороги на ровном месте.

Посреди расчистили площадку, куда первым пришел Младший Кам со связкой ровных деревянных палок в руке.

– Ага, мистер Ламберт, и вы тут! Если надумаете мне помочь, то милости прошу к нашему шалашу!

Раздался дружный смех, и Колин понял, что мужчины собрались вокруг них. Создавалось такое впечатление, что они за ним наблюдают. Тяжелый физический труд никогда не пугал Колина, так что он подошел к Каму, взял у него связку палок и спросил:

– Куда отнести?

Кам ухмыльнулся:

– Да вы не спешите, сами все поймете.

Колин сморщил недовольную гримасу, но все же кивнул:

– Вам только дай палец, вы руку по локоть откусите.

– Ну что вы, что вы, мистер Ламберт, – усмехнулся Кам, – как можно? Мисс Филби нас не простит.

Колин с трудом сдержался от тяжкого вздоха. Помимо того, что его чувство вины поутихло после всей этой чехарды, так еще, глядишь, ему и повинность простят, и не придется зарабатывать на ужин пением.

Так что он шел за здоровяком, не сетуя на судьбу, и, следуя его указаниям, втыкал в сухую, богатую известняком почву палку за палкой. Тут он заметил, что мужчины один за другим снимают свои рубахи. Он смотрел на них с удивлением, затем оглянулся по сторонам и понял, что в пределах видимости нет ни одной женщины. Его сюртук и рубаха тоже оказались на побегах брусники, и он почувствовал свежий ветерок и ласковое тепло солнца на потной коже.

Мужчины снова засмеялись.

– Эгей, если вам не нравятся ваши благородные шмотки, так мы заберем их, нет проблем, мистер!

Колин улыбнулся:

– Только сначала постирайте, вы же не хотите, чтобы от вас пахло франтами.

Последовало несколько колкостей, но в целом Колин чувствовал, что отношение к нему меняется в лучшую сторону. Когда он бросил пару ответных шуток, их встретили столь же громким смехом, как и остроты в его адрес.

По другую сторону полукольца из повозок Пруденс довольно скоро справилась с отведенными ей заданиями и принялась за осмотр костюмов. С некоторым облегчением она обнаружила, что по большей части речь шла о простом ремонте, лишь бы из зрительного зала не было видно прорех, а с такой работенкой даже она справится без труда.

В какой-то момент девичий смех и болтовня отвлекли ее от работы. Пруденс подняла голову и увидела трех молодых девушек, которые стояли около повозок спиной к ней и за чем-то наблюдали. Ею овладело любопытство, и она, с превеликим удовольствием отложив шитье, присоединилась к ним.

– Что вы там разглядываете?

Три девушки, совсем еще, по правде говоря, дети, повернулись к Пруденс и дружно улыбнулись.

– Мы наслаждаемся видом, мисс Пруденс, – сказала ей та, которую Пом звал Фионой, яркая брюнетка с выразительными глазами.

– О!- Любопытство подтолкнуло Пруденс, и она выглянула за повозку. – Что же это за вид?…

Боже правый! Обнаженный мускулистый мужской торс.

Широкие плечи. Крепкие руки, поднимающие и опускающие кувалду. Широкая мускулистая грудь. Поджарый рельефный живот. Узкие бедра и обтягивающие брюки, которые скорее подчеркивали, нежели скрывали длинные стройные ноги с веревками мышц и… и то, куда Пруденс не хотела, но не могла не смотреть, куда указывала стрелка жестких темных курчавых волос внизу живота.

«Я трогала его там. Я знаю, каково это».

Мистер Ламберт с покрытой бисеринками пота загорелой кожей, сверкающей на солнце, был просто божественен.

– Вам одолжить салфетку, мисс Пруденс? – Снова хихиканье.

Пруденс закрыла рот.

Она попятилась и вдохнула полной грудью свежего воздуха в надежде, что рассудок прояснится, как только потрясающая картинка исчезнет.

После такого возбуждающего зрелища Пруденс рада была оказаться в тихой тени кустарника и вернуться к кропотливой работе. Мелоди выпросила у кого-то яркий шарф, завернула в него Горди Еву и сейчас выдавала ее замуж за сосновую шишку.

– А вы, принц Сосновая Шишка, берете ли Горди Еву в законные супруги, обещаете ли беречь и лелеять ее?…

Пруденс улыбнулась.

– Как мило. Ты была на свадьбе, Мелоди?

– Ага. – Мелоди подвела Горди Еву и сосновую шишку по земле к импровизированному алтарю. – У Горди Евы новое платье. У вас, когда вы пойдете замуж, тоже будет новое платье, как у Мэдди.

Пруденс едва не рассмеялась.

– А кто это – Мэдди? Это твоя подруга?

– Мэдди была моей мамочкой, только она мне вовсе не мамочка, это дядя Эйдан думал, что она моя мамочка, но дядя Эйдан еще думал, что он мой папочка, а он мне не папочка.

Пруденс удивленно заморгала.

– Понятно. – Но на самом деле ничего ей было не понятно. – Мелоди, а кто же тогда твоя мама? – Если мама Мелоди еще жива, то ее бы следовало убить за то, что она отпустила своего ребенка с мистером Ламбертом.

Мелоди напевала свадебный марш, не попадая ни в одну ноту, и на вопрос не отвечала. Пруденс решила отступиться, ведь, по сути, ее это никоим образом не касается.

Но тут Мелоди сказала:

– Няня Прюит принесла меня в «Браунс», чтобы отдать папе.

– О! – Пруденс старалась говорить как можно равнодушнее. – Чтобы отдать папе, значит? Звучит неплохо.

– А потом няня Прюит ушла.

– После того как ты встретилась со своим папой?

Мелоди принялась кружить куклу и сосновую шишку в некоем подобии свадебного вальса.

– Мне нравится в «Браунсе».

– А кто такой этот Браунс?

– «Браунс» – это не человек. Вот Вибли-Фос – он человек. А «Браунс» – это место, где Вибли-Фос главный.

– А что это за место в «Браунсе»?

– Оно большое. И спокойное. Я могу играть там в прятки весь день. Правда, Билли-Вилли меня всегда находит. Он такой умный!

Пруденс начинала догадываться, что круг вымышленных персонажей в голове Мелоди куда шире, чем круг ее друзей.

– Если Билли-Вилли и Вибли-Фос живут в «Браунсе», то где живешь ты?

– В «Браунсе».

Пруденс улыбнулась и легла животом на траву рядом с Мелоди, положив подбородок на руки.

– А феи и эльфы тоже живут в «Браунсе»?

Ответа не последовало, и Пруденс подняла взгляд на девочку. Та смотрела на нее, недовольно сдвинув едва наметившиеся брови. Сейчас она была точь-в-точь как мистер Ламберт, когда тот сердился, если его не понимали. Улыбка сошла с лица Пруденс.

– Но «Браунс» не для сказок. «Браунс» – он для зна… зна-ме-нитых джентльменов. – Мелоди вернулась к игре. – Для таких, как дядя Эйдан и дядя Колин, дедушка Олдрич и лорд Бартл… и сэр Джеймс.

Пруденс приподнялась. «Браунс». Знаменитые джентльмены. Лорд Бартл.

– Клуб знаменитых джентльменов «Браунс», – медленно выговорила она. В Брайтоне было много туристов из Лондона. И если внимательно слушать, то можно многое услышать, Она слышала и о «Будлзе», и об «Уайтсе»… и о «Браунсе». – Это ведь в Лондоне, верно?