Пираты 2. Остров Паука - Пронин Игорь Евгеньевич - Страница 17

— Напрасно вы так, леди капитан! Порядочные люди так с вином не поступают!

Я обернулась к Клоду и Робу. Француз положил руку мне на плечо.

— Во всяком случае, теперь команда ненавидит Бенёвского, одна проблема решена. Даже с теми, кого он уже обратил в свою веру, ему придется опять долго беседовать. И уж конечно, он не может тебя тронуть.

— Да?! — я чувствовала только злость и бессилие. — Капитан здесь, а Бенёвский там! И он может дать нашим пиратам «Золотую лань» Дрейка, полную испанского золота! Моя голова сейчас стоит в десять раз меньше, чем ваши, а ваши не стоят ничего!

— Дело не только в том, что команда встанет за своего капитана, хотя традиция такова. Главное другое, Кристин: они тебя любят. Можно еще взбунтоваться самим против девчонки, поставить капитаном кого-нибудь постарше, поопытнее. Но позволить кому-то тебя обидеть они не могут. А если Бенёвский попытается от тебя избавиться… Парни скорее подорвут «Ла Навидад».

Я посмотрела на Роба. Он кивнул.

— Нам бы только продержаться до темноты.

Глава шестая

Гранаты и чужая война

Что бы ни говорили Клод и Роберт насчет отношения ко мне команды, одного объяснить они мне не могли: почему ребята не сделали ни одного выстрела, хотя были заранее готовы к такому развитию ситуации? Позднее Джон рассказал мне, как все произошло. Когда он вышел из каюты, Бенёвский уже держал в руке какой-то предмет, демонстрируя его всем окружающим.

— Ваш капитан думает, что вы можете стрелять в нас! — сказал он, обращаясь к матросам. — Вроде бы так, да у нас есть вот такие штуковины… Смотрите, что случится, если я просто разожму руку!

Миг — и предмет полетел в сторону от «Ла Навидад». Бенёвский швырнул его достаточно далеко, но взрыв, который произошел, когда предмет еще не успел долететь до воды, просто оглушил всех.

— Достаточно разжать руку! — повторил Бенёвский. — И тогда все остальные гранаты взорвутся прямо здесь! Стреляя в нас, вы стреляете в «Ла Навидад», и не из мушкетов, а из пушек!

Джон, еще не зная, что делать, потянул из-за пояса пистолет, но двое каторжан тут же его скрутили. Держа в руке еще одну маленькую, но оттого не менее смертоносную гранату, поляк подошел к Моррисону.

— Боцман, я так же заинтересован в целости корабля, как и все здесь! Единственное, чего я прошу — общего совещания! Ваш капитан слишком юна, чтобы принимать некоторые решения.

— А что вы сделали с Кристин? — хрипло спросил Моррисон.

— Запер в каюте! — честно признался Бенёвский. — Больше ничего. Прикажите стрелкам опустить мушкеты — один случайный выстрел и «Ла Навидад» превратится в пылающий факел, которому недолго гореть.

— Почем я могу знать, что все так, как вы говорите?

По приказу Бенёвского его люди показали, что у каждого из них есть такое же оружие. Матросы смотрели на боцмана. Потерять корабль посреди океана? Уж лучше стоять в Гаване с петлей на шее в окружении конвойных, там хоть можно надеяться на чудо. Полковник второй раз продемонстрировал действие гранаты. На этот раз кого-то зацепило случайным осколком.

— Хорошо, парни! — решился Моррисон. — Пока мы ему поверим! Но только если будет проведено общее совещание!

— Прекрасно! Тогда послушайте, что я вам скажу!

И Бенёвский предался любимому делу: начал долго и страстно говорить о грядущей свободе и счастье для всех. При этом, конечно, не забывая и о «Золотой лани» с ее сокровищами. Тем временем Устюжин с несколькими людьми расположились на корме, а Отто фон Белов — на баке корабля. Ситуация возникла странная: вроде бы «Ла Навидад» был захвачен, а вроде бы и нет.

Мы провели в каюте томительные полчаса. Я расхаживала от окна к двери и обратно, Роб пытался меня успокоить, чем еще больше выводил из себя, а Дюпон перебрасывался какими-то колкостями с Устюжиным. Я поглядывала на него, но француз лишь пожимал плечами: выудить из Ивана какую-то конкретную информацию никак не удавалось.

Затем в дверь постучали и тонкий, испуганный голос попросил не стрелять. Я узнала Руди, того смешного рыжего немца. Он единственный предпочитал проводить время отдельно от товарищей, все старался подружиться с матросами. Конечно, ему поручали всякую пустяковую, но неприятную работу, подшучивали, иногда довольно зло, но Руди только улыбался и терпел. Я запоздало подумала, что до того, как ставить Бенёвскому ультиматум, стоило затащить мальчишку куда-нибудь в угол и как следует допросить.

Дверь открылась. Увидев наши пистолеты, Руди едва не выронил поднос — Бенёвский прислал нам еды. Из-за его плеча выглянул Моррисон.

— Команда прислала меня справиться о вашем здоровье, капитан! Вижу, все хорошо?

— Здоровье в порядке, да вот дверь, кажется, заклинило. Пришли плотника, пусть починит.

— Непременно! — боцман отчаянно подмигивал нам обоими глазами. — Непременно пришлем… Попозже! Нам, видишь ли, никак нельзя стрелять: оказывается, на борту опасные предметы и все взлетит на воздух!

— Тогда не стреляйте, — кивнула я и рывком втащила Руди в каюту. — А плотника все-таки пришлите.

Я показала глазами вниз. И еще раз, и еще. Боцман даже покраснел от натуги, но вдруг расплылся в улыбке и закивал.

— Да, капитан, пришлем плотника смотреть дверь! Слушаюсь!

Показался человек Бенёвского с автоматом и оттолкнул Моррисона от двери.

— Руди! — позвал он.

— Руди остается с нами поболтать.

Я нацелила пистолет прямо в лоб каторжника. Тот нерешительно попятился. Появился Устюжин. Он одним взглядом оценил обстановку, усмехнулся и закрыл дверь.

— Проклятье! — я обернулась к Клоду. — Почему я позволила Бенёвскому поднять на борт те ящики и почему меня никто не остановил?!

— Может, и не в ящиках дело… — пожал плечами Дюпон. — Давай, Кристин, лучше с Руди побеседуем. Ты не против, дружок?

Руди, у которого коленки ходили ходуном, мелко затряс головой. Француз забрал у него поднос, поставил на стол и усадил Руди в кресло.

— Итак, вопрос первый: как Бенёвский собирается отыскать Дрейка в океане?

— Я не знаю! — Руди дрожал и путал английские слова с немецкими. — Я не знаю! Пожалуйста, не делайте мне больно!

— Это надо заслужить! — Клод навис над ним и легонько постучал пистолетом по веснушчатому носу. — Как же получается: все знают, а ты — нет?

— Знают только Иван Устюжин и лейтенант фон Белов! — запищал Руди. — Наверное, фрекен Моник знает! Ихь вайсе нихт, герр Дюпон!

— Ты бы поосторожнее с ним! — попросила я. — Все-таки моя каюта, да и заперты мы — что, если сейчас обделается? Сидеть тут с ним?

— Верно, — кивнул Клод, выпрямляясь. — Ну, хотя бы чем Бенёвский так запугал команду?

И Руди все рассказал. Всем, кроме него, полковник заранее раздал гранаты, но приказал пользоваться ими или по его команде, или в случае его гибели. Я совершенно напрасно считала, что болтун не может быть одновременно и человеком действия. Бенёвский исхитрялся каким-то образом совмещать оба эти качества.

Все, что нам оставалось, это ждать и расспрашивать Руди. По делу он ничего сказать не мог, зато поведал о том времени, из которого пришел. Несмотря на все раздражение, я поневоле заслушалась. История и правда была жуткой.

Руди вырос в крохотной рыбацкой деревушке и никогда не собирался брать в руки оружие. Однако началась большая война и в строй поставили почти всех, способных держать оружие. Война шла по всему миру, на суше, на море и каким-то образом даже в воздухе. Роберт спросил его о Шотландии, и Руди подтвердил: все британские острова захвачены. Та же судьба постигла Францию, Голландию и вообще практически всю Европу. Но война на этом не остановилась, а только набрала ход.

Но самое удивительное, что Руди вовсе не радовался успехам Германии. По его словам, жить в его стране было страшно. Во главе стоял некий фюрер, призвавший немцев завоевать весь мир. Фюрера поддерживал некий орден, вроде рыцарского, и члены этого ордена имели право на все. Они могли схватить любого человека или даже убить его прямо на улице. Немцев силой гнали на войну, и почему такая армия не разбежалась, а упрямо продолжала наступать, было мне совершенно непонятно… Руди говорил об огромных заводах, производящих страшные машины. Немцев на них уже почти не осталось, там трудились рабы, согнанные со всего мира.