Боги ждут жертв - Кинжалов Ростислав Васильевич - Страница 30

– Подождите, – говорил им гордый Шбаламке, – на днях я подниму вас ночью, и мы повторим все это в темноте. Настоящий воин должен уметь сражаться при любых обстоятельствах.

Вскоре в хижине поселилось еще семь человек – молодых рабов, чьи сердца горели при мысли о свободе. Упражнения с оружием пришлись им по душе, и теперь Шбаламке не знал ни минуты покоя. Его новые ученики даже во время отдыха беспрерывно расспрашивали его, советовались, показывали свои достижения. А он устраивал им бой по парам, общее сражение, ночные вылазки, нападение на часового. И учитель, и ученики были безмерно довольны.

Шбаламке неизменно побеждал всех, кроме Ах-Миса и Хун-Ахау. Ах-Мис в самую горячую минуту вдруг просил своего наставника отойти, а то он «ударит по-настоящему», и тот, поглядев на поднятую палицу, всегда исполнял эту просьбу. А Хун-Ахау показал такие способности, что Шбаламке никак не мог поверить, что, кроме единственного случая, тот никогда не сражался.

– Уж очень у тебя тяжелая рука, – как бы оправдываясь, говорил он, – а это бывает только у опытных воинов!

Глава пятнадцатая

ТРАВЫ АХ-КАОКА

Дворец великого жреца находился на краю небольшого ущелья, огибавшего священный участок, на котором высились пирамиды.

Ласковым весенним вечером, неподалеку от него сидел на ступеньках маленького храма Ах-Каок и задумчиво смотрел на противоположный край ущелья, где с беззаботным щебетаньем носились ласточки.

– Срок уже подходит, – бормотал он про себя, – а зелье не действует. Кто бы мог подумать, что в таком истощенном теле скрыт столь могучий дух жизни. Или он заранее приучил себя ко всем ядам; я что-то слышал об одном таком человеке, жившем в древности. Он получает порцию яда, достаточную для сильного воина, каждый день, и с ним ничего не делается. Иногда мне кажется, что он даже пополнел… А яд очень хорош – я его испробовал на рабе, и он сразу же отправился к богу смерти… Нет, ошибки быть не может, он скоро умрет…

Горбун оглянулся, и его зоркие глаза заметили вдали стройную женскую фигуру, спешившую к нему.

– А, красавица Иш-Кук, – чуть погромче произнес он, – послушаем, какие новости она принесла! Ну, спеши же, красавица, спеши. Здравствуй, Иш-Кук! Исполнились ли твои желания?

Последние слова Ах-Каока уже относились к подошедшей молодой рабыне, которая молча опустилась подле него. По нахмуренному лицу девушки и без слов было ясно, что ее мечты еще очень далеки от осуществления.

– Что же ты молчишь? – притворно удивился жрец. – Средство, которое я дал тебе, действует безотказно. Неужели до сих пор оно не вызвало чувств у твоего упрямца?

– Скажи, Ах-Каок, – спросила Иш-Кук, – а не могло твое средство заставить его полюбить другую?

– Полюбить другую? – переспросил Ах-Каок. – Конечно нет! – Он искоса бросил взгляд на прояснившееся лицо девушки и медленно продолжал:

– А впрочем, надо подумать. Ты из своих рук давала ему питье? Или поручила кому-нибудь сделать это? Не стояла ли рядом с тобой какая-нибудь женщина, тень которой падала на напиток или на его тень? В какую сторону дул ветер, когда он пил? На тебя с его стороны или наоборот? Такие мелочи могут иметь значение.

– А как надо было сделать? – спросила Иш-Кук. – И почему ты не сказал все это раньше, когда давал волшебные травы? Я напоила его вечером, никого около нас не было, и тень его падала на меня… Было безветренно…

Ах-Каок с улыбкой поглядел на встревоженно поднявшуюся рабыню.

– Теперь мне все понятно, – ласково сказал он. – Ты должна была подойти к нему с запада, чтобы твоя тень падала на него… Теперь мне все понятно…

– Так скажи же, чтобы и мне было понятно, – жалобно попросила Иш-Кук.

– Разве ты еще не поняла? – удивился Ах-Каок. – Все совершенно ясно. Данный тебе напиток очень силен. Но всю его силу твой юноша передал своей тенью, падавшей на тебя, в твое же сердце. Из-за того что ты стояла так неудачно, вся сила напитка обратилась на тебя. Ну-ка, вспомни: наверное, в последние дни твоя любовь к нему усилилась?

– Да, – простонала Иш-Кук, – когда он пил, а я глядела на него, я сразу почувствовала, что мое сердце прямо-таки горит от любви к нему. Теперь я поняла. Вся сила напитка ушла на меня… Что же теперь делать, Ах-Каок?

– Я дам тебе еще порцию, Иш-Кук, не печалься, – утешил ее горбун, – и ты снова дашь ему питье. Теперь ты ведь знаешь, как это надо делать…

– Но я не знаю, где он, – вырвалось у девушки. – Царевна куда-то его спрятала…

– Всемилостивейшая Эк-Лоль куда-то услала своего опахалоносца? – изумился жрец. – Что ты, Иш-Кук, этого не может быть. Зачем? Куда же?

– Я говорю тебе, не знаю.

– Надо, надо узнать, красавица, – сухо произнес жрец. – Время действия моих трав не вечно. Твой любимый должен получить питье в этом месяце, иначе сила трав иссякнет и возобновится лишь через долгих четыре месяца. А разве ты сможешь столько времени ждать? Ты же сгоришь, я вижу это и без твоих слов. Ищи, ищи его скорее, он не может быть далеко от Тикаля. Не навещает ли он иногда украдкой царевну? Поздним вечером, когда прислужницы, утомленные дневной работой, спят?..

– Нет, нет, – прервала его Иш-Кук; глаза ее засверкали. – Хун не прокрадется мимо меня к ней незамеченным. Этого не было, этого не будет! Клянусь тебе…

– Так его зовут Хун, – задумчиво произнес горбун. – Хорошее имя. Ищи юношу, Иш-Кук, и как только обнаружишь его, сразу приходи ко мне. Я дам тебе трав, а может быть, помогу и еще кое-чем. Но торопись с розысками. Скоро сила трав заснет, а в следующем месяце люди с именем Хун будут привлекать сердца высокорожденных, так говорит рукопись пророчеств. Торопись!

Иш-Кук, убитая зловещим намеком, молча поклонилась жрецу и ушла. Глядя вслед удалявшейся девушке, Ах-Каок улыбался, но скоро улыбка на его лице уступила место озабоченности. Он привстал со ступени, опять уселся, но через минуту решительно вскочил. Едва горбун сделал несколько шагов к дворцу верховного жреца, как перед ним неожиданно выросла какая-то фигура.

Вновь пришедший был человек очень высокого роста, и рядом с приземистым тучным горбуном он выглядел почти великаном. Однако по тому, как, начиная разговор, он склонился перед жрецом, было видно, что его сан значительно ниже его роста.

– Почтенный Ах-Каок, – начал он, – да будут благополучны твои дни! Спокойно ли твое сердце? Исполняются ли твои надежды?

– Спасибо, Абиш, – кратко ответил жрец. – Как процветают жизнь и здоровье твоего покровителя?

– Владыка Ах-Меш-Кук здоров и счастлив. Повелитель Тикаля милостив к моему господину, а что ему нужно, кроме этого? Милость великого подобна щедрым струям животворных ливней, после которых все зеленеет…

– Ты говоришь истинную правду! – поддержал собеседника жрец.

– Я много наслышан о твоих замечательных лекарствах, мудрый Ах-Каок, – продолжал Абиш. – Ты многих спас от неминуемой смерти, а излеченных тобой от различных болезней просто невозможно сосчитать. Не можешь ли ты помочь мне? В последнее время у меня часто колет в боку.

– А бывает ли у тебя при этом кашель?

– Да, особенно по утрам.

Ах-Каок задумался.

– Тебе должна помочь кость из головы ламантина, – сказал он наконец, – растертая в порошок и растворенная в воде. Если ты будешь принимать это лекарство в течение двадцати дней перед заходом солнца, то все пройдет бесследно.

– Но где же я достану такое лекарство, о мудрый Ах-Каок? – воскликнул Абиш.

– Пойдем со мной в хранилище лекарств, – сказал Ах-Каок, – и я дам тебе его.

Жрец и следовавший за ним соглядатай Ах-Меш-Кука подошли к невысокому длинному зданию, стоявшему поодаль от храма. Внутри царила полутьма, и вначале глаза Абиша видели мало. Но потом из сумрака выступили ряды деревянных полок, заставленных множеством самых разнообразных сосудов. Здесь были узкогорлые кувшины, низкие чаши, маленькие кубки и огромные, почти в половину человеческого роста, корчаги. С бревен потолка свешивались веревки, к которым были прикреплены пучки сухих трав. Необычные, то резкие, то удивительно приятные запахи доносились до проходящих мимо.