Ты умеешь хранить секреты? - Кинселла Софи - Страница 8

— Правда? — оживляюсь я. — И что там у тебя?

— Еще не закончила. — Она снова хмурится, вглядываясь в страницу.

— Значит, пятьдесят три… минус двадцать… получится… Господи боже, какой кошмар! Всего тридцать три!

— Из?..

— Из ста! Тридцать три из ста!

— О, Лиззи. Какое дерьмо!

— Знаю, — кивает Лиззи серьезно. — Я уродина. И знала это. Понимаешь, знала всю жизнь, в глубине души, но…

— Нет, — отмахиваюсь я, стараясь не смеяться. — Я имею в виду, твой журнал — дерьмо! Нельзя измерить красоту какими-то дурацкими цифрами. Да ты взгляни на себя!

У Лиззи самые большие в мире серые глаза, прекрасная чистая кожа. Абсолютно потрясающее лицо, хотя ее последняя прическа, пожалуй, слишком строга.

— Да кому ты веришь? Зеркалу или идиотской, бессмысленной журнальной статье?

— Идиотской, бессмысленной журнальной статье, — вздыхает Лиззи с таким видом, словно это совершенно очевидно.

Она, конечно, не всерьез. Но с тех пор, как Лиззи бросил Саймон, ее бойфренд, ее самооценка угрожающе снизилась. Поэтому я немного беспокоюсь за нее.

— Это и есть золотые пропорции красоты? — спрашивает наша третья соседка, Джемайма, цокая «кошачьими каблучками».[13] На ней бледно-розовые джинсы, облегающий белый топ, и выглядит она по обыкновению ухоженной и загорелой.

Теоретически Джемайма работает в галерее скульптуры, но практически постоянно пребывает в парикмахерских, массажных салонах и фитнес-центрах, ходит на свидания с банкирами, доходы которых тщательно проверяет, прежде чем сказать «да».

Но мы с Джемаймой ладим. Ну или вроде того. Беда в том, что все предложения она начинает со слов «если хочешь»: «Если хочешь получить обручальное колечко на пальчик…»; «Если хочешь адрес с кодом SW3[14]…»; «если хочешь, чтобы твои вечеринки считали лучшими в городе…».

Конечно, я не против, чтобы мои вечеринки считали лучшими в городе. Просто в данный момент это не самая основная моя забота. Кроме того, по мысли Джемаймы, быть действительно хорошей хозяйкой означает пригласить кучу богатеньких приятелей, обвешать всю квартиру шариками и гирляндами, нанять официантов и поваров и потом хвастаться, что все эти горы еды приготовлены ею собственноручно. Но самое главное — это отослать соседок (меня и Лиззи) в кино, а позже принять оскорбленный вид, если они осмелятся прокрасться обратно в полночь и сварить на кухне шоколад.

— Я тоже проделала этот тест, — сообщает Джемайма, поднимая розовую сумочку от Луи Вюиттона — подарок папочки после того, как она порвала с парнем, сходив на третье свидание. Можно подумать, у бедняжки сердце разбилось!

Заметьте, у него была яхта, так что, вполне возможно, дело действительно дошло до разбитого сердца.

— И сколько у тебя? — спрашивает Лиззи.

— Восемьдесят девять.

Джемайма опрыскивается духами, откидывает за спину длинные светлые волосы и улыбается себе в зеркале.

— Итак, Эмма, значит, это правда, что ты съезжаешься с Коннором?

Я потрясена.

— Откуда ты знаешь?

— Добрые вести не сидят на месте. Сегодня утром Эндрю позвонил Рупсу насчет крикета и все ему рассказал.

— Ты съезжаешься с Коннором? — поражается Лиззи. — Почему же я ничего не знаю?

— Я собиралась сказать, честно, собиралась. Ну разве не здорово?

— Неверный ход, Эмма, — вздыхает Джемайма, покачивая головой. — Очень неразумная тактика.

— Тактика? — Лиззи закатывает глаза. — Тактика?! Джемайма, речь идет о человеческих отношениях. Не об игре в шахматы!

— Любые отношения и есть шахматная партия, — парирует Джемайма, накладывая тушь на ресницы. — Мамочка считает, что необходимо все рассчитывать заранее. Это называется стратегическим планированием. Если делаешь неверный ход, ты в проигрыше.

— Все это чушь! — бросает Лиззи вызывающе. — Отношения — это когда у людей общие интересы и когда две родственные души находят друг друга.

— Родственные души! — иронически усмехается Джемайма. — Помни, Эмма: если хочешь получить обручальное колечко, не съезжайся с Коннором.

Она оглядывается на камин, где почетное место занимает большой снимок. На фотографии запечатлена для истории встреча Джемаймы с принцем Уильямом на благотворительной игре в поло.

— Все еще метишь в королевскую семью? — фыркает Лиззи. — Не напомнишь, на сколько лет он младше тебя?

— Не мели вздор! — рявкает Джемайма, предательски краснея. — Знаешь, иногда ты ведешь себя как дитя малое!

— Так или иначе, а мне колечко на палец ни к чему, — вставляю я.

Джемайма вскидывает идеально выщипанные брови, словно хочет сказать: «Бедная невежественная дурочка», — и закрывает сумочку.

— Кстати! — внезапно восклицает она, угрожающе щурясь. — Кто-то из вас брал мой джемпер от Джозефа?

Следует кратчайшая пауза.

— Нет, — с невинным видом отвечаю я.

— Я даже не знаю, какой он, — пожимает плечами Лиззи.

У меня не хватает духу взглянуть на нее. Уверена, что вчера вечером видела на ней этот чертов джемпер.

Голубые глаза Джемаймы, проницательные, как радарные сканеры, обегают меня и Лиззи. Похоже, она нас насквозь видит.

— У меня очень тонкие руки, — предупреждает она, — и я не хочу, чтобы рукава растянулись. Только не воображайте, будто я не замечу, потому что я вижу все! Чао!

Едва за ней закрывается дверь, мы с Лиззи переглядываемся.

— Черт, — вздыхает Лиззи, — кажется, я оставила его на работе. А, ладно, заберу в понедельник.

Она пожимает плечами и возвращается к журналу.

Честно говоря, мы обе время от времени заимствуем одежду Джемаймы. Без спроса. Но нужно сказать в оправдание, у нее так много шмоток, что она этого часто вообще не замечает. К тому же, по словам Лиззи, одно из основных прав человека заключается в том, что соседи по квартире просто обязаны меняться одеждой. Она утверждает, что это одна из статей неписаной британской конституции.

— И кроме того, — добавляет Лиззи, — она у меня в долгу за то письмо в муниципальный совет насчет ее штрафов за незаконную парковку. Знаешь, она даже спасибо не сказала! — Лиззи отвлекается от статьи о Николь Кидман. — Так что ты делаешь вечером? Пойдем в кино?

— Не могу, — вздыхаю я. — Сегодня у мамы день рождения.

— Ах да, конечно, — сочувствует она. — Удачи. Надеюсь, все пройдет классно.

Лиззи — единственный человек на свете, кто имеет хоть какое-то предстаатение о том, что меня ждет дома. Но даже она не знает всего.

4

Но, сидя в электричке, я решаю, что в этот раз все пройдет лучше. Вчера я смотрела ток-шоу Синди Блейн о воссоединении давно разлученных матерей и дочерей, и это было так трогательно, что я плакала навзрыд. В конце Синди прочла мораль насчет того, что многие относятся к родным как к чему-то само собой разумеющемуся, а ведь родители дали нам жизнь и нам следует ими дорожить. И меня вдруг начинает мучить совесть.

Итак, список моих благих намерений на сегодня.

Я не буду:

разрешать своей семье мотать мне нервы;

завидовать Керри или позволять Неву доводить меня;

смотреть на часы, гадая, когда можно будет благополучно уйти.

Я постараюсь:

оставаться безмятежной, любящей, доброй и помнить, что все мы священные звенья в вечном круге жизни,

(Это я тоже взяла у Синди Блейн.)

Раньше ма и па жили в Туикнеме,[15] где выросла и я. Но теперь перебрались из Лондона в деревушку в Гэмпшире.

Я приезжаю к ним в начале первого и застаю маму в кухне с моей кузиной Керри. Кузина и ее муж Нев тоже переехали в деревню, примерно в пяти минутах езды от ма и па, так что теперь они постоянно встречаются.

Когда вижу эту парочку, сердце знакомо сжимается. Обе орудуют у плиты и выглядят скорее как мать с дочерью, чем тетка с племянницей. У обеих мелированные волосы, хотя у Керри «перышек» больше. На обеих яркие топы, обтягивающие грудь, и обе смеются. Я замечаю полупустую бутылку белого вина на разделочном столе.