Принц полуночи - Кинсейл Лаура - Страница 32

— Какого цвета? — спросил продавец, тут же переключаясь на английский. Он выдвинул ящик и вытащил целую радугу атласных лент. — Я не представляю, как можно продать такой медальон дешевле сотни. Серебро, понимаете? Regardez [53]… какого цвета ее глаза, мсье?

С.Т. улыбнулся.

— Южное море. Небо на закате. Пятьдесят пять, mon ami [54]. Я влюблен, но беден.

Продавец развел руками, держа ленточки всех оттенков сапфира.

— Ах, любовь! Я понимаю. Девяносто, и я даю вам ленточку в подарок.

С.Т. покусал губы. У него оставалось сто двадцать ливров — пять английских гиней, включая сюда и деньги, вырученный за слепую кобылу. Но нужно было еще платить за постой, а потом за то, чтобы пересечь Ла-Манш, — для этого необходимо было подкупить кое-кого из контрабандистов, — чтобы они молчали.

— Восемьдесят пять, месье, — предложил продавец. — Восемьдесят пять, ленточку всех цветов — под все ее красивые платья.

Уголки губ С.Т. уныло опустились. Он и одно красивое платье не удостоился увидеть за столько недель путешествия с Ли Страхан по Франции. Он нехотя покачал головой.

— Я не могу этого позволить. Дайте мне только бритву.

— Шестьдесят, милорд, — быстро сказал продавец. — Шестьдесят за медальон, бритву и сапфировую ленточку. Беспошлинно. Дюнкерк — свободный порт. Большего я не могу для вас сделать.

С.Т. снова выглянул наружу. Он побарабанил пальцами по прилавку:

— La peste [55], — он вздохнул. — Даже не знаю. Ладно, давайте.

— Ее голубые глаза — они будут сиять, как звезды, месье. Я вам обещаю.

— Certainement [56], — сухо сказал С.Т. Он заплатил, взял расписку об освобождении от французских налогов, затолкал сверток в жилетный карман и вышел. Некоторое время он стоял и смотрел на воду, на лодки, сонно покачивающиеся перед красиво раскрашенными лавками и домами с арками на фронтонах, во французском стиле. Непостоянство северной погоды заставило его призадуматься. В памяти всплыло то, как плохо он себя чувствовал, пересекая пролив в предыдущий раз. Он вернулся в лавку и спросил, где найти аптекаря.

Ли встретила его через четверть часа, когда он выходил из лавки фармацевта. Он просто не мог понять, почему на улице не останавливаются прохожие и не смотрят на нее, раскрыв рты от удивления: ведь было совершенно очевидно, что это красивая молодая женщина, переодетая в мужской костюм. Волосы ее были зачесаны назад, забраны в косичку и припудрены, и это только усиливало нежную синеву ее глаз. Она шла так грациозно, как едва ли удавалось бы какому-нибудь шестнадцатилетнему юнцу. Она просила дать ей его шпагу, но он не разрешил. Пользоваться ею она не умела, а он не хотел подвергать ее риску, делая легкой мишенью для нападения других.

Ли посмотрела на бумажный сверток в его руке.

— Что вы купили? — спросила она своим неестественным якобы мужским голосом.

У нее было какое-то умение заставлять его сразу оправдываться.

— Сушеные фиги. — Он стал возиться с кольцом на портупее — безо всякой необходимости поправлять его.

— А, фиги. — Она пожала плечами, а потом даже наградила его слабой улыбкой. — Я боялась, что вы купите какое-нибудь лекарство у этого шарлатана.

С.Т. нахмурился.

— Шарлатана?

— Я заходила к нему, у меня почти кончился сушеный можжевельник. У него на наперстянке было написано «магнезия», а его подорожник заплесневел. Такие, как он, могут дать больному, вместо обычного, ядовитый паслен… А фрукты мне показались у него вполне съедобными. Можно попробовать?

С.Т. пару раз подбросил пакет в руке.

— Видите ли, это не совсем… фиги… совсем не фиги. — Прищурившись, он посмотрел на нее. — Вы уверены, что он шарлатан?

— Вы все-таки купили лекарства, да?

— А вы купили юбку? — парировал он.

— Это к делу не относится. Что там у вас? Я не желаю, чтобы вы принимали лекарства, купленные здесь. Это небезопасно.

— Осторожно, Солнышко. А то я могу подумать, что тебе не все равно, как я себя чувствую.

Она презрительно фыркнула.

— Я бы ломовой лошади не дала за его снадобья.

— А, спасибо. А то у меня голова от восторга пошла кругом. — Он повернулся и пошел по улице к набережной. Ли не отставала от него.

— Зачем вам лекарства? Вам нужно было спросить меня.

— Где ваша новая одежда? Что-то я не вижу свертков. Ни платьев, ни шляп, ни шалей. Эта проклятая куртка уже протерлась до дыр, вы не находите?

Она насупилась, не отвечая. Он понимал, что ей хочется отругать его за то, что он говорит о женской одежде на улице, но не решилась. На улицах Дюнкерка вполне можно было встретить людей, знающих английский, и поэтому говорить о чем-то секретном по-английски здесь было нельзя, в отличие от крошечных деревушек Франции.

С.Т. оставил ее кипеть от возмущения. Он помахал рукой телеге молочника и дал крестьянину су, чтобы тот их вывез из города вместе с пустыми молочными флягами. Поездка прошла в каменном молчании, за исключением пересечения таможенной заставы на выезде из города, где он предъявил квитанцию и вполголоса поговорил со стражником. С.Т. не очень-то стал бы возражать и против обыска, ведь тогда Ли пришлось бы признаться, что она женщина, но этого с ними не случилось.

В миле от Дюнкерка на дороге, ведущей вдоль берега, там, где белый песок сдувало с дюн и разносило бледным веером по обеим сторонам пути, он соскользнул с телеги. Ли тоже спрыгнула и пошла за ним. Ни крестьянин, ни его бык ничего не заметили и продолжали медленно двигаться дальше.

Залаяла собака, когда они подошли по плотине к аккуратным домикам, расположенным чуть в стороне от дороги. Через мгновение навстречу им вылетел маленький мальчик в мешковатых штанах и длинных полосатых чулках.

— Волк проснулся, месье! — Мальчик, пританцовывая, бежал перед ними спиной вперед, быстро говоря по-французски. — Он ждет вас! Мама дала мне для него баранью кость, но я не просовывал руку через решетку, месье, честное слово! Вы его выпустите побегать? Вы позволите мне его погладить? Мне кажется, я ему нравлюсь, правда?

С.Т. почесал подбородок, притворяясь, что серьезно обдумывает ответ.

— Он лизнул тебя в лицо? Вот видишь. Он бы не лизнул тебя в лицо, если бы ты ему не понравился.

Ребенок залился радостным смехом. Потом кинул смущенный взгляд на Ли.

— Но ведь он не лижет в лицо месье Ли.

С.Т. нагнулся и сказал громким шепотом:

— Это потому, что месье Ли беспрерывно хохочет. Смеется без умолку. Ты разве не заметил?

Он взглянул на ее хмурое лицо при этих словах, но не мог быть уверен, что Ли поняла сказанное по-французски. Мальчишка засунул палец в рот и расхохотался. Он посмотрел на нее широко раскрытыми глазами и взял С.Т. за руку.

— Я думаю, месье Ли злой, как волк, — простодушное признался он. Потом он опять повеселел. — Мама говорит, что отец оставил вам важное сообщение. Он пришлет за вами лодку, когда прилив будет высоким, поэтому вы должны ждать co всеми вещами в бухте, за последней плотиной, — я должен вам показать.

— А когда прилив?

— Сегодня, как стемнеет. Мама говорит, она напомнит вам, когда идти. Она говорит, вы должны сначала поесть. Она готовит жаркое из свиных ушей и баранины. Специально для вас. А еще она завернула вам окорок и испекла булочки с изюмом в дорогу. Вы думаете, волку понравятся булочки с изюмом?

— Ему гораздо больше понравится великолепная колбаса, которую делает твоя мать.

— Я скажу ей, — воскликнул мальчик и побежал впереди них к дому.

— Я не сомневаюсь, что вы найдете целый фунт колбасы, завернутой в брюггские кружева, на вашей подушке, — пробормотала Ли по-английски.

— Ревнуете? — он улыбнулся. — Она премиленькая женщина, правда?

— Мне только неприятно, что пока ее бедный доверчивый муж занимается своим ремеслом, у него здесь рога отрастают.