Мой милый друг - Кинсейл Лаура - Страница 4

Если бы ты была моей, милая Фолли, я бы ни за что тебя не покинул, не оставил ни на секунду – даже ради цветов, ради всех сокровищ мира.

Роберт».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

9 мая 1806 г.

«Дорогой кузен Роберт!

Мой супруг и Ваш кузен Чарлз Гамильтон скоропостижно скончался от сердечного приступа 6 мая. Он был в гостях у своих друзей в Суррее. Мне сообщили, что кончина его была быстрой и легкой.

Миссис Чарлз Гамильтон».

«Бридженд-Хаус,

Херефордшир

17 мая 1807 г.

Дорогой Роберт!

Я долгое время не получала от Вас никаких известий. Возможно, Ваше письмо затерялось по дороге. У нас все как обычно. Вам, должно быть, известно, что Ваш отец назначен опекуном Мелинды по завещанию мистера Гамильтона. Поначалу я беспокоилась, что переписка с Индией существенно все осложнит, но у мистера Хокриджа и мистера Джеймса, похоже, имеются все необходимые бумаги, чтобы действовать от его имени. Мистер Гамильтон оставил нам с падчерицей достаточно денег, у Мелинды теперь богатое приданое. Она стала такой красавицей, что у меня нет оснований беспокоиться за ее будущее. После смерти отца она вернулась из пансиона домой, и я с радостью могу сообщить, что мы стали друзьями.

Сегодня утром я наблюдала за стадом на водопое и думала о Вас, мой милый рыцарь. Надеюсь в скором времени получить от Вас письмо. Если же Вы не ответите мне, я могу совершить опрометчивый поступок – к примеру, отправиться в Дели, чтобы своими глазами увидеть Вашу слониху.

Ваша Фолли».

«Ред-Форт, Шайханабад, Дели

10 октября 1807 г.

Дорогая, милая моя Фолли!

Прости меня. Ты не получала моего письма, потому что я тебе не писал. Я женат. И все это время был женат. Фолли… Прости меня. Тебе нельзя сюда приезжать.

Роберт».

Глава 1

Херефордшир

1812 год

– Он же просто позор для всей страны! – воскликнула миссис Кауч. – Позор и бесчестье!

Фоли, задумчиво глядя в окно, за которым облетала цветущая яблоня, решила было, что речь идет о юном джентльмене, на которого негодующе воззрилась миссис Кауч. Фоли тщетно пыталась подыскать подходящий ответ – конечно, мастер Джордж Кауч далеко не подарок, но соглашаться в этом с его рассерженной мамашей несколько рискованно. Миссис Кауч – дама со вспыльчивым характером.

Джордж, ничуть не испугавшись материнского гнева, повернулся к Фоли и доверительно сообщил:

– Да, мэм, и моча у него багрового цвета.

– Джордж! – выдохнула миссис Кауч, наливаясь тем же цветом. – Не смей так… О!

Фоли наконец поняла, что речь идет о сумасшедшем короле Георге, а не о тезке его величества, который успел перемазаться кремом.

– Об этом не говорят в гостиных, Джордж, – заметила она, бросив на мальчика суровый взгляд. – Мы сейчас лишимся чувств.

– А я все равно буду говорить! Мне так нравится! – заявил Джордж.

– Да, и маме тоже нравится, так что не потакай ей! – сказала Мелинда, тряхнув золотистыми кудрями.

– Я думал, миссис Гамильтон будет интересно, – добавил Джордж. – Она же всегда спрашивает про это…

– Джордж! – прикрикнула на него миссис Кауч.

Фоли улыбнулась:

– Позже расскажешь мне, Джордж, вот только отойдем с тобой за мусорную кучу.

– Мама! – воскликнула Мелинда тем же тоном, которым миссис Кауч пыталась приструнить сына.

Фоли в ответ лукаво усмехнулась. Мелинда, в свои восемнадцать превратившаяся в хорошенькую девицу, целых десять секунд удерживала на очаровательном личике неодобрительную гримаску. Затем ее правильный греческий носик сморщился, и она затряслась от беззвучного смеха.

К счастью, миссис Кауч, на которую они возлагали большие надежды касательно первого сезона Мелинды, кажется, не заметила отклонений от этикета.

– Я говорила про принца-регента, Джордж, – строго сказала миссис Кауч и понизила голос до драматического шепота: – Если он спятит, как и его отец, просто ума не приложу, что нам тогда делать!

– Во-первых, – принялась вслух размышлять Фоли, – если его посадят под замок как буйнопомешанного, надо будет позаботиться о том, чтобы Дамский комитет по-прежнему возглавлял благотворительный церковный базар. У принца, наверное, столько милых безделушек, что после продажи хотя бы одного из его поместий мы выручим достаточно денег и сможем заново отстроить колокольню.

Мелинда проигнорировала неуважительное высказывание по отношению к принцу-регенту.

– В газетах пишут, что он всего лишь вывихнул лодыжку, – сказала она. – И теперь лежит в постели.

Миссис Кауч возразила, что именно это и доказывает, что регент тронулся умом, поскольку ни один здравомыслящий человек его комплекции не сможет станцевать шотландскую удалую без ущерба для здоровья. Фоли выглянула в окно и увидела почтальона, который обходил двери домов вдоль главной деревенской улицы. Весенний ветер оттопырил его воротник и развевал шарф. Она никак не ожидала, что он остановится у двери ее дома. И когда все же остановился, она удивленно вскинула брови и встала с кресла.

– Где же Салли с кипятком для чая? Извините, я пойду ее поищу.

Прикрыв за собой дверь гостиной и поймав изумленный взгляд Мелинды, она сбежала вниз по лестнице как раз в тот момент, когда горничная уже прощалась с почтальоном на пороге. В руке Салли держала два письма – тоненький конверт и объемный пакет.

Кухарка, выглянувшая из кухни, смерила Фоли суровым взглядом.

– В ваши лета, мэм, неприлично так быстро бегать по ступенькам!

Фоли показала ей язык.

– Это потому, что мне сегодня исполнилось тридцать! И я отказалась от тортов и чаепития, чтобы вы не смогли упрекнуть меня за излишнюю склонность к сладостям, которые так вредят вдовьему желудку!

– Должно быть, поздравительное письмо, мэм, – сказала Салли, протягивая ей почту.

– Должно быть! От наших поверенных! – Фоли насмешливо прищурилась, рассматривая конверт. – Мистер Хокридж и мистер Джеймс всегда так внимательны.

Взглянув на адрес, она нахмурилась, потом вдруг побледнела, сунула письмо в карман, оперлась дрожащей рукой о перила и бросилась вверх по ступенькам. Задержавшись на площадке, она прошептала:

– Умоляю, Салли, скажи миссис Кауч, что у меня жутко разболелась голова и я должна лечь в постель!

Четыре года и три месяца прошло с тех пор, как она в последний раз получала письмо с голубой печатью. Знакомый почерк: «Миссис Чарлз Гамильтон». Характерный завиток у «Ф» в обращении «Дорогая моя Фолли». Она присела за письменный стол у окна, из которого открывался вид на садик с красными тюльпанами и распускающейся листвой деревьев, и развернула письмо. «Дорогая моя Фолли».

Несколько мгновений она смотрела на свое имя. Глаза почему-то заволокло слезами. Она шмыгнула носом и часто заморгала, переведя взгляд на тюльпаны.

– Право же, мэм, – пробормотала она себе под нос, тщетно пытаясь приободриться.

Ностальгия. Память перенесла ее в прошлое. Четыре года назад она наконец-то сняла траур по Чарлзу. Милый, добрый, надежный Чарлз умер слишком рано – в шестьдесят один год. В течение пяти лет, предшествовавших этому печальному событию, она, тогда еще замужняя дама, счастливо улыбалась, получая конверты со знакомым почерком, и с замирающим сердцем бежала вверх по лестнице в свою комнату к письменному столу. Вот как сейчас.

«Дорогая моя Фолли!

Слишком долго Вам пришлось ждать меня, сидя на листе кувшинки посреди заколдованного озера. Простите ли Вы меня, принцесса? Меня отвлек дракон – маленький такой дракончик, – но из-за него мне пришлось отправиться в знойную пустыню (Вы же знаете, в Индии полно таких неизведанных мест), а по дороге я заблудился. По правде сказать, я почти ничего не помню об этом путешествии (у меня напрочь отсутствует способность твердо следовать выбранному пути, что для странствующего рыцаря не так уж и плохо), но в конце концов я каким-то образом очутился в Англии. Тут наверняка не обошлось без волшебной двери или ключика. Как бы то ни было, я сейчас нахожусь в Солинджере, а Вам вместе с мисс Мелиндой приказываю направиться сюда же. Немедленно. После смерти отца я являюсь опекуном мисс Мелинды, как Вам, должно быть, известно. Поэтому вправе распоряжаться и приказывать, что я и делаю.