Госпожа моего сердца - Кинсейл Лаура - Страница 22

Рук отвернулся. Он устремил свой взгляд в густой туман в ту сторону, где находилось море. Он почувствовал злость. И одиночество. Это чувство не было таким уж новым для него, он прошел с ним половину всей своей жизни. Но еще никогда оно не было таким острым и смешанным с завистью.

Он чувствовал отвращение. Он скорее бы подставил свою грудь под копье, чем согласился жить такой жизнью, которую вел Аллегрето. Не мягкому теплому месту рядом с Мелантой завидовал он сейчас, не физическое обладание ею было его мечтой. То, о чем он мечтал – это спокойное пробуждение рядом с родным человеком, доверчиво улыбавшимся ему.

Ему захотелось, чтобы с ним снова была его жена.

Целых тринадцать лет он верил в то, что Бог забрал у него его Изабеллу для важных дел и в связи с серьезными причинами. Иногда ему вдруг хотелось, чтобы Бог забрал ее по-настоящему, и тогда он смог бы жениться снова. Его тело охватывало желание, а душа стремилась к такой женщине, как принцесса Меланта. И это было очень плохо – тогда ему хотелось не разделить яблоко, а поцеловать женские губы, хотелось устремиться в Юлоу к обещанной там постели.

Все это время его поддерживал образ той госпожи, служить которой он поклялся. Но теперь его больше не было. И когда он попробовал было заменить тот образ его сеньоры с соколом на плече на образ Изабеллы, он вдруг почувствовал страшный гнев. Гнев на Изабеллу, гнев на архиепископа, который позволил ей покинуть его, на самого Бога. Почему же, почему он должен жить без жены?

Он был обыкновенным мужчиной, который должен не страдать в огне желаний, а жениться, иметь сыновей и дочерей, очаг, жену, ожидающую его возвращения.

Теперь ему оставалось только возвыситься… или пасть. Мысль об этом раньше не приходила в его голову. Перед глазами возникли шатер, меха внутри, и он почувствовал, как дикий огонь жжет грудь.

Меланта почувствовала, что все свершится сегодня. В крайнем случае, завтра. Она ждала, когда проснется Аллегрето. Впрочем, может быть, он уже проснулся. Он ведь спит точно так же, как она сама – на грани между сном и бодрствованием, ощущая каждое ее движение, как ощущала она каждое движение Аллегрето. Они пришли к такому соглашению – спать рядом – чтобы каждое движение любого сразу же ощущалось другим. Теперь он становился все подозрительнее, и она чувствовала это по тому, как он все сильнее прижимал ее к себе.

Каре Меланта сказала, что ее путешествие должно завершиться в монастыре, но это не должно было стать известным Аллегрето, которому она сообщила, что направляется в своей замок в Боулэнде, и что это надо было скрывать от Кары. Меланта надеялась найти возможность избавиться от обоих. Они не знали этой страны, они не знали ее языка и не могли общаться с ее охранниками – англичанами. Она приложила все силы, чтобы они были подальше и от ее рыцаря. Она выбирала такой путь, который должен был сбить со следа любого преследователя. Она избегала города, чтобы не оставить там следа своего пребывания, кружа и поворачивая, и всегда оставаясь в безлюдной местности.

Она специально возбудила страхи Аллегрето перед чумой. Аллегрето, который первый раз убил уже в возрасте двенадцати лет, рыдал у нее в ногах, умоляя уберечь от чумы.

Так ей казалось. Иногда, впрочем, она задавалась вопросом, а не задумано ли все это специально, не придуманы ли эти его страхи и боязнь. Тогда это означало бы, что он и его отец все время переигрывают ее, что они на шаг впереди ее в своих интригах. Джиан Навона ведь тоже вынашивал свои планы на нее и ее наследство.

Казавшаяся ей надежным убежищем земля Боулэнда была уже совсем близко. Она бросила почти всю свою свиту в Лондоне. Они этого явно не ожидали, так как привыкли к ее постоянному стремлению к пышности и величию. Конечно, она не могла совсем отделаться от ее итальянской свиты, не вызвав этим подозрений. Но она так организовала их отъезд, назначила такого глупого и неумелого руководителя, что можно было быть уверенной, что раньше ее они в Боулэнд не попадут. Если вообще только попадут туда когда-нибудь.

Оставался только Аллегрето. И Кара. Кара, с невинным взглядом ее ласковых глаз, которая спала в шатре вместе с Мелантой, которая приносила ей ее пищу, которая никак не желала оставаться в Лондоне без своей госпожи, которая была так привязана к своей госпоже. Это-то горячее желание служить Меланте и подтверждали подозрения, появившиеся у Меланты. Значит Аллегрето был прав, семья Риаты склонила ее на свою сторону.

Впрочем, не важно. Она собирается отделаться и от Кары, и от Аллегрето. Освободиться от всего, что ее связывает с Риатой, Навоной и Монтеверде. Внутри замка в Боулэнде, за его толстыми стенами, ни один иностранец не останется незамеченным, ни один итальянский убийца не проскользнет за ворота. Надо только прибыть первой до того, как туда попадут враги, и жить в своей крепости, окруженной верными англичанами.

Вернулась Кара. Меланта сделала вид, что пробуждается, поворачиваясь и потягиваясь. Она села, и Аллегрето слегка вздрогнул и, моментально проснулся. Как кот. Он откатился, выглянул наружу и огорченно что-то пробормотал, увидев какая, погода. Затем, схватив свое противочумное яблоко и плотно прижимая его к носу, он вышел наружу сам.

– Доброе утро, моя госпожа, – мило произнесла Кара, встав на колени перед низким сундуком и раскладывая на нем одежду Меланты. – Горбун принес свежих – съедобных ракушек от отшельника. – Она указала на большое блюдо, где они лежали уже открытыми и помытыми. – Не откушаете ли вы их, пока они еще совсем свежие и сладкие.

– Подай их сюда, – сказала Меланта. – В такую погоду не очень-то хочется вставать. Где моя вода? Еще не согрета? Немедленно иди и принеси.

Кара поклонилась и бросилась из шатра. Меланта внимательно смотрела ракушки.

Как орудие Риаты, сладкоголосая служанка представляла куда большую опасность жизни Меланты, чем Аллегрето. Кара могла очень многое скрывать за завесой своих милых речей, например, наблюдательность и острый ум. Вчера она тихо поинтересовалась, позволят ли ей остаться со своей госпожой в английском монастыре. Меланта ответила что-то. Но ведь, на самом деле, не должна ли была Кара проявить большее любопытство и спросить, где находится этот монастырь и как он называется? И за все время их путешествия она ничего не узнавала.

Меланта продолжала разглядывать ракушки. Затем она схватила мешочек, который отложила Кара, и высыпала туда все угощение. Затем, отвернув шелковый пол палатки, она зарыла мешочек в песок, и, услышав шаги возвращающегося Аллегрето, задернула материю на место и поспешно разгладила ее.

Она не потрудилась рассказать ему о своих подозрениях насчет еды. Ей так надоели его злобные обвинения против Кары. К тому же, меньше всего ей хотелось сейчас проснуться и обнаружить, что ее фрейлина отравлена или зарезана во сне. Аллегрето, по крайней мере, не стремился к смерти Меланты. Напротив, она нужна была ему живой для своего отца. И он будет защищать ее любой ценой – кроме своей собственной жизни. Чужой же жизни он не пощадит.

Постой-ка, интересно, почему же он до сих пор не убил Кару?

Когда они переправились через реку вброд, Рук расположил Аллегрето рядом с собой и, взяв уздечку его лошади, вел ее около своего коня. Туман по-прежнему был весьма густым, а продвигались они сейчас по зыбучим пескам. Поэтому Рук построил свой отряд в одну линию. Сразу за ослом, на котором ехал проводник-отшельник, шли лошади, несшие на себе паланкин Меланты. Каждый член его отряда получил строжайшее указание: ни в коем случае не терять из вида всадника впереди себя и стараться следовать, не отклоняясь, по его следам. При любой неожиданности или потере из вида предыдущего всадника всем было велено поднимать тревогу.

Рук и Аллегрето замыкали колонну. Скорость передвижения была так мала, что боевой конь Рука, привыкший к более быстрым походам, несколько раз проявлял свое недовольство, что выражалось, в частности, в том, что он прыгал через потоки воды, когда они пересекали реку, вместо того, чтобы переходить их вброд. Юноша уже начал жаловаться на мозоли, которые он натер себе от езды. Он постоянно прижимал ко рту и носу какие-то снадобья, ароматизированные вещества, собранные в мешочки. Время от времени сдавленным голосом он спрашивал у Рука об опасности чумы в данной местности и разрывался между желанием ехать как можно ближе к проводнику, чтобы не утонуть в песках, и держаться как можно дальше от него, чтобы не заразиться чумой. Когда под копытами коня Рука захрустели ракушки, а издалека донесся шум прилива, он понял, что они вышли из песков на твердый берег.