Талисман - Страуб Питер - Страница 3

Но сегодня Джеку вдруг стало неуютно — он опять почувствовал себя управляемым существом, объектом чьих-то экспериментов: как будто неведомая сила забросила его с матерью на этот пустынный берег.

ОНИ хотят, чтобы он был здесь. Кто — ОНИ?

Или он сходит с ума? Внутренним зрением Джек увидел сумасшедшего старика, шепчущего что-то и разбрасывающего по тротуару чистые кредитные карточки.

В небе парила чайка. Джек дал себе слово, что поговорит со Смотрителем о своих ощущениях. Джек был уверен, что тот не высмеет его. Они уже стали друзьями, и Джек понимал, что может рассказать старому сторожу почти все.

Но он ещё не был готов. Это напоминало безумие, и он сам ещё не во всем разобрался. Джек, пересиливая себя, повернулся спиной к Стране Чудес и побрёл по берегу к гостинице.

2. ВОРОНКА ОТКРЫВАЕТСЯ

Джек Сойер не поумнел и на следующий день. Прошлой ночью ему приснился самый странный сон в его жизни. В этом сне кошмарное создание — полуразложившийся, кривой на один глаз карликовый монстр пришёл за его матерью. «Твоя мамочка почти мертва, Джек, хочешь помолиться за упокой её души?» — проквакало существо, и Джек знал — такое знание приходит только во сне, — что монстр радиоактивен, его прикосновение смертельно. Проснулся мальчик в холодном поту от собственного крика. Шум прибоя помог ему прийти в себя, но он ещё долго не мог уснуть.

Джек собирался рассказать этот сон матери; но Лили пребывала в дурном неразговорчивом настроении, прячась за клубами сигаретного дыма. Только после того, как мальчик по её просьбе принёс ей кофе, Лили слегка улыбнулась ему.

— А не поужинать ли нам вместе?

— Даже так?

— Даже так. Но только не полуфабрикаты. Я удрала из Лос-Анджелеса в Нью-Хэмпшир не для того, чтобы отравиться сосисками.

— Давай сходим в одно из кафе на Хэмптон-Бич, — предложил Джек.

— Договорились. Теперь иди играть.

«Иди играть», — с необычной для себя злостью подумал Джек. — «Ты так спокойно меня прогоняешь, мамочки! Иди играть! С кем? Мама, почему ты здесь? Почему мы здесь? Ты очень больна? Почему не хочешь говорить со мной о дяде Томми? Что случилось с дядей Морганом? Что?!»

Вопросы, вопросы… Нет ничего хуже вопросов, на которые никто не может ответить.

Кроме Смотрителя.

Вот смешно: ну как может один чернокожий старикан, которого Джек только что встретил, разрешить все его проблемы?

Он брёл по мрачному пустынному берегу и думал о Смотрителе Территорий.

«Это как конец света, верно?» — снова вспомнил Джек.

Морские чайки парили над волнами. По календарю было ещё лето, но в Аркадия-Бич оно заканчивалось в День Труда. Тишина была тяжёлой, как и воздух.

Джек взглянул на свои тапочки и увидел на них пятна мазута. «Грязный пляж», — подумал он. — «Всюду грязь». Он не знал, где измазался, и чуть отодвинулся от кромки воды.

Плакали в небе птицы. Одна из них вскрикнула особенно громко, и сразу после этого Джек услыхал квакающий, почти металлический звук. Он остановился и увидел, что звук издаёт незакреплённая лестница, ведущая на смотровую площадку на скале. Наконец крепления оторвались и лестница рухнула на ровный, утрамбованный песок, расколов надвое ничего не подозревавшего гигантского морского моллюска. Джек увидел его внутренности, — гору сырого мяса, бьющуюся в судорогах… или же это была игра воображения?

«Не хочу этого видеть».

Но до того, как он смог отвернуться, жёлтый, цепкий клюв чайки схватил мясо и поглотил его. У Джека засосало под ложечкой. Мысленно он услышал, как рвётся живая плоть, подобно вскрику от боли.

Он вновь попытался отвернуться от вздымаемых порывами ветра волн — и не смог. Чайка подавилась и выплюнула остатки грязно-розового мяса, затем вновь заглотнула его, и через секунду под пристальным взглядом её чёрных глаз Джек постиг ужасную правду: умирают отцы, умирают матери, умирают дяди, даже если они окончили Йельский университет и в своих трехсот долларовых костюмах выглядели такими же непоколебимыми, как стены банка. Возможно, дети тоже умирают… и в этом, наверное, ужасная правда жизни.

— Эй, — произнёс Джек, не замечая, что произносит вслух свои мысли. — Эй, дайте мне передохнуть!..

Чайка застыла на мгновение, буравя его глазами, но тут же возобновила свои ужасные игры с останками моллюска. «Что-нибудь хочешь, Джек? Судороги ещё не прекратились! Боже мой, невозможно поверить, что это смерть!»

Мощный жёлтый клюв вновь и вновь заглатывал и выплёвывал кусок мяса.

Кыш-ш-ш-ш — огрызнулась птица и взмыла в серое сентябрьское небо. Мальчику вновь показалось, что она смотрит на него, как оглядывают комнату, только войдя в неё — без всякой цели. А глаза… он знал эти глаза.

Внезапно ему захотелось увидеть глаза матери — её темно-синие глаза. Он не помнил, когда ещё с таким нетерпением хотел увидеть её — с тех пор, как был очень маленьким. Баю-бай, запело у него в голове голосом матери, и этим «что-то» был голос ветра. «Баю-бай, засыпай. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Твой папаша бросил нас, он уехал слушать джаз!» Чёртов джаз! Укачивая Джека, мать курила одну сигарету за другой, не отрывая глаз от сценария — голубые страницы, он помнил это её выражение: голубые страницы.

«Баю-бай, Джекки, все кругом спят! Я люблю тебя, Джекки. Ш-ш-ис… спи. Баюшки-баю.

На него смотрела чайка».

Внезапно Джека охватил ужас, сдавив горло железным обручем: он увидел, что чайка действительно смотрит на него. Эти чёрные глаза (чьи они?) рассматривали его. И он знал этот взгляд.

Кусок сырого мяса все ещё торчал из клюва, но чайка тут же окончательно проглотила его.

Джек повернулся и побежал, запрокинув голову и глотая горячие солёные слезы. Тапочки увязали в песке, и его единственным желанием было убежать как можно дальше от пристального взгляда, весь день преследующего его. Двенадцатилетний одинокий Джек Сойер мчался к гостинице, забыв о Смотрителе, слезы и ветер заглушали его крик, а он все пытался кричать: нет, нет, нет!

Джек остановился на пригорке и перевёл дыхание. Разгорячённый и потный, он присел на скамейку, предназначенную для пришедших сюда стариков, и убрал волосы со лба. «Возьми себя в руки. Капитан не должен покидать свой корабль».

Мальчик улыбнулся и действительно по чувствовал себя лучше. Отсюда, с пятидесяти-футовой высоты, все выглядело иначе. Возможно, виноват был барометр, показывающий перепад давления или ещё что-либо в этом роде. То, что случилось с дядей Томми, — ужасно, но с этим можно смириться. Так говорила и мама. Дядя Морган в этот раз появился со своим известием несколько поздно, но вообще-то дядя Морган всегда приносит вред.

А мама… Она, конечно, самое главное!

С ней ничего не должно случиться, — думал Джек, сидя на скамейке и вытряхивая из тапочек песок. С ней не должно ничего произойти, хотя, конечно, это возможно. Прежде всего, никто не возьмётся утверждать, что она больна раком. Верно? Конечно. Если бы она была больна, то не взяла бы его сюда. Скорей всего, они поехали бы в Швейцарию, где она принимала бы лечебные ванны или что-нибудь в этом роде. Именно так она и поступила бы. Так, может быть…

Низкий, безлико-шепчущий звук проник в его сознание. Он осмотрелся и глаза его полезли на лоб. Песок возле его левого тапочка начал шевелиться. Маленькие белые песчинки завертелись, образуя круг диаметром с палец. В центре этого круга песок внезапно опустился, образовав ямку шириной около двух дюймов. Края ямки находились в непрестанном движении — по кругу, по кругу, так что зарябило в глазах.

«Так не бывает», внушал себе Джек, а сердце, казалось, сейчас выскочит из его груди. Участилось дыхание. «Так не бывает, это мираж, или краб, или…»

Но ни краб, ни мираж тут ни при чем — это было ясно, как Божий день.