Талисман - Страуб Питер - Страница 1

Стивен Кинг, Питер Страуб

Талисман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЖЕК НАЧИНАЕТ ПОНИМАТЬ

1. ГОСТИНИЦА И САДЫ АЛЬГАМБРЫ

15 сентября 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял у самой кромки воды, засунув руки в карманы джинсов, и глядел на спокойную поверхность Атлантического океана. Он был высоковат для своих двенадцати лет. Морской ветерок отбрасывал с высокого лба каштановые волосы. Джек стоял, обуреваемый тяжёлым чувством, которое не покидало его все последние три месяца — с того самого момента, когда его мать заперла двери в Лос-Анджелесе и, завертевшись в водовороте мебели, чеков и агентов по найму жилья, сняла квартиру в районе Западного Центрального парка. Оттуда они перебрались в тихое курортное местечко на пустынном побережье Нью-Хэмпшира. Порядок и размеренность полностью исчезли из жизни Джека, сделав её такой же непредсказуемой, как простиравшаяся перед мальчиком поверхность океана. Мать тащила Джека за собой по жизни, перебрасывая с места на место; что же влекло её?

Она все время куда-то спешила.

Джек оглянулся, окинув взглядом пустынный пляж. Слева простиралась Аркадия — Страна Чудес, восхитительный парк, который шумел от Дня Памяти до Дня Труда. Сейчас он стоял безлюдный и тихий, как бы отдыхая перед сражением. Грязный берег странно гармонировал с невыразительным, нависающим небом, металлические опоры напоминали угольные шахты. Там внизу жил Смотритель Территорий, но мальчик не думал сейчас о нем. Справа виднелась гостиница и сады Альгамбры, и именно туда настоящий момент переносился наш герой. В день приезда Джеку на мгновение почудилось, что он видит радугу над унылыми крышами — доброе предзнаменование, обещание перемен к лучшему. Но радуги на самом деле, увы, не было. Только флюгер крутился вправо-влево, влево-вправо, повинуясь переменчивому ветру…

Он выскочил из взятой напрокат машины, не обращая внимания на невысказанную просьбу матери сделать что-нибудь с багажом, и огляделся. Над облезлым петухом, украшавшем флюгер, нависло пустое небо.

— Открой багажник и достань сумки, сынок, — позвала его мать. — Одна опустившаяся старая актриса хочет передохнуть и немного выпить.

— Неразбавленного мартини, — буркнул Джек.

— Ты должен был ответить: «Ты совсем не так стара», — отозвалась она, откинувшись на сиденье машины.

— Ты совсем не так стара.

Она взглянула на него — взглядом старой, «иди-ты-к-черту» Лили Кэвэней (Сойер), королевы сцены двух сезонов — и выпрямилась.

— Здесь должно быть хорошо, Джекки, — сказала она. — Здесь все должно быть хорошо. Это хорошее место.

Ветер заметался над крышей гостиницы, и на секунду Джеком овладело тревожное чувство, что флюгер сейчас улетит.

— Мы избавимся на время от телефонных звонков, ладно?

— Конечно, — согласился Джек. Она хотела скрыться от дяди Моргана, она больше не хотела иметь ничего общего с деловым партнёром своего покойного мужа, она хотела завалиться в кровать с рюмкой мартини и укрыться с головой под одеялом…

— Мам, с тобой что-то не в порядке?

Слишком много смертей. Мир наполовину состоит из смертей. Над головами тревожно посвистывал ветер.

— Ничего, милый, ничего, — сказала мать. Давай поедем в одно райское местечко.

Джек подумал: «В конце концов, всегда есть дядя Томми, чтобы помочь, если все будет ужасно плохо». Он не знал, что дядя Томми уже мёртв. Эта новость пока таилась на другом конце телефонного провода.

Альгамбра нависала над водой. Грандиозное викторианское сооружение из гигантских блоков простиралось на несколько миль Нью-Хэмпширского побережья: казалось, что оно хочет поглотить весь берег. Сами сады были едва видны Джеку с его места — темно-зеленые кроны деревьев, вот и все. Медный петушок на фоне неба показывал северо-западный ветер. Памятная табличка в холле гласила, что именно здесь в 1838 году Северная методическая конференция поддержала первый в Новой Англии билль о правах. На ней были написаны пылкие, зажигательные слова Дэниэла Уэбстера: «С этого дня и навсегда — знайте, что эпоха рабства в Америке заканчивается, и скоро оно отомрёт во всех наших штатах и территориях».

Итак, день их прибытия на прошлой неделе положил конец суматохе последних месяцев в Нью-Йорке. В Аркадия-Бич не было адвокатов, нанятых Морганом Слоутом, гудков автомобилей и деловых бумаг, которые необходимо подписать и подшить, не было миссис Сойер. В Аркадия-Бич телефоны не звонили с полудня до трех часов утра (кажется, дядя Морган забыл, что время в Западном Центральном парке вовсе не калифорнийское). Честно говоря, телефоны в Аркадия-Бич не звонили совсем.

В то время, как его мать, сосредоточившись, вела машину в маленький курортный городок, Джек заметил на улицах только одного человека — сумасшедшего старика, разбрасывающего на тротуар чистые кредитные карточки. Над ними молчало пустое, серое, неуютное небо. Для полного контраста с Нью-Йорком, единственным звуком здесь был свист ветра, продувающего пустые улицы, которые казались гораздо более широкими из-за отсутствия на них транспорта. Вывески на окнах пустых магазинов гласили: «Открыты только в уик-энд», или даже хуже — «Увидимся в июне!». Перед Альгамброй пустовала сотня мест для парковки, за столиками в кафе и барах также никого не было.

И старик-сумасшедший разбрасывал кредитные карточки по улицам, забывшим о людях.

Лили объехала старика, который, как заметил Джек, смотрел им вслед с испуганным удивлением — он шептал что-то, но Джек не мог определить, что именно. Направляя машину ко входу в гостиницу, мать сказала: «Я провела счастливейшие три недели своей жизни в этом прелестном местечке».

Вот почему они упаковали все, без чего не могли обойтись, в сумки, пластиковые пакеты и чемоданы, заперли на ключ своё прежнее жилище, не обращая внимания на пронзительные звонки телефона, слышные, казалось, даже в холле на первом этаже; вот почему они со всеми пожитками втиснулись на сидения взятого в аренду автомобиля и провели в нем долгие часы по пути на север, и ещё более долгие часы, преодолевая шоссе 95, — потому лишь, что Лили Кэвэней однажды была счастлива здесь.

В 1968 году, за год до рождения Джека, Лили выдвинули на соискание международной премии за роль в кинофильме «Пламя».

В этом фильме талант Лили раскрылся более полно, чем в её обычных ролях «плохих девочек». Никто не ожидал, что Лили способна победить, и меньше всех сама Лили; но для неё гораздо более важной и приятной была пришедшая одновременно с выдвижением на премию известность — Лили ужасно гордилась собой и Фил Сойер увёз её на три недели в Альгамбру, чтобы достойно отпраздновать этот успех. Там, на другом конце континента, они смотрели вручение Оскаров по телевизору, попивая шампанское в постели. Если бы Джек был старше и проявлял интерес к подобным вопросам, то мог бы узнать, что Альгамбра была местом его зачатия.

Когда зачитали список актрис, выдвинутых на соискание премии, Лили, в соответствии с семейной легендой, прошептала Филу: «Если я выиграю, то станцую танец папуасов у тебя на животе».

Но победила Руфь Гордон, и Лили сказала: «Уверена, она заслуживает этого. Она — великая актриса». И тут же, прижавшись к груди мужа, прошептала: «Лучше предложи мне следующую роль, глупышка». Больше таких работ не было. Последняя роль Лили, сыгранная через два года после смерти Фила, была роль циничной экс-проститутки в фильме под названием «Маньяки на мотоциклах».