Стезя и место - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 30

– Эй, парень, ты цел? – Ефрем было наклонился к Мишке, потом отвлекся и двумя короткими ударами меча добил острожан. – Слышишь меня? Встать можешь?

– Могу… – Мишка подергал правой рукой. – Дядька Ефрем, помоги кистень вытащить – придавило.

– Придавило его… – Ефрем сдвинул покойника, дернул за ремень кистеня и вытащил из-под тела багор. – Э-э, вояка! На детскую уловку попался, кто же кистенем поперек палки бьет? Но не растерялся, молодец, будь ты ратником, двоих на тебя засчитали бы, я бы подтвердил… нет, одного, но все равно молодец. Давай-ка поднимайся, все уже – ни один не ушел.

Мишка утвердился на ногах, проводил глазами потерявшего к нему интерес Ефрема и зацепился взглядом за ратников, извлекающих из-под телеги тела женщины и отрока. Отроком оказался Зосима, он был без сознания, но сжимал в правой руке засапожник, а женщина мертва – весь правый бок ее был залит кровью, а одежда висела клочьями, видимо, Зосима, даже придавленный многопудовым телом, умудрился несколько раз всадить в бабу клинок. Один из ратников плеснул отроку в лицо из фляги, Зосима со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы и засучил ногами.

– Тихо, тихо, парень, все уже, все, глаза-то открой, открой глаза, говорю! Не может опомниться… как его не раздавило-то? Под такой-то бабищей, да еще колесом наехало. Плесни-ка еще… нет, надо отлежаться дать… ну-ка, взяли!

Мишка подобрал кинжал, щит, самострел, оправил на себе доспех и амуницию и принялся искать, чем подвязать подметку сапога, отвалившуюся уже почти до середины ступни, – почему-то казалось, что это сейчас самое важное.

Из лесной темноты вдруг выдвинулся человеческий силуэт, Мишка дернул с плеча самострел, но это оказался Варлам – сильно хромающий и держащий в руках седло. Подойдя к телеге, он бухнул свою ношу на задок и затоптался рядом, явно не зная, что делать дальше, на Зосиму, которого уводили под руки, он даже не взглянул, может быть, не узнал со спины, зато Мишку опознал сразу.

– Меня конь в лес унес… – как-то неуверенно произнес Варлам, видимо, здорово перепугался в ночном лесу, потом спохватился, что оправдывается перед подчиненным, и заорал: – Ты где был? Мы тут воюем…

– Заткнись, урод!

Мишка, сам от себя того не ожидая – только что был весь как ватный, – подскочил к Варламу и, рванув его за плечо, пихнул к трупам острожан.

– Вот где я был! А ты? Один Зосима за весь десяток воюет!

Варлам попытался вырваться, но от второго толчка не удержался на ногах и сел прямо на покойника.

– Хоть бы спросил, что с ребятами! – попрекнул Мишка уже более спокойно. – Конь его унес… говнюк!

– Эй, петухи! А ну уймитесь! – прикрикнул на ребят кто-то из ратников. – Нашли время!

Мишка оглянулся посмотреть, кто это, но тут его толкнул мордой Зверь.

– Пришел. – Мишка стащил с руки рукавицу и ласково огладил коня. – Хороший мой, не зацепило тебя? Погоди, у меня тут сухари в суме были…

Пока Зверь смачно хрустел сухарем и звенел удилами, гоняя на языке крошки, Мишка оправил сбрую и поднялся в седло. Порванный сапог зацепился подметкой и никак не лез в стремя. Варлам в это время сполз с трупа, но на ноги подниматься не стал, а сидел на земле, держась за ушибленную ногу и шмыгая носом. Вид у него был совершенно несчастный, но у Мишки он не вызывал ни жалости, ни сочувствия.

«Ну и кадра вы выдвинули в урядники, сэр… хотя, с другой стороны, а кого тогда было выдвигать? Ничего, как сказал в одном фильме актер Чирков: «Я тебя выдвинул, я тебя и задвину!»

– Урядники! Ко мне! – раздался крик Дмитрия. – Доложить о потерях!

Сидел Дмитрий на чужом коне, бармица с одной стороны у него была отодрана от шлема и висела неопрятным лоскутом, а из прорехи торчал порванный подшлемник, в руке старшина держал топор – видимо, трофей.

«Тоже багром зацепили… крови, кажется, нет, обошлось, слава богу».

– Вставай, угребище! – обратился Мишка к Варламу. – Что старшине докладывать будешь, урядник драный?

Варлам, являя собой всему миру образчик черной меланхолии, с горестным вздохом поднялся и, все так же сильно хромая, поплелся на доклад к старшине. Мишка тоже уже было собрался туда же, но услышал среди общего монотонного шума голос Лавра:

– Демьян! Демья-ан!.. Демушка, сынок! Цел?

Мишка глянул на Лавра, бывшего, так же как и весь десяток Игната, без доспеха, но при оружии и быстрым шагом идущего к найденному сыну, и почувствовал, что его начинает колотить истерический смех. И дело было не только в «отходняке» после только что минувшей смертельной опасности – на плече Лавр нес весла! Аж три штуки!

– Ха-ха-ха… он что… ха-ха-ха… в телеге грести собирается? Ха-ха-ха!

Мишку трясло в седле так, что даже Зверь повернул голову, кося на всадника глазом. Заходясь истерическим смехом, Мишка попытался утереть тыльной стороной ладони выступившие на глазах слезы – кольчужное покрытие латной рукавицы с мерзким звуком скребануло по полумаске шлема, и это немного отрезвило.

«А ну-ка успокойтесь, сэр! Хватит ржать!»

Мишка несколько раз ударил себя кулаком по колену, закусил губу и, забравшись непослушной рукой в переметную суму, выловил оттуда баклажку с водой. Плеснул себе в лицо и в качестве заключительной процедуры успокоения, длинно и заковыристо выматерился.

«Ну вот так как-то… эх, сейчас бы граммчиков сто пятьдесят махнуть… но об этом можно только мечтать, трам-тарарам… нет, это же свихнуться можно – собаки, весла, десяток Игната без доспехов… чуть ласты не склеил, едрена вошь. Не война, а какая-то комедия абсурда – Нинея, Алексей, разжалование, Варлам-придурок, Матюха с жертвенной кровью, Илья со своими байками…»

Взгляд Мишки упал на тело зарезанной Зосимой женщины.

«Да уж, комедия! Все, надо чем-то заняться, иначе крыша поедет».

Мишка тронул коня и подъехал к телеге с нахохлившимися детишками.

– Все целы, никто не зашибся?

В ответ – молчание, никто даже не повернул головы. Дети сидели так, чтобы не смотреть на убитую женщину, кто не мог повернуться спиной – склонили головы к подтянутым к груди коленям. Мишка высмотрел мальчонку с замотанной тряпками кистью руки и, склонившись с седла, тронул его за плечо.

– Рука не болит? Может, лекаря позвать?

Малыш, не поднимая глаз, молча отрицательно помотал головой.

– Ну ладно, сидите. Скоро поедем, недалеко осталось.

Возницей на второй телеге был отрок Власий. Тут все оказалось в порядке – труп острожанина был оттащен в сторону, детишки имели не такой пришибленный вид, как малышня в первой телеге, а Власий поил их водой, по очереди наливая ее из баклажки в единственную переходящую из рук в руки глиняную кружку. Несмотря на внешнее спокойствие, на руке у Власия висел, покачиваясь, кистень, а взведенный самострел был подвешен на оглобле, подальше от пассажиров телеги.

«Эх, забыл у детишек спросить, может, они тоже пить хотят? Ладно, вернусь – напою».

Остальные телеги стояли уже в тени деревьев, но сзади, там, где находился десяток Тихона, начали загораться один за другим факелы. Возле каждой телеги лежали по два-три убитых острожанина, Зверь недовольно фыркал и косился на покойников.

«Понятно: одни отвлекали внимание и калечили коней, другие должны были увести телеги с дороги. Только как они по лесу-то ехать собирались, или думали самых маленьких на руках унести? Значит, было – куда, но не на хутор же? И напавших что-то многовато – не могло же столько из острога сбежать? Или подмогу привели?»

Мишка останавливался у каждой повозки, перекидывался несколькими словами с возницей, велел дать детям напиться, сообщал, что ехать осталось уже недалеко, и двигался дальше. У четвертой телеги пришлось наорать на разгильдяя, забывшего перезарядить самострел, у шестой – приказать зарезать тяжело раненного коня. Убитых или серьезно раненных среди отроков, слава богу, не обнаружилось. Предпоследняя телега стояла поперек дороги, лошадь почти уперлась мордой в кусты. На обочине лежал убитый острожанин – болт торчал прямо из переносицы, – рядом с трупом стояла на коленях девчонка лет десяти и, закусив зубами пальцы обеих рук, тоненько выла на одной ноте, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом с ней, опустив самострел, с потерянным видом топтался возница – отрок Константин из десятка Демьяна. Узнав в подъехавшем всаднике Мишку, Константин ткнул самострелом в сторону убитого и пояснил оправдывающимся тоном: