Стезя и место - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 29

Кстати о лорде Корнее. Субъектов управления, оказывается, не два, а три! И Корней оказался не основным, но сам об этом не подозревает. Рулит же Нинея… нет, этой бабой невозможно не восхищаться, хотя так и тянет зарезать! Корней отдает приказ, Нинея вносит коррективы в поведение исполнителей, ну и леди Анна еще локально, но встревает. Да какой, самый расчудесный план при таких условиях будет нормально реализовываться? Тут и без стражников на хуторе все наперекосяк пойдет… Стоп! А что, собственно, наперекосяк пошло? Хутор взяли, острог взяли, гонцов к Журавлю отпустили. Гм, все так и должно было идти… А если кто-то наблюдал за сценой вашего, сэр, разжалования, так и еще лучше – пацаны насамовольничали, приехал взрослый и всех вздрючил. Журавлю плевок в харю – мальчишки хулиганят! Да, светлая боярыня Гредислава Всеславна, снимаю шляпу! Так тонко сработать – одного «притормозить», другого «пришпорить», и полная гарантия, что не передумаем, назад не повернем, Журавля раздразним. Значит, ей надо было непременно стравить ратнинскую сотню и Журавля? Почему именно сейчас – не раньше и не позже?

Нет, об этом потом, не горит. Лорд Корней… как все выглядело с его точки зрения? Паршиво, надо сказать, выглядело. Во-первых, тот объект, который считался безопасным, оказался опасным, а тот, который планировали захватывать взрослыми ратниками, для мальчишек оказался проще, чем хутор, – все с точностью до наоборот. Во-вторых, мистер Алекс, не известив начальство, кинул молокососов на взрослых мужиков, а потом нарушил прямой и недвусмысленный приказ. В-третьих, внучок – «чудо-ребенок, мудрец-книжник, не стесняющийся поучать старших, – словно мозги дома забыл, пошел на поводу у «закусившего удила» мистера Алекса, а потом, как монашка в борделе, глазками лупал: «Я не знал».

Уж кто-кто, а лорд Корней не мог не почуять, что процесс выходит из-под контроля, а главные фигуранты творят «типичное не то», и просто «выключил их из игры», так сказать, во избежание дальнейших сюрпризов. И правильно сделал! А переживания внучка в таком раскладе лорду Корнею до… дверцы в каморке папы Карло – война есть война, пусть и уездного масштаба. С Нинеей же…»

– Рысью… вперед!

Команда Дмитрия сбила с мысли, и Мишка, ругнувшись про себя, послал Зверя вперед, на преодоление очередного участка почти полной темноты. Телеги с детишками почти сразу же стали отставать – упряжные лошади уже подустали, а участок затененной деревьями дороги, как назло, оказался длинным, да еще и с небольшим поворотом, так что освещенное луной место не светилось прямо впереди, а лишь просвечивало между стволами деревьев. Выехав из тени, Мишка и Дмитрий придержали коней и обернулись назад, дожидаясь появления телег.

Зверь вдруг повел ушами и тревожно фыркнул. Мишка чутью своего коня доверял и подвел Зверя вплотную к коню Дмитрия, чтобы предупредить нового старшину: что-то не так. Это и спасло Мишкиного четвероногого друга – на правую обочину из лесной темноты выдвинулись, словно привидения, белые фигуры, взмахнули руками, и в отроков, вернее, в их коней полетели какие-то странные, короткие копья. Конь под Дмитрием болезненно взвизгнул и поднялся на дыбы, из его шеи торчало древко.

«Рыбаки, острогами бьют в коней – доспех им не пробить! Ребята сейчас все разом выстрелят и…»

Мишка поднялся на стременах и заорал:

– Береги выстрел!!!

Поздно! Рыбаки, метнув остроги, тут же прянули назад в темноту и отшатнулись за древесные стволы, отроки разом разрядили самострелы, но большинство болтов ушли в пустоту – из леса донесся всего один вскрик. На дороге началась сущая неразбериха – кого-то сбросили раненые кони, кто-то соскочил на землю сам, чтобы перезарядить самострел, несколько отроков, сумевших справиться с управлением ранеными или напуганными животными, повинуясь команде Артемия: «В кистени!!!», развернулись к правой обочине. Сзади, оттуда, где находился десяток Тихона, тоже доносились крики, конское ржание и почему-то собачий визг.

Мишка попытался ухватить за повод брыкающегося коня Дмитрия, но тот, снова взвившись на дыбы, попятился назад. Мишка развернулся в седле, и в поле его зрения попала первая телега, уже выехавшая из тени деревьев. Человек в грязной рубахе из беленого полотна – один из сбежавших острожан – ухватил лошадь под уздцы и заставил ее повернуть телегу к левой обочине – туда, куда никто из отроков сейчас не смотрел. Женщина, сидевшая в телеге, навалилась сзади на возницу, почти скрыв его своим дородным телом, и сложила отрока пополам, прижав ему голову к коленям. Лошадь дернула телегу, и оба – отрок и баба – вывалились на землю, прямо под переднее колесо. Острожанин с силой рванул лошадь под уздцы, и телега, чуть не опрокинувшись, переехала через тела женщины и мальчишки.

Щелкнул Мишкин самострел, и острожанин, громко ахнув, свалился под ноги лошади, та испуганно прянула в сторону, но заднее колесо телеги, упершись в тела отрока и бабы, не дало ей двинуться дальше. Мишка выпростал из-за пояса кистень, собираясь пустить Зверя вдоль колонны – около других телег тоже мелькали белые силуэты, но что-то зацепило его за плечо и рвануло вниз. Не став сопротивляться, Мишка, изобразив цирковой номер, свесился со спины Зверя вниз головой, и крюк багра, которым зацепил его острожанин, соскочил. Мужик попытался зацепить его снова, теперь уже за лицо, но, не ожидая, что отрок сумеет быстро подтянуться назад, промахнулся, шагнул вперед и подставился под удар кистеня.

Мишка взмахнул оружием, но противник оказался непрост – выставил поперек удара багор, и гирька, совершив пару оборотов, намотала ремень на древко. Острожанин рванул багор на себя и выдрал-таки отрока из седла, правда, и сам получил при этом удар краем щита по пальцам правой руки. Упал Мишка очень неудачно, вообще-то он и вовсе должен был «встать на голову», но петля намотавшегося на багор кистеня не соскользнула с кисти руки, а развернула его уже в воздухе, и он упал на левый бок, придавив телом щит. Положение хуже не придумаешь – левую руку не вытащить из локтевого ремня щита, а правая вздернута запутавшимся кистенем вверх.

Мишка попытался ударить острожанина ногой в колено, однако тот успел отдернуть ногу, потом, видимо забыв, что бос, сам пнул Мишку в бок и рявкнул от боли, ободрав ступню о кольчугу. Мишка попробовал скинуть с руки ременную петлю, не вышло – та зацепилась за латную рукавицу, а острожанин быстро запустил руку за спину, вытащил из-за пояса топор и замахнулся для удара.

«Все… а как же еще сорок лет…»

Самострельный болт с хрустом вошел под левую скулу острожанина и вышел из правой щеки, мужик замер с поднятой рукой, выпустил из пальцев топор и, выкашляв прямо на Мишку кровавые брызги вперемешку с обломками зубов, рухнул, придавив телом древко багра вместе с запутавшимся ремнем кистеня.

Несколько мгновений Мишка лежал неподвижно, не веря в спасение, потом заворочался, пытаясь освободить руки. Перекатился, высвободил левую руку, поднялся на четвереньки, попробовал вытащить багор из-под тела острожанина, не вышло, плюнул и вытянул левой рукой кинжал, чтобы обрезать ремень. Не успел – кто-то сильно толкнул его, и Мишка завалился на тело острожанина, а тот вдруг зашевелился и застонал. Толкнул, как тут же выяснилось, еще один острожанин, который, пятясь, от кого-то отбивался.

– М-мать!!! Да сколько ж вас?!!

Мишка поднялся на колени – дальше не пустил держащий за руку ремень – и дважды с остервенелым рычанием ударил пятящегося мужика кинжалом в спину. Раны получились неглубокие, но острожанин выгнулся назад, еще попятился и, запнувшись о тело предыдущего Мишкиного противника, упал. За ним обнаружился еще один мужик в рубахе, но почему-то с мечом в руке. Мишка уже окончательно перестал что-нибудь понимать и просто метнул в него кинжал. Меч, четко выверенным движением, перехватил Мишкино оружие в полете и сшиб его на землю. Тут же раздался голос:

– Совсем очумел? Чего на своих-то?

Голос принадлежал Ефрему – ратнику из десятка Игната. Понять, откуда здесь десяток Игната и почему Ефрем без доспеха, стало для Мишки уж и вовсе непосильной задачей, он расслабленно опустился на пятки, не обращая внимания на корчащиеся рядом с ним окровавленные тела.