Зима, дарующая счастье (ЛП) - Ховард Линда - Страница 1

Линда Ховард

Зима, дарующая счастье

Глава 1

Такого не должно было случиться.

Кэтлин Филдс прижала руку к животу, лицо исказила тревога, когда она снова посмотрела из окна на кружившийся и уносимый ветром снег. Видимость была настолько ограничена, что невозможно разглядеть даже неровный забор вокруг пастбища, находящийся не дальше пятидесяти метров. Температура резко упала до минус двенадцати, и, как сообщили по радио, эта безумная рождественская снежная буря, вероятно, продлится остальную часть дня и большую часть ночи.

Она не могла ждать так долго. Сегодня начались схватки, почти на месяц раньше срока. Ее ребенок нуждался в медицинской помощи.

Горечь нахлынула на нее, когда она опустила занавеску и вернулась в маленькую тусклую гостиную, освещаемую только огнем в камине. Электричество и телефон отключились пять часов назад. Через два часа после этого тупая боль в спине, которая была настолько постоянна в течение многих недель, что Кэтлин просто перестала замечать ее, начала усиливаться и перешла во что-то большее, потом скрутила увеличившийся живот. Только слегка обеспокоившись, она игнорировала боль как ложные схватки: в конце концов, до срока оставалось еще три недели и пять дней. Но когда полчаса назад отошли воды, больше не осталось никаких сомнений: начинаются роды.

Она в полном одиночестве и сидит на мели. Этот рождественский снег, столь желанный миллионам детей, может принести смерть ее собственному ребенку.

Слезы обжигали глаза. Кэтлин бесстрастно вынесла плохой брак и конец всех иллюзий, оказавшись лицом к лицу с суровой реальностью: одинокая и беременная, много работающая официантка, пытающаяся прокормить себя и обеспечить дом для этого ребенка, даже притом что вначале яростно возмущалась возникшей беременностью. Но когда он начал двигаться в ней — сначала нежные легкие порхания, потом настоящие пинки и тычки — то превратился в реальность, в человека, в друга. Это ее ребенок. Она хотела его,  мечтала баюкать его, и любить, и напевать колыбельные. Это единственный человек, который остался у нее в этом мире, но теперь она может потерять его, возможно, в наказанье за прежнее негодование. Как нелепо: вынашивать его все это время только для того, чтобы потерять на Рождество! Этот день, по идее, был днем надежды, веры и обещаний, но всякие надежды покинули ее, так же как и вера в людей, а будущее обещало только бесконечную череду суровых будней. Все, что у нее было, — она сама и крошечная жизнь в ней, которая теперь находилась в опасности.

Кэтлин могла бы родить ребенка прямо здесь и без посторонней помощи. В доме тепло, и в любом случае она сможет поддерживать огонь. Она-то выживет, а ребенок? Роды начались преждевременно. Малыш не сможет нормально самостоятельно дышать. И вдруг что-то пойдет неправильно?

Или можно попытаться добраться до клиники, до которой двадцать четыре километра. В погожие дни путь легкий… но погода совсем испортилась, и ветер завывал все громче. Дорога очень ненадежная, да и видимость ограничена. Она не сможет сделать это, и попытка, возможно, будет стоить ей и собственной жизни, и жизни ребенка.

Ну и что? Слова эхом отозвались в мыслях. Какое значение будет иметь ее жизнь, если ребенок умрет? Как она сможет жить в мире сама с собой, если решит защитить себя, рискуя жизнью ребенка? Возможно, все обойдется, но она не может рисковать. Ради ребенка она должна попытаться.

Неуклюже передвигаясь по комнате, Кэтлин оделась тепло, как могла, в несколько слоев одежды, пока не превратилась в ковыляющую тыкву. Женщина собрала воду, одеяла, еще одну ночную рубашку для себя и одежку для ребенка, и с последней надеждой на всякий случай еще раз проверила телефон — вдруг связь восстановили. Только тишина достигала ее уха, и она с сожалением опустила трубку.

Глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, Кэтлин открыла заднюю дверь, и тут же ее стегануло ледяным ветром и колючим снегом. Она наклонила голову и, борясь с ветром, осторожно спустилась на два шага по обледенелым ступенькам. Она и так-то не очень хорошо удерживала равновесие, а тут еще и ветер бил в нее, заставляя покачиваться. На полпути через двор женщина поскользнулась и упала, но поспешно поднялась, как только почувствовала толчок. «Прости, прости», — выдохнула она ребенку, лаская живот. Малыш низко обосновался в животе и больше  не пинался, но давление увеличивалось. Идти было трудно. Когда она добралась до старого грузовичка, схватка вновь скрутила ее, она согнулась и снова упала. Эта судорога была гораздо сильней, чем другие, и все, что она могла сделать, — беспомощно лежать в снегу, пока боль не ослабла, и кусать губы, чтобы удержаться от громких стонов.

Снег уже покрыл ресницы, когда Кэтлин наконец снова поднялась на ноги и собрала разбросанные вещи. Она задыхалась. «Господи, пожалуйста, не допусти, чтобы начались роды! — молилась она. —  Пожалуйста, дай мне время, чтобы добраться до клиники». Она перенесет любую боль, лишь бы ребенку было комфортно и безопасно в ней, пока она не сможет получить помощь.

Тихие всхлипы достигли ее ушей, пока она выворачивала ручку, чтобы открыть дверь грузовика, напрягая силы в борьбе с ветром, пытающимся захлопнуть открытую дверь. Она неуклюже поднялась в грузовик, кое-как разместив огромный живот за рулем. Ветер хлопнул дверью, закрыв без ее помощи, и мгновение она просто сидела, погребенная в ледяном белом мире, потому что снег залепил все окна. Всхлипы продолжались, и наконец она поняла, что издает их сама.

Кэтлин мгновенно выпрямилась. Она ничего не выиграет, если впадет в панику. Она должна прояснить мысли и сосредоточиться только на дороге, потому что от этого зависит жизнь ее ребенка. Малыш —  это все, что у нее осталось. Остальное исчезло: родители, брак, уверенность в себе, вера в Бога и доверие к людям. Есть только ребенок и она сама. Она все еще жива. Они были друг у друга и не нуждались в ком-либо еще. Она сделает все что угодно, чтобы защитить свое дитя.

Глубоко дыша, Кэтлин заставила себя успокоиться. Неторопливым движением вставила ключ в замок зажигания и повернула его. Стартер медленно повернулся, и новый страх вторгся в мысли. Может, аккумулятор слишком замерз, чтобы сохранить достаточную мощность и заставить заработать старый двигатель? Но тут мотор взревел, оживая, и грузовик завибрировал под ней. Она вздохнула с облегчением и включила дворники, очищая от снега ветровое стекло. Они ходили взад-вперед, разгоняя ледяной вес слежавшегося снега.

Господи, как же холодно! Дыхание затуманивало воздух, и женщина дрожала, несмотря на слои надетой одежды. Лицо окоченело. Она дотронулась до него и обнаружила, что все еще покрыта снегом. Медленно вытерла лицо и отряхнула снежинки с волос.

Увеличивающееся давление в низу живота не давало ей выжать сцепление, но она упрямо боролась, чтобы поставить рычаг переключения передач в нужное положение, и изо всех сил стиснула зубы, когда отпустила сцепление. Грузовик тронулся с места.

Видимость была еще хуже, чем она ожидала. Она смутно видела только забор, который стоял вдоль дороги. Как легко, должно быть, съехать с дороги или полностью затеряться в этом белом кошмаре! Двигаясь вперед, как черепаха, Кэтлин сосредоточилась на линии забора и пыталась не думать о том, что может случиться.

Она проехала только метров четыреста вниз по дороге, когда еще одна схватка скрутила живот железными тисками. Она ахнула, невольно дернувшись, и внезапный рывок руля послал старый грузовик в занос. «Нет!» —  застонала Кэтлин, подбадривая себя, пока грузовик боком сползал в неглубокую канаву рядом с дорогой. Оба правых колеса приземлились в канаве с такой силой, что у Кэтлин лязгнули зубы, и руки выпустили руль. Она снова закричала, потому что ее швырнуло направо, и тело ударилось о дверь на пассажирской стороне.